Одна надежда на детей
Не так давно я беседовал с одним известным и преуспевающим бизнесменом. Мне нужна была его фотография для газеты, а снимок не получался. Глаза не получались. Я просил: забудьте о ваших делах, забудьте о встречах, долгах, обязанностях, инспекциях и проверках. Подумайте о хорошем, о легком!
Не получалось. Все выходил какой-то бегун на короткие дистанции, который считает секунды до стартового выстрела.
Примерно то же выражение глаз я нередко вижу в собственном зеркале, когда бреюсь по утрам. Эти десять минут тройного прохода «жиллетом» по коже иногда мне отравляют весь день. Словно тот, кого я вижу в зеркале, заряжает меня тревогой.
Что же из нас ушло, что исчезло с фотографий, портретов, да и с наших собственных лиц?
Выражение лица как отражение эпохи. Не костюм, не техника вокруг, не антенны на крыше, не мебель, а именно лицо может позволить нам точно хронометрировать то, что изображено. Я представляю, как много лет спустя исследователь возьмет в руки фотоснимок наших дней и, неглядя на надпись на обороте, скажет: «Это фото конца XX века. Вы видите, какое выражение глаз. Такого нигде в истории больше нет…».
Я люблю рассматривать старинные фотографии. От моей семьи их сохранилось немного — такой век выпал на нашу долю. Но больше всего я люблю групповой портрет, сделанный в июле 1925 года. Коричневатый фотоснимок размером с почтовую карточку.
В центре — моя бабушка Анна Борисовна. Прямая спина. Высоко поднятый подбородок. Властный взгляд. Сколько достоинства на лице этой женщины, рано оставшейся без мужа, вырастившей и выучившей пятерых детей. Четверо из них около нее. Старшая, учительница, пытливо всматривается в нас сквозь стеклышки пенсне. Самая младшая сидит у ног матери, взгляд доверчивый — она готова улыбнуться. Старший сын — мой отец, агроном-экспериментатор. На снимкеон задумчив. Рядом с ним моя мать — узкое лицо, тонкая рука на ручке кресла. Сосредоточена. Младший брат отца, буйно рыжий, в веснушках. Он инженер-механик, вечно что- то изобретал. Похоже, что только бабушка своею властью остановила его веселое движение. Него жена, моя тетка. Крупная, стоит прямо, как гренадер, улыбается.
1925 год. Они еще ничего не знают о своей судьбе. Бабушка о том, что ей предстоит пережить своих сыновей. Один погибнет в застенках Лубянки и будет похоронен там, где сейчас расположены дачи комсостава ФСБ. Второй умрет на операционном столе. Eе невесток, живших в разных городах, судьба в конце концов сведете Челябинске, где они проживут до последних дней и упокоятся на Успенском кладбище. Старшая дочь всю жизнь проживет в Ленинграде одна, радуясь коротким наездам племянников из Москвы, Новосибирска, Горького и с Урала. Младшая станет генеральшей, дождется мужа с фронта, а потом проживет дольше всех с этой фотографии — в городе Горьком, а ныне — Нижнем Новгороде. Кстати, я так и не сказал, что снимок этот сделан именно в Нижнем, в той его части, которая называется Канавино.
У каждого из вас есть дома старые фотографии. Посмотрите на них. А потом на себя в зеркало. И опять на них. Постараемся быть хоть чуточку похожими на своих предшественников. Попробуем почерпнуть от них мужества, стойкости. И самое главное — достоинства.
Eсть и другой выход — посмотреть в глаза маленьких детей. Сколько мудрости там вы увидите. Сколько веры. Может быть, они захотят с нами поделиться?