Приближение к настоящему
«Человек должен смеяться и должен мечтать. Иначе как же он может жить?»
Я нашла эту фразу в рассуждениях Сергея Образцова о театре кукол. И вспомнила позже, на концерте Елены Камбуровой в тюменской филармонии.
***
О, были б помыслы чисты
Театр кукол, по убеждению Образцова, владеет двумя противоположными полюсами: полюсом сатиры и полюсом романтической героики. (Неважно, насколько оригинальна эта формула. Если знаменитый кукольник повторил чью-то мысль, то не всуе: он проверил ее собственным опытом).
Искусство Камбуровой тоже существует на двух полюсах. Нет промежуточных состояний. Есть идеал, к которому стремится меч-та, и анти-идеал, от которого отталкивается сатира.
Соответствующие средства выразительности. Возвышенный тон, речь с придыханием, голос на грани возможного и за гранью, «кукольные», полудетские интонации. Обобщение в маске персонажа, свойственное клоунаде. Эмоциональная сосредоточенность в жесте, лаконизм пантомимы. Чрезмерная красота балета и оперы.
Камбуровой чужда ирония, несмотря на присутствие в ее репертуаре ироничных поэтов. Под напором романтизма выветрились посторонние примеси. Гротеск прочертил жирные линии по авторским пунктирам.
Определенно, не все слушатели восприняли специфику такого исполнения. Им, не всем, показалось, что певица фальшивит, и не только в музыкальном смысле. Их, не всех, смутила грубость артистических масок.
Но Елена Камбурова не отделима от сценического образа, она живет по тем же законам, которые проповедует. Или-или.
Или?
Нет, я не сомневаюсь в ее цельности. Поверила Камбуровой мгновенно, с первого слова. Бывало иначе, на других концертах. Не в этот раз.
Понимаю, очень трудно различить искренность и притворство, когда артист декларирует высшие ценности. Еще труднее поверить, что артист существует на пределе душевных сил, а не играет, искусственно дотягивая себя до предела. Зыбкая граница отделяет романтический трагизм от слезливо-слащавой сентиментальности, подлинность от пошлости.
Я чувствовала, что Камбурова по-настоящему одухотворенный человек. А кто-то не чувствовал. Не сумел воспарить. Не узнал поэзию. Испытывал неловкость, и только.
Это нормально. Хуже, когда сценическое действие опустошает зрителя, ничего не дает взамен выдавленных эмоций. Когда после представления в голове шумит и в груди тошнота, хотя внешне все выглядело миленько.
Елена Камбурова может разочаровать, вызвать реакцию отторжения, но она не имитирует творчество.
***
Любопытство – двигатель журналистики
«Я знаю, каждая профессия лепила из себя религию». Проходная фраза в кухонном споре журналиста Владимира Лузгина с тестем-нефтяником.
Эта фраза приобретет особый смысл, если проследить судьбу Лузгина по всем романам Виктора Строгальщикова. Московское издательство «Эпоха» выпустило недавно новый роман, «Стыд», первая часть которого, «Край», уже знакома читателям. До «Стыда» были три «Слоя».
Уж конечно, автор брал названия не с потолка, он слишком опытный спец по заголовкам, чтобы собственную книгу озаглавить случайным буквосочетанием. Но то, что каждое название состоит из четырех букв, забавляет публику. Коллеги предлагают Строгальщикову новые варианты: «Смех», «Грех», «Мрак», «Ужас», «Бред».
Я выделяю в каждом авторском названии, помимо прочих смыслов, этап развития журналиста Лузгина. Он закономерно дошел до края и испытал стыд. Иначе невозможно, поскольку он досконально изучил ремесло, блуждал (или блудил) в закоулках власти и бизнеса, забредал в моральные тупики и не однажды задавал себе вопрос, зачем он это делает, чего хочет, к чему стремится.
Вопроса не возникло бы, если б профессия была для него религией. Многих приключений, волнующих читателя, не произошло, если б героя держала вера.
Лузгин лишь наблюдатель, даже когда непосредственно участвует в событиях. Он не может сказать, как тесть: я кормил страну. Не понимает фанатика Гарибова, убежденного в превосходстве правоверных над прочими. Не способен быть солдатом, давшим присягу.
Случалось, его стимулировали деньги, однажды вдохновила любовь. Сострадание, дружеское участие, родственные привязанности тоже влияют на выбор курса. Но не определяют его.
Пожалуй, именно в «Стыде» Владимир Лузгин самостоятельно обозначил генеральную линию своей жизни: любопытство. Оно от природы, но развито чрезвычайно. Вплоть до аномалии.
Любопытство ведет журналиста в зону военных действий на юге Тюменской области (фантастическое допущение), побуждает к поступкам, в том числе героическим. Выталкивает в эпицентр происшествий. Любопытство не позволяет ему отвернуться от фактов, которые большинство обычных граждан предпочли бы не заметить; не дает увильнуть от нежелательных встреч, избежать общения.
Человеческие качества Лузгина лишь корректируют его профессиональную сущность. И не нужно оценки: хороший или плохой Лузгин, прав он или не прав. Он работает не ради прошлого и будущего. Он весь в настоящем.
Удивительная жизнь крестьянина из Кулаково
Он родился в тюменском селе простым крестьянином, а умер в Берлине купцом первой гильдии. Судьба его необычна, жизненный путь – уникален.
На минувшей неделе в музее «Усадьба Колокольниковых» открылась выставка «Купец, меценат, сибиряк», посвященная 170-летию со дня рождения Николая Мартемьяновича Чукмалдина.
Место экспозиции выбрано не случайно. Второй этаж усадьбы как нельзя лучше передает атмосферу того времени, когда жил Николай Чукмалдин. Все стенды выставлены по периметру комнаты в хронологическом порядке, и поэтому каждый желающий без труда сможет проследить все вехи жизненного пути сибирского мецената.
Первый стенд рассказывает посетителям о месте рождения Чукмалдина – деревне Кулаково, где жила и работала его мать Миланья Егоровна, которая на протяжении всего своего жизненного пути была опорой сына.
Рядом, на фотографии, изображен гостиный двор (в одной из его лавок торговал юный Коля). Рядом – аршин (возможно, именно таким отмеривал он куски сатина для покупательниц). Здесь же и орудие труда кожевенника, ведь начинал Чукмалдин как подмастерье на кожевенном заводе своего дяди.
По свидетельствам современников, Николай Чукмалдин отличался честностью. И уже в годы становления его как делового человека ему давали деньги под залог, веря на слово. Присуще ему было и огромное трудолюбие.
Наладив собственное дело, Чукмалдин переезжает в Москву и начинает путешествовать не только по стране, но и по всему миру. Оригиналы путевых очерков о его поездках в Палестину, Германию, Египет, Скандинавию и Китай – главная гордость организаторов выставки. Впрочем, как и книги, которые Чукмалдин привозил из своих путешествий. В его личной библиотеке находились такие экземпляры, которым могла позавидовать даже императорская библиотека Санкт-Петербурга. Уникальное собрание книг хранится сейчас в фондах областного краеведческого музея и до настоящего времени изучено не до конца.
Очередной стенд рассказывает нам еще об одной страничке из жизни Чукмалдина – Александровском реальном училище, в музей которого он передавал очень многие предметы, привозимые им отовсюду.
Вот швейная машинка, одним своим видом заслуживающая внимания.
А вот кабацкие водочные мерки, внешне очень похожие на расширяющиеся к основанию колбы. Здесь же деревянный черпак начала XVIII века, самовары того же времени, коллекция медалей и даже маска самурая (есть еще и костюм, который пока находится на реставрации).
Своими внушительными размерами сразу обращают на себя внимание деревянные братины (сосуды XVI века для пития). Удивительно, как они сохранились за столько веков!
Следующая часть экспозиции посвящена благотворительной деятельности Чукмалдина. В частности, в своем родном селе Кулаково он построил школу и возвел храм. В советское время храм был разрушен, и единственное упоминание о нем осталось лишь в заметках мецената. Рисунок из книги, представленный на выставке, и стал основой при восстановлении святыни. Сегодня храм – жемчужина села Кулаково. Школьное здание и парк перед ним, изображенные на рядом стоящей фотографии, также не сохранились до сегодняшнего дня. Впро-чем, воссоздание их первоначального облика – вопрос времени.
В нашем городе Николай Мартемьянович был больше известен деяниями, носившими просветительский характер. В частности, в Александровском реальном училище на его средства устанавливались особые премии по истории, экономике и географии. Были, кроме того, именные стипендии.
Умер Чукмалдин в 1901 году в Германии. По завещанию, он велел похоронить себя в родном селе. И действительно, гроб с телом покойного был отправлен на его малую родину и там, в приделе церкви, он был похоронен он. Однако в 20-е годы место захоронения было осквернено, а гроб разбит. Где сейчас находится прах Чукмалдина, неизвестно. Существуют лишь легенды.
Впрочем, род Чукмалдиных не остановился. Благодаря поиску, который проводили краеведы и исследователи музея, удалось установить, что одна из ветвей рода Чукмалдиных была сохранена. Фотоснимки родственников и потомков мецената занимают на выставке особое место.
Праправнучка Николая Мартемьяновича – Лидия Александровна Чукмалдина – лично присутствовала на открытии выставки, записывая сей важный момент на видеокамеру. В этот день она продемонстрировала всем пришедшим уникальную вещь – полотенце с невероятно красивой вышивкой. Реликвия передавалась из поколения в поколение, и увидеть ее можно будет здесь, как и другие памятные вещи, связанные с этим уникальным человеком – Николаем Чукмалдиным.
***
фото: вверху – фрагмент экспозиции: здесь все подлинное; уникальные фотографии и книги – память о Чукмалдине; счеты для купца – что устав для солдата.