Остаться учителем
Окончание. Начало в NN 57-58. Чтобы закрепить успех, Ставка передала 6 августа 1941 года из Резервного фронта в состав Северо-Западного фронта 34-ю армию генерал-майора Кузьмы Качанова.
При этом Ставка потребовала от командующего фронтом Собенникова не распылять армию, а держать ее как ударный кулак для проведения наступательной операции с целью разгрома немцев в районе Сольцы – Старая Русса – Дно.
Но противник опередил, и 10 августа нанес удар. 15 августа немцы заняли Новгород и устремились к Ленинграду через Чудово.
Немецкое командование считало советские войска, находившиеся к югу от озера Ильмень, разгромленными.
Соответственно для преследования этих деморализованных «остатков» выделялся минимум войск. Поэтому советское командование решило воспользоваться этим обстоятельством: «нанести поражение противнику силами 11-й, 34-й, 27-й и 48-й армий».
12 августа свежая 34-я армия перешла в наступление и, прорвав слабые пехотные заслоны немцев, за два дня продвинулась на 60 километров и достигла железной дороги Дно – Старая Русса.
Германское командование спешно повернуло туда две моторизованные дивизии из-под Новгорода и 39-й моторизованный корпус из района Смоленска.
Целые соединения 34-й армии ударились в бега. Штаб армии потерял управление и отошел за Ловать. Отход прикрывал учитель-артиллерист Шарипов. В его артиллерийском истребительном отряде, державшем переправу через Ловать в районе Демьянска, оставалось 7 орудий и 57 бойцов. Переправиться на восточный берег они не смогли, паникеры взорвали за собой мост. Так Шарипов и его боевые товарищи оказались в окружении.
«После 9 сентября 1941 года, когда немцы заняли Демьянск, мы, израсходовав все снаряды, утопили пушки в болоте и с одними винтовками по болотам стали пробираться к своим. 20 сентября мы напоролись на немецкую засаду, и после короткого боя меня, раненного в голову, немцы захватили в плен».
Немцами было заявлено о захвате 18 тысяч пленных, уничтожении 20 танков, 300 орудий и минометов, 700 автомашин. Здесь же им впервые достались пусковые установки РС («катюши»). После взятия Демьянска немцы сообщили о захвате еще 35 тысяч пленных, 117 танков и 254 орудий.
Три армии Северо-Западного фронта действительно понесли большие потери. На 12 августа 11-я, 27-я и 34-я армии насчитывали 327 099 человек, а на 1 сентября их численность упала до 198 549 человек. 34-я армия с 54 912 человек сократилась до 22 043 человек. Из 83 танков было потеряно 74, из 748 орудий – 628 (84%)!
***
«Как один человек…»
Уполномоченные из Москвы установили, что командующий 34-й армией генерал-майор Качанов самовольно отдал приказ об отходе частей с занимаемых рубежей. Потеряв управление войсками, он даже не знал, что большая часть соединений, «в том числе 163-я мотострелковая, 257-я и 259-я стрелковые дивизии, 270-й корпусной артиллерийский полк и другие попали в окружение. Не зная этого, естественно, не принимал мер к выводу из вражеского мешка».
Наведение порядка на Северо-Западном фронте начали с расстрела 11 сентября перед строем штабных работников начальника артиллерии 34-й армии генерал-майора Василия Гончарова, награжденного еще за Гражданскую войну двумя орденами Красного Знамени.
«За проявленную трусость и личный уход с поля боя в тыл, за нарушение воинской дисциплины, выразившейся в прямом невыполнении приказа фронта о выходе на помощь наступающим с запада частям, за неприятие мер для спасения материальной части артиллерии, за потерю воинского облика и двухдневное пьянство в период боев…»
Сохранились свидетельские показания о расстреле генерала Гончарова: «… По приказу начальника Главного политуправления РККА армейского комиссара 1-го ранга Мехлиса работники штаба 34-й армии были выстроены в одну шеренгу. Уполномоченный Ставки быстрым, нервным шагом прошел вдоль строя. Остановившись перед начальником артиллерии, вскрикнул: «Где пушки?» Гончаров неопределенно махнул рукой в направлении, где были окружены наши части.
«Где, я вас спрашиваю? – вновь выкрикнул Мехлис и, сделав небольшую паузу, начал стандартную фразу. – В соответствии с приказом наркома обороны N 270…» Для исполнения приговора он вызвал правофлангового – рослого майора. Тот, не в силах преодолеть душевного волнения, отказался. Пришлось вызвать отделение солдат…»
Командарма-34 генерала Качанова расстреляли 29 сентября.
Не забыли и командующего Северо-Западным фронтом Собенникова. 23 августа его освободили от этой должности и назначили командовать армией, а в октябре 1941-го против него возбудили уголовное дело и приговорили к пяти годам лагерей. Президиум Верховного Совета его помиловал и послал на фронт, лишив наград и генеральского звания.
Через 50 лет Качанова и Гончарова реабилитировали. Сейчас считается, что контрудар 34-й армии, несмотря на ее разгром, все же задержал Новгородскую группировку противника как минимум на неделю. Возможно, это спасло Ленинград, ведь от Новгорода до него оставалось 150 километров (тем не менее, ленинградцам была уготована страшная 900-дневная блокада).
Не будем спорить о несоразмерности, пусть не вины генералов, но невыполнения ими своих должностных обязанностей и страданий сотен тысяч блокадников и десятков тысяч пленных красноармейцев.
Задумаемся о другом. Почему учитель Шарипов, ставший по необходимости артиллеристом, с боями, через огонь и кровь, тащил свою пушку от Шауляя до Демьянска, а в безвыходной ситуации утопил ее в болоте, чтобы она не досталась врагу? А профессиональный артиллерийский генерал Гончаров, у которого не одна, а 748 пушек, не использовал их по предназначению, не сохранил и даже не уничтожил?
Почему из 80 попавших в плен к немцам советских генералов 12 перешли на сторону противника, а старший сержант Шарипов отказался от сотрудничества с оккупантами.
«Меня, – вспоминал он, – заключили в лагерь для военнопленных в Демьянске, а через неделю перевели в другой лагерь – в деревне Старый Брод Демьянского района. Как только рана затянулась, меня вместе с другими пленными красноармейцами стали гонять на расчистку шоссейных дорог. В октябре 1942 года я от истощения заболел, и меня поместили в лазарет для умирающих в Старой Руссе. Но я выжил и через месяц оказался в Пскове: до марта 1943 года находился в лагерной больнице, а затем в лагере N 375 работал на разгрузке угля.
В лагерях Пскова всех военнопленных часто строили в несколько рядов, и немцы вместе с бывшими командирами Красной армии, изменившими присяге, ходили вдоль этих рядов и предлагали поступить в Русскую освободительную армию или в другие части по национальному признаку. Некоторые военнопленные соглашались, но их фамилии я не помню.
Когда меня спросили, согласен ли служить в РОА, то я ответил, что как русский не могу воевать против своих. На это немецкий офицер сказал: «Ты не русский, а тюрк!» Я ответил, что не тюрк, а сибирский татарин, и что Сибирь находится в России за Уралом. Немец замахнулся, чтобы меня ударить, но только махнул рукой, мол, у нас таких, как ты, много, и пошел дальше…»
***
Татары в вермахте
Отделение уроженцев Поволжья и Урало-Сибирского региона, говорящих по-татарски, от остальной массы советских военнопленных началось в лагерях уже в начале 1942 года. Официальный приказ о создании татарского легиона был издан 15 августа 1942 года. Использовать этот легион планировалось в Белоруссии против партизан.
Осенью того же года формирование «Волго-татарского легиона» было в основном завершено: он состоял из восьми батальонов по 1000-1500 человек в каждом (не врал немец, говоря, что у них таких много).
Все зачисленные в легион военнопленные татары принимали присягу в присутствии муллы: «Я принимаю эту присягу перед богом вести борьбу против жидов и большевиков и клянусь выполнять приказы главного командования германской армии во главе с Адольфом Гитлером. Если я нарушу эту священную присягу, то пусть меня покарает суровое наказание – смерть».
Легионеры обмундировывались в немецкую форму, на левом рукаве носили нашивку, обрамленную белой каймой со стрелками и надписью «Идель-Урал». На вооружении в батальонах легиона имелись русские трехлинейные винтовки, 82-мм минометы, 45-мм орудия и станковые пулеметы «Максим».
Командиром легиона был уроженец Москвы пожилой майор фон Зиккендорф, владевший русским, татарским, английским, французским и китайским языками.
По свидетельствам тюменцев, служивших в этом легионе, вербовка плененных гитлеровцами в начальный период войны татар происходила следующим образом. «… В июне 1942 к нам в лагерь для военнопленных в местечке Сельцы (в 70 км от Варшавы) прибыли двое: один гражданский, а другой – военный. Через переводчика немецкий офицер сказал, чтобы все нацменьшинства выходили и строились по порядку. Поскольку нас в лагере морили голодом и издевались, то мы выполнили этот приказ. В гражданском человеке мы узнали татарина. Он назвался Шафи Алмасом, руководителем «Волго-татарского комитета» и сообщил, что Москва уже взята немцами и Советская власть больше не существует. Потом он предложил нам с помощью немцев построить свое национальное государство на территории Татарской, Башкирской и Чувашской республик, но за это мы должны служить у немцев. Нас в строю было много, и когда он предложил: «Кто не желает идти за мной, пусть выйдет из строя», – никто этого не сделал, так как знал, что в таком случае хорошего не жди. Нас накормили, после чего перевезли в другой лагерь и разделили по ротам. Мы стали изучать немецкий язык, проходили строевую подготовку. Нам читали лекции по еврейскому вопросу, воспитывая в нас ненависть к еврейской нации.
Предполагалось, что после занятия территории от Волги до Урала мы должны участвовать в ликвидации проживающих там евреев…»
Большинство татар, не по своей воле попавшие в плен, стали легионерами из желания выжить. Немногие поверили в идею построения самостоятельного татарского буржуазного государства и приняли активное участие в деятельности «Волго-татарского комитета».
Учитель из юрт Ренченских (Вагайская волость Тобольского уезда) Шигап Нигматуллин, призванный в армию так же, как и Шарипов, в 1939 году, попавший в плен 4 ноября 1941 года возле деревни Каменка на реке Волхов, стал преподавать историю татарского народа в школе пропагандистов «Волго-татарского комитета», в октябре 1944 года в чине оберлейтенанта был назначен редактором газеты «Идель-Урал».
Отказавшегося от сотрудничества с гитлеровцами учителя Шарипова отправили в штрафной сектор псковского лагеря, и только 15 февраля 1944 года, уже больного, перевели в Таллинн, в больницу лагеря N 374. После выздоровления он работал в песчаном карьере. «… В августе 1944-го меня угнали в Ригу, затолкали там в трюм парохода и отправили в Данцинг, где в лагере N 372 в местечке «Фоксель круг» я долбил камень, пока 2 апреля 1945 года нас не освободили американцы».
Окончание войны для татар из «Волго-татарского легиона» стало таким же трагическим, как и для тысяч изменников других национальностей. Лишь некоторые из них, такие как Нигматуллин, укрылись на Ближнем Востоке и в Турции (в 50е годы он руководил татарско-башкирской редакцией радио «Свободная Европа в Мюнхене»).
Но и судьбу татар, выживших в плену и сохранивших человеческое достоинство, простой не назовешь. Как все военнопленные, они в соответствии с приказом Сталина от 16 августа 1941 года N 270, считались предателями и изменниками. После фильтрации их сводили в рабочие батальоны и отправляли в угольную промышленность. Шарипову еще «повезло»: «… Наш 4-й рабочий батальон в сентябре 1945 года направили на шахту N 25 в Московскую область, а через год меня отпустили в распоряжение Тюменского облоно».
***
Под наблюдением
Попавшему в немецкий плен и освобожденному из плена «войсками бывших союзников» татарскому учителю не нашлось места в школе.
Шарипов уехал в поселок Шуга Надымского района. Казалось, на край света, где не найдут. Нашли: 21 апреля 1947 года оперуполномоченный Надымского райотдела МГБ младший лейтенант Гридякин допросил счетовода Шугинского рыбкопа Шарипова.
Тот повторил свою учительскую и военнопленную одиссею, к которой добавил, что «родной брат Измаил и двоюродные братья Кутук и Абусалит убиты в Отечественную войну».
Осведомители сообщали, что «находящийся под наблюдением бывший военнопленный Шарипов все еще мечтает работать учителем, но говорит, что не сможет этого сделать в Тюменской области, поэтому хочет незаметно уехать в Татарию».
Из Надыма в Казань отправили запрос: «… Из-под наблюдения скрылся…, просим разыскать…»
После обнаружения Шарипова в Татарской АССР его фильтрационные материалы сдали на секретное хранение в Тюмень.
Можно только гадать, завели ли на учителя Шарипова новое дело или оставили его в покое.
И встретил ли однажды 1 сентября не в казарме, не в лагерном лазарете, не в бараке рабочего батальона, а в школе…