Десять башенных кранов в моем окне
Давным-давно, когда я переехал на угол Первомайской и Ялуторовской с утопавшей в грязи улицы 50 лет Октября, я каждое утро с одиннадцатого этажа любовался почти пасторальной картиной. Сплошь зеленое Городище расцветает белыми шапками яблонь. Однажды я решился окунуться в белое великолепие и пошел плутать по тихим улочкам патриархальной Тюмени. На одной из них обнаружился двухэтажный бревенчатый дом. А на стене дома – самодельная мраморная доска с напоминанием о том, что в 1941 году отсюда ушли на фронт пять мальчиков, едва достигших призывного возраста. Ушли и не вернулись. Фамилия одного из них мне помнится и сейчас, через 25 лет, – Женя Гловацкий. А доску установил его старший брат, который работал тогда на аккумуляторном заводе… Остальное забылось. Хотя лежит где-то в моем архиве текст радиоочерка «Мальчики», прозвучавшего 9 мая 1981 года…
С годами то Городище заслонили другие картины. Многоэтажки наступали на центр Тюмени, затушевывая старые впечатления. Вот и на днях я проснулся в пятом часу утра и подошел к окну. Внизу блестел мокрый асфальт – чего-чего, а дождя в этом году было предостаточно. В амбразуре, образованной двумя поставленными вертикально параллелепипедами, просматривались фрагменты влажно-зеленого Городища, только вместо белых вспышек яблонь устремлялись к небу башенные краны, как готовые к старту ракеты. Краны толпятся в квадрате моего окна – один, два, пять, восемь, десять. Десять!
Что может быть привлекательного в неподвижной и давно знакомой картинке? А все-таки не надоедает смотреть, как будто перебираешь фотографии в старом семейном альбоме.
Вон в той четырнадцатиэтажке живет профессор Бакштановский, теоретик свободной прессы. Давно не было в Тюмени его шумных семинаров, куда стекалась журналистская молодежь, да и ветераны нашего ремесла не прочь были потягаться с юнцами. Сейчас профессор сеет разумное, доброе, вечное то в Воронеже, то в Подмосковье. Видимо, «для нас это не проблема», как сказал совсем по другому поводу один из героев бр. Стругацких в книжке «Хищные вещи века».
Прямо – с трудом, кажется, удерживает равновесие строение ростом в 16 этажей, украшенное ребрами темного стекла. На крыше его приземистого пристроя – стеклянная же пирамида, я видел такую во дворе Лувра. Вообще, с тех пор, как имущие тюменцы объездили мир, они притащили наскоро обновленные вкусы домой. Благо, что при калейдоскопе лиц в областной и городской архитектуре, никто этому и не противостоит.
От прежнего облика улицы Первомайской осталось всего-то три или четыре дома.
Слева каменная дуга особняка, в котором проживает ТРИЦ. Рядом дом с голубой крышей, который с такими муками и хлопотами реставрировал Андрей Ботов. Ближе ко мне никем не идентифицированное строение, единственное в Тюмени – дом с проездом посередине. Так сказать, осколок старой Европы. Я даже вижу, как в этот проем въезжает лакированная карета… К каким-то праздникам дом раскрасили, но мраморную доску, что это памятник и что охраняется государством, надежно спрятали жильцы. Они ждут — не дождутся, когда им крышей станет менее историческое сооружение.
Время – кино. Очень старое кино, где киномеханик сам крутил ручку, отчего темп изображения заметно менялся. Так же неровно, то медленно, то бешено, крутится и сама жизнь.
Сегодня утром 10 башенных кранов за моим окном. Недавно их было девять. Десятый появился за бетонным забором. Наша газета писала, что за забор жители соседних домов приладились было швырять мусор. Теперь вот растет дом.
Самое время закончить колонку стихами Ахматовой – кто знает, из какого сора растут… Стихи, дома и города.
***
фото: город за моим окном