Река нашей жизни
Продолжение. Нач. в N 75. 2. «Биологический» подход
Итак, в августе 1937 года «в период горячей борьбы с врагами» (из письма секретарю ЦК Андрею Жданову. – Р.Г.) Сергей Петров, аспирант высшего коммунистического института просвещения, командированный Центральным комитетом ВКП(б) в Москаленский зерносовхоз Омской области – редактором многотиражной газеты «За высокий урожай» – уже первый секретарь Марьяновского райкома партии.
16 месяцев он занимал этот пост. Атмосфера в среде партийцев была соответствующая эпохе. Доносы. Склоки. Подсиживания. Групповщина. Какое-то время, можно предположить, Сергея Федоровича охраняло то, что командирован он был в Сибирь «из самой Москвы», Центральным комитетом.
Нам, судящим о периоде «большого террора» по сохранившимся документам и воспоминаниям, трудно представить себе атмосферу удушающего страха и всеобщей подозрительности. Практически каждый, оказавшийся под катком репрессий, был абсолютно уверен (и справедливо, это доказывают документы последовавшей через много лет реабилитации) в своей полной невиновности. Но так же точно он был уверен и в том, что враги существуют, что враги вокруг, но эти враги – другие. А «другие», в свою очередь, были так же уверены в собственной невиновности и вине кого-то третьего. Поэтому высказанные по каким-то мотивам подозрения во враждебной деятельности не вызывали сомнений ни у кого, вал репрессий ширился и рос, как в наши дни финансовая пирамида.
О том, что происходило в самом Марьяновском районе, мы можем представить по черновикам писем, которые сохранились в семье Сергея Петрова. Когда его сняли с должности первого секретаря, он, не понимающий происшедшего, растерянный и возмущенный, писал и местному омскому начальству, и в Москву – секретарям ЦК Жданову и Андрееву.
Что могло случиться, мы можем вообразить по имеющимся в нашем распоряжении документам о событиях в другом районе Омской области – Ишимском. Там начальник местного РО НКВД, младший лейтенант госбезопасности Николай Бараусов пересажал весь аппарат райкома партии.
Вот как это происходило (из докладной начальника Омского УНКВД Захарова секретарю обкома партии Невежину, июнь 1939 года).
«По имеющимся в райкоме партийным документам за 1937 г. и начало 1938 г. представляется полная картина существовавшей в то время в районе обстановки, где члены бюро райкома и партактив, выступая яро против Лукина (член бюро Ишимского райкома ВКП(б) в 1937 г. – Р. Г.) как врага народа, «разоблачая» его во всех «вольных» и «невольных» действиях и ошибках, возводимых в разряд фактов контрреволюционной и вредительской деятельности, по существу занимались «избиением» не только Лукина, но и остальных членов партии. А в действительности это получилось так: сегодня выступает Черепанова (второй секретарь райкома. – Р. Г.) против Лукина и других, а назавтра ее как соучастницу Лукина саму исключают из партии, а Бараусов выписывает ордер и проводит ее арест. За Черепановой следует вызов в райком, и доставляют в кабинет Бараусова для ареста Павлюка (член бюро райкома, уполномоченный комитета заготовок Совета народных комиссаров по Ишимскому району. – Р.Г.), который накануне выступал против Черепановой, уличая ее в связях с Лукиным. И т.д. и т.п.»
… Из черновиков, сохранившихся в блокноте Петрова, осторожных набросков, с сокращениями, можно догадаться, что обстановка в Марьяновском районе в эти годы не слишком отличалась от Ишима. Сотрудник или даже начальник райотдела НКВД (зашифрованного Петровым буквами «Р.О.») собирал и готовил материалы на жителей района. А секретарь райкома вынужден письменно объясняться и каяться за то, что «оторван был от аппарата Р.О. и никаких сигналов не имел». Что парторг райотдела «по вопросам дел в Р.О. не сигнализировал, а ведь парторг – правая рука секретаря РК, но почему же он молчал?» Другой сотрудник «Р.О.» без решения парторганизации отобрал партбилет кандидата партии Клочко, который «сидел 6 месяцев в тюрьме, но потом по суду был оправдан и через полтора года пришлось выдать партдокумент, который раньше был отобран без решения парторганизации… Те, кого сажали, оправданы по суду…» Дальше – с трудом, но можно разобрать в записях характеристику этого сотрудника «Р.О.» – «унтер Пришибеев». (Это уже из Салтыкова-Щедрина)…
Теперь о «биологическом» подходе. В анкетах того времени была любопытная графа: о репрессированных родственниках. С одной стороны, высокие инстанции утверждали, что это как бы не имеет значения. С другой – член партии, военнослужащий, просто человек, занимавший мало-мальски ответственный пост, обязан был сообщать по инстанции о репрессированных родственниках. Была даже такая категория: «ЧСИР» – член семьи изменника родины.
«Самодоносительство» и следовавшие за ним неизбежные оргвыводы приобрели такие масштабы, что на XVIII съезде ВКП(б) секретарь ЦК Жданов специально остановился на «биологическом подходе к людям», напомнив «об указании товарища Сталина, что сын за отца не отвечает».
«Я хочу доложить вам, – пишет уже бывший секретарь Марьяновского РК Петров секретарю ЦК Жданову, – как со мной расправились за «биологию»… В марте прошлого года был арестован мой брат Петров Павел Федорович, проживавший в Смоленской области, д. Апариха. Об этом случае я сообщил сейчас же членам бюро райкома и в райотдел НКВД и просил навести официальные справки. 5 апреля сообщил обкому ВКП(б). В мае 1938 года на отчетно-выборном районном партсобрании при выдвижении моей кандидатуры в члены пленума я рассказал всему райпарт-собранию об аресте брата. Была зачитана справка. Меня опять избрали секретарем райкома.
… В октябре 1938 года при утверждении инструкторов РК работник обкома т. Гречихин отводит кандидатуру т. Юдина: брат жены Юдина арестован… В июле мы переводили из кандидатов в члены партии т. Халецкого, отличного колхозника, честного коммуниста. Гре-чихин возвращает дело обратно – для представления официальных документов об отсутствии его связи с братом, который в 1919 году служил в колчаковской армии. Когда эти факты стали общеизвестными, самостраховщики создали вокруг меня обстановку соответствующего порядка…»
«Обстановка соответствующего порядка» вынудила Сергея Федоровича подать заявление второму секретарю обкома с просьбой освободить от должности и направить на педагогическую работу. Согласие получено. И даже назначено партийное собрание, в повестке дня которого есть и «организационный вопрос». Читатели, надеюсь, еще помнят, что означает этот эвфемизм? Совершенно верно – кадровые перестановки. Однако обком собрание отменяет, а по телефону Петрову туманно сообщают: «Узнаешь 2 января».
2 января на расширенном заседании бюро райкома, где присутствует инструктор обкома, гость предлагает Петрову «рассказать биографию брата, объяснить, почему у сестер посажены мужья, почему арестован брат жены».
«Я буквально опешил, – пишет в ЦК Петров. – Я был вынужден открещиваться, что у меня действительно есть две сестры и замужем, но мужья у них дома, работают. А у жены никакого брата нет…»
Предложение – снять с работы за «хвосты», т.е. за репрессированного брата – инструктор обкома отклоняет. На дворе 1939 год, за это, говорит он, «уже снимать нельзя». На полгода бы раньше, Петрова не только бы сняли с этой же формулировкой, но и отправили куда подальше, если бы вообще оставили в живых. Надо найти формулировку «посовременнее». Нашли: за «зажим самокритики (еще одно словечко из прежних времен) и пьянство»…
«Зачем же за фактами, не имеющими значения, скрывать «биологический подход»? – простодушно вопрошает Петров.
Но на дворе действительно не 1937 год, когда сначала стреляли, а разбирались потом. Если вообще разбирались. Письма первому секретарю Омского обкома Невежину и два в Москву – Жданову и Андрееву дошли до адресатов.
***
фото: спортивная команда Москаленского зерносовхоза, 1935 г. Сергей Петров – второй слева.