Марш в никуда
Продолжение. Начало в NN 92, 96.
Конец августа 1941 года. Кое-как сформированные части проваливаются в прорву на станции Свирь. А маршевые роты все посылают и посылают в сторону Петрозаводска. К этому времени танковые и механизированные колонны врага рвались к Москве и Ленинграду, от тыловых военкоматов требуют: давай! давай! давай… Вот и давали… пополнение для лагерей военнопленных. По-настоящему переломить ход войны сумели только кадровые сибирские дивизии. Их перебросили с Дальнего Востока, когда группа «Рамзая»-Зорге передала достоверную информацию о том, что в 1941 году Япония, увязшая на Тихоокеанском театре военных действий, воевать на два фронта не собирается.
В исторических работах советских авторов, а теперь уже и российских, лишь констатируется, что бои на Карельском перешейке освещены мало. А что до боев на «ромбе» между Ладожским и Онежским озерами, то сведения о них приходится выбирать по абзацу, по строке из книг о Карельском фронте в целом либо об отдельных эпизодах этой северной войны.
Отдельный сборник, изданный в Петрозаводске в 1995 году, называется «На Ребольском направлении», посвящен войскам, дислоцированным в этих местах после «Зимней войны». Составлен, несмотря на год выпуска, из воспоминаний участников этих боев и написан в чисто «советском ключе» и в тональности, заданной давним культовым фильмом «Подвиг разведчика». До «маршевых рот», ставших скользящим эпизодом истории, до солдат, не успевших ни совершить подвигов, подобных броску Александра Матросова на немецкий дзот, ни даже стрельнуть по врагу, руки не дошли. Как говорится, в списках героев не значатся. Так, случайный незначительный факт, сноска в учебнике мелким шрифтом.
Правда, скупые строки фильтрационных дел картину все-таки рисуют, и картину страшную, не героическую, безысходную, как сама правда о том времени.
И все-таки было бы несправедливо не дать слова тем, у кого есть свой взгляд на события на Ладожско-Онежском перешейке летом и осенью 1941 года.
Например, маршалу Кириллу Мерецкову, герою «зимней войны», командующему Карельским фронтом. Правда, следует учитывать, что маршал, арестованный по чьему-то капризу 23 июня 1941 года и по такому же капризу выпущенный в сентябре того же года, излагает в книге «На службе народу» даже собственную свою биографию с большими купюрами*.
Мерецков прилетел на фронт 9 сентября. В те самые дни, когда окруженные маршевые роты метались в кольце финских егерей на реке Свирь. Много лет спустя маршал писал: «… на Ладожско-Онеж-ском перешейке отступление продолжалось… С тревогой читал я оперативные сводки, поступавшие с восточного берега Ладоги… К сожалению, у Ставки не было сил помочь нашим войскам на этом берегу…» Дальше упоминается расстановка сил: «Так называемой Карельской армии, в которую входили финские соединения, противостояла 7-я армия генерал-лейтенанта Гореленко, с тремя стрелковыми дивизиями. А у противника было в четыре раза больше». И постоянные жалобы на отсутствие резервов: «Подбросить в 7-ю армию существенные подкрепления Москва не могла». Мерецков описывает соединенные финско-немецкие силы: девять дивизий и пять бригад против пяти наших стрелковых дивизий, одна из которых -ополченцы (теперь мы знаем, что это та самая 3-я дивизия народного ополчения, пополнить ряды которой должны были колхозники Армизонского, Аромашевского, Ишимского и других районов).
Окончание следует.
***
Так глава «Первые дни» заканчивается словами: «23 июня я был назначен постоянным советником при Ставке Главного командования». А следующая за нею глава «Северо-Запад» начинается — «В сентябре 1941 года я получил новое назначение». Между этими двумя датами были три месяца застенков НКВД…