В ту ноябрьскую ночь…
Какой была та ночь — 26 ноября 1937 года? Конечно, уже лежал снег. Было морозно, ясно? Или мела метель, ни звезд, ни луны, только белые хлопья пеленой? Что увидели они в свои последние минуты в тесном тюремном дворике?
В ту ночь были расстреляны оба деда моего мужа, прадеды моих детей. Случилось это 64 года назад, а мы узнали о их судьбе совсем недавно, с выходом «Книги расстрелянных». Отняли не только жизни — отняли память, обрубили корни. Внуки росли без дедов, не зная ни их самих, ни их горькую участь.
На страницах второго тома повстречались мы со своими дедами. Два крестьянина из деревни Араксул — Кузьма Иванович Усольцев, 62 года, и Eмельян . Иванович Подкорытов, 56 лет. В семьях о них молчали. Через полвека после расстрела умерла дочь Eмельяна Васса и ни разу не проговорилась о страшной участи отца и свекра. Их увели -и они исчезли навеки.
Так и не узнала наша баба Ася, что случилось на самом деле. А случилось вот что: 8 ноября арестовали, привезли в Тобольск, 20 ноября заочный суд в Омске, 26 ноября — расстрел. Быстро управились, месяца не прошло. Враги народа, статья 58. Два свата, два крестьянина, без большой грамоты, в тяжком мужицком труде прожившие жизнь, с натруженными руками, привычными к сохе, косе, топору, — как они могли быть врагами народа, если тем самым народом и были?
Из этой книги я выбрала тех, кто был расстрелян вместе с ними 26 ноября. Нашла 82 человека. Наверное, их было больше. В этом скорбном списке нет политиков, ученых, белых офицеров.
Шиский Степан, пимокат. Юровский Василий, кузнец. Сапожник Федор Боянов. Несколько сторожей. Три плотника — Аксарин Тимофей, Доронин Терентий, Бабкин Трофим, стайка извозчиков из Тобольска.
Вот народ рангом повыше: ветфельдшер из Тобольска Дьяконов Григорий, председатель колхоза Бибиков Григорий Иванович, счетовод другого колхоза Казанцев Кирилл, 47 лет, 8 детей. 8 сирот. Кто жалел их? Это же вражьи дети. В то время врагом народа считали с 12-летнего возраста, со всей мерой ответственности, вплоть до расстрела.
Вот десятник Вагайского лесхоза Крюков Роман, два колхозных бригадира. Все остальные — простые крестьяне.
И были в этой обреченной толпе женщины. Колхозница Жернакова Мария, крестьянка Дубровина Eлизавета, домохозяйка из Тобольска Бизина Анна. Попадья Пелагея Александрова из Ярковского района. Eще две колхозницы — Волкова Агриппина и Бикова Домна с диковинным отчеством Дадентьевна. Равноправие в действии — вместе с мужчинами на казнь.
В этом списке люди разных национальностей. Фришман Арон Хаимович, два брата Каплун из Тобольска — Арон и Иосиф, те самые извозчики — евреи. Татарин из села Тарханы АбдуЛла Вагапрв. Густав Гилле, столяр, очевидно, немец. Левинский Бендик и Бучинский Михаил — из Польши. Никого не миновала чаша сия.
Люди разных возрастов. Дьякову Федору 33 года, Грезнову Трофиму — 39, Зуброву Eгору Михайловичу — 77, Дубровину Петру Степановичу — 83 года. Этот, на девятом десятке, надо полагать, был особо опасен. Сам ли он шел в свой последний путь, или его, обессилевшего, несли, поддерживали, подталкивали?
Узкая дверь в стене. Выводили по пять человек. Ставили на колени. Стреляли в затылок. Представить невозможно смертный ужас их последних минут. И, наверное, самое ужасное, что они так и не поняли — за что?
Успели ли они перекреститься, прошептать молитву? Веками на Руси умирали с молитвой, с покаянием, с причастием. Крещеный деревенский люд не вдруг отрекался от векового порядка. Эти же были лишены всего.
Совсем рядом с местом казни, здесь же, на углу стены, маленькая тюремная церковь Александра Невского. Тогда уже, конечно, разграбленная, без креста и колокола, без икон, одни стены, но все равно — Божий дом. Может быть, от того, что был рядом в их последний миг, им стало легче?
Где упокоился прах их? Убивали ночами и скрывали могилы. Куда прийти с поклоном? Некуда. Вот только сюда, во двор тюремного замка, к этой стене. Здесь бывают родственники. Висит чей-то венок, лежат цветы. Кладем и мы два белых гладиолуса.
Читать книгу очень тяжело. Бесконечные списки загубленных, за каждым именем — живой человек, чей-то сын, брат, муж, отец, чья-то обездоленная семья, осиротевшие дети, разбитая жизнь.
Тогда, после ареста отца и тестя, Иван Усольцев с женой Вас-сой й малыми детьми бросил родные места, уехал в Ханты-Мансийск. Там, на большой стройке, затерялись среди множества народа, тем и спаслись.
А оба свата, расстрелянные в один день, спустя 52 года в один день были и реабилитированы -22 июня 1989 года. Никто не хлопотал за них. Близких почти не осталось. Внуки вообще их не знали.
Но права мудрая Библия: «Нет ничего тайного, что не стало бы явным». Зеленый росточек правды все-таки пробился сквозь каменистые завалы лжи, сквозь бронированную мощь режима. Те тысячи тысяч врагов народа оказались невиновны. Реабилитированы. Как жаль, что посмертно…
Усольцева Нина Eвгеньевна, г.Заводоуковск