Четыре четверти пути
В этой профессии всегда был и будет риск. От него не уйти. Но здесь принято преодолевать боль, падать и снова вставать. И все время открывать что-то новое: в себе, в профессии, в людях. Династия канатаходцев Волжанских ведет отсчет с 1930 года. Владимир Волжанский и его брат Николай приехали в Москву из Иванова «учиться на артистов цирка». В 1932 они уже выпустили свой акробатический номер. В цирке говорили, что у Волжанского – особая «жилка», он может придумать и сделать такое, чего никогда и ни у кого не было. А он хотел видоизменить цирковое искусство, и сделал это, став родоначальником не только цирковой династии, но и нового направления в цирке. Теперь его дело продолжает дочь – Марианна Волжанская, руководитель программы «Выше только звезды».
– Как все начиналось?
– Когда отец впервые услышал музыкальную «Поэму огня» Скрябина, он сказал: «Будем делать Прометея. Это – героическая тема и то, что нужно в цирке – преодоление и самопожертвование». Но подготовка программы шла трудно, сопротивление чиновников было слишком велико. За свой счет репетировали, оплачивали труд электриков, звукооператоров, монтировали фонограммы. Первые представления пришлось показывать чуть ли не подпольно. Но когда отработали номер первый раз, публика встала, весь цирк аплодировал.
На первые спектакли попал председатель комитета по госпремиям. Он пришел к отцу и предложил выдвинуть спектакль на Государственную премию. До этого цирк никогда не награждался, это было не принято, в голову никому не приходило. Но из 200 членов государственной комиссии, в которую входили такие известные люди, как Плисецкая, Товстоногов, Астафьев, никто не бросил в урну для голосования «черный шар». Так «Прометей» первым в истории советского цирка получил Государственную премию. Потом были «Оскар» Королевского цирка Бельгии, «Золотой Кубок» (приз журналистов Австрии), «Серебряная ветвь» за лучший номер года и золотая медаль в Корее. Но сам Владимир Волжанский прожил с «Прометеем» всего шесть лет. Говорят, что слишком велико было напряжение при подготовке.
От «Прометея» пошло новое мировое направление в цирке. Идею единых цирковых выступлений-спектаклей подхватили во всем мире. Появился цирк Дюссолей, целиком построенный на акробатике, клоунаде, гимнастике – никаких дивертисментов, только спектакль, где музыка, костюмы, цвет, трюки составляют единое целое.
– У сапера бывает одна ошибка, а у канатоходца? Вся надежда на страховку?
– Нижние у нас ходят без страховки. А выполняют самую сложную работу. Все бывает – и падения, и травмы. Не оттого, что артисты не умеют. Можно 10-20 лет выполнять трюк и вдруг… Поскользнешься или вспышкой ослепит глаза, или в натяжке каната что-то изменится. Но мы все равно придумывали новые трюки. Я, например, почти до 50 лет под куполом ходила без страховки. Мне придумали трюк, когда на голове у «нижнего» я на носочке стояла без страховки, а потом нижний нес во рту «зубничок», и надо было устоять в этой маленькой чашечке. Такие сложные трюки до сих пор никто не делает.
А однажды в номере мы с братом шли с завязанными глазами и вдруг – взрыв. Он остановился, мы стояли, наверно, минуту. Не понимали, что случилось. Оказывается, над нами лопнул огромный софит, нас осыпало осколками стекла, хорошо глаза были завязаны… И свет во время номера выключался… Попробуйте закрыть глаза, даже стоя на полу, вас начнет качать. Но на канате в этой ситуации нельзя ни падать, ни идти – ничего. Только держать себя, минуту, две, три…
– Канатоходцы и в жизни рискованные люди?
– В жизни – очень спокойные. У нас в номере, например, выступают два парня. Один вращается под куполом, другой несет на голове на дощечке двух партнерш. Никогда не угадаете, чем они увлекаются в жизни?! Вышивают! Картины и портреты у них получаются уникальной красоты! Наверно, они компенсируют те эмоциональные перегрузки, то напряжение на грани психических возможностей, которое испытывают на репетициях, в работе. Так что дома они – спокойные и уравновешенные.
– А как же вы сами сейчас без высоты? Ведь столько лет ей отдано?
– То, что я сейчас испытываю, когда смотрю за выступлением своей труппы, не сравнишь с тем, когда сама выступала на высоте без страховки. Там только на себя и на своего партнера надежда. А здесь они идут, и я чувствую не только каждое движение, а каждое их дыхание. Вижу их глаза. Смотреть страшнее, чем делать самой.