Рояль Нестеровых
Династия Нестеровых -известные геологи. Нестеров-старший — Иван Иванович и Нестеров-младший — Иван Иванович. Семья Нестеровых переехала в Тюмень из Новосибирска летом 1961 года в организованный здесь филиал Сибирского научно-исследовательского института геологии, геофизики и минерального сырья. Городские власти выделили несколько помещений для филиала и квартиры для сотрудников.
— Родителям моим было по 29 лет, старшей дочери Гале семь лет, младшей Наде — четыре года, меня еще не было, — вспоминает Иван Нестеров. — В Новосибирске жили в общежитии, в Тюмени вселились в трехкомнатную квартиру в центре города. Сестры пошли в музыкальную школу по классу скрипки. По этому случаю с учетом возможностей новой жилплощади и своего характера дядя Боря из Ленинграда прислал в подарок семье своей племянницы Eвгении рояль «Беккер». На рояле играли моя мама и сестры. В квартире часто собирались гости -сослуживцы родителей. Проигрыватель, радиолу, магнитофон использовали регулярно. Дома было жарко, рояль прослужил недолго, рассохся, его невозможно было уже настроить. Инструмент вынесли в подъезд, поставили на бок, в нем все время что-нибудь прятали, а крышку молодежь того времени выпросила, чтобы вырезать из нее корпуса для самодельных электрогитар.
Иван Иванович родился 25 сентября 1964 года в роддоме на улице Кирова, 1. Мама хотела назвать ребенка Сашей, отец придерживался другого мнения.
— Мне попалась как-то в руки открытка из семейного архива, которую отец написал маме в роддом и в которой была примерно такая фраза: «Ты не возражаешь, если я отправлю телеграмму в Свердловск, что у нас родился сын Иван?»
Ваня Нестеров ходил в детский сад «Аленький цветочек», который располагался в доме Буркова, деревянном купеческом особняке на углу улиц Дзержинского и Хохрякова. В садик чаще всего его водили сестры по дороге в школу, делая небольшой крюк.
— Однажды зимой сестра довела до садика, мне оставалось пройти несколько шагов до деревянных ворот, мы помахали друг другу рукой, она развернулась и поспешила в школу. Я направился к двери, попытался открыть, но не смог. Дверь обледенела, и мне не хватило сил ее открыть. Недолго думая, я пошел обратно домой. Мне интересно было пройти весь путь самостоятельно, без чьего-либо сопровождения. Дома встретила мама, удивилась, конечно, понервничала. «Как же ты дороги переходил?» — «Тетеньку попросил», — соврал я тогда. Потом, когда эту историю при мне пересказывали родители, я каждый раз сокрушался по поводу того, что они не знают, что и дорогу-то я сам переходил и весь путь прошел без чьей-либо помощи и подсказки. Но приходилось терпеть и тайну держать при себе. Ложь была гораздо большим проступком, чем проявление чрезмерной самостоятельности.
Маленький Иван играл с мамой в слова, когда она его водила в садик, а еще в города, подбирая топонимы, которые начинались с последней буквы предыдущего слова. Несколько раз ребенком посещал Тюменский индустриальный институт, куда брала его мама. Там она читала лекции студентам геологоразведочного факультета.
— Самое яркое впечатление на меня произвел тогда большой черный телефонный аппарат с диском посередине и белыми клавишами спереди и по краям. По нему можно было одновременно разговаривать нескольким абонентам. Сейчас это называется конференцсвязь. Дома у нас тоже был телефон, даже номер его помню — 25-10. Близкий номер был в аэропорту, и нам часто звонили по ошибке.
Отец называл Ивана Чиком, мама — Ванюшей. Яркое впечатление детства — посещение зоопарка на Туре.
— По моим воспоминаниям, которые могут и подвести, поскольку мне было года три-четыре, передвижной зоопарк был на теплоходе, белый медведь плескался и брызгался за загородками в воде. Я за ним наблюдал с маминых рук, мама стояла на деревянном трапе.
В детском саду проводили много времени во дворе. Любимой игрой была «Цепи кованые». Задача — разъединить сцепившихся за руки ребят из другой группы . А еще в садике была деревянная горка, упав с которой, Иван сломал руку. Несколько недель он ходил с загипсованной рукой, чем был бесконечно горд, считая себя похожим на раненого героя из военного фильма. Однажды он сломал нос дома.
— Дело было так. Была у нас с отцом любимая игра «Давай поколдуем». Под плоскую диванную боковую подушку незаметно прятали конфету или яблоко и требовали от меня петь жалостливую песню советских беспризорников «У кошки четыре ноги», прозвучавшую в фильме 1966 года «Республика ШКИД». Я пел очень чисто высоким тоненьким голосом, мама, папа и сестры, как всегда, с умилением наблюдали за происходящим. В этот раз за подушкой оказалось яблоко. Семья насладилась в очередной раз таинством, все разошлись по своим делам, отец сел в кресло и стал читать газету, мама пошла на кухню, я вернулся к немногочисленным своим игрушкам, среди которых был резиновый ежик со свистулькой. Мне показалось удивительным, что мы наколдовали в этот раз яблоко. Как раз для ежика, которого все детские художники рисовали с яблоком на колючей спине. Мне не терпелось поделиться сказочным совпадением с мамой, и я понесся на кухню, запнулся за вытянутую ногу отца, полетел вперед, руки у меня были заняты, и я врезался носом в порог… Была и менее опасная игра в парикмахерскую. Отец просто меня стриг и в помощь ножницам, помню, принес ручную машинку для стрижки, которая щипалась и поэтому мне не нравилась.
По воскресеньям Иваны Ивановичи бегали в кино, в основном на приключенческие фильмы. Ходили в кинотеатр «Победа» на «Старую, старую сказку».
Брали маленького Ваню и на музыкальные спектакли в филармонию, но поскольку он громко комментировал действие, эту практику решили прекратить.
— На опере «Севильский цирюльник» одного из персонажей громко называл бабайкой, а однажды вступился за честь главной героини, одетой в красивое яркое платье. Когда сестра назвала ее по имени (Розина), я закричал ей в возмущении «Дуля! Это цалевна!» Видимо, имя Розина я принял за оскорбление… В кукольный театр не помню чтобы ходил, но представления такого рода регулярно устраивались в детском саду силами воспитателей и, возможно, приглашенных артистов. Постановки «Колобка» и «Репки» видел неоднократно.
Книги дома читали регулярно, часто ставили пластинки.
— Но больше всего мне нравилось смотреть диафильмы. Может, потому что нужно было дождаться темноты, то есть позднего вечера, если летом, сделать из белой простыни большой экран, намного больше телевизионного, и слушать папу или маму, которые с выражением читали текст, украшенный яркими комментариями. «Халифа-аиста» смотрел и слушал неоднократно. Это был самый красочный диафильм. Из книг детсадовского периода запомнились не произведения известных датских или немецких сказочников прошлых веков, а «Городок на бугре» Константина Лагунова, с которым мы жили в одном доме.
В 1971 году отец Ивана вступил в должность директора Западно-Сибирского научно-исследовательского геологоразведочного нефтяного института (ЗапСибНИГНИ), в этом же году в составе научных делегаций он посетил США и Францию.
— Привез много впечатлений, фотографий и подарков. Из Америки привез мне пару игрушечных ковбойских пистолетов на ремне с кобурой, один из которых я обменял на три метра венгерки, резинки для рогаток. Привез пятидесятицентовые и долларовые монеты, которые я взял без спросу показать друзьям в детском саду и которые тут же у меня выпросили. На следующий день полгруппы упрашивало меня подарить и им. Монеты я раздавал с радостью, мне это нравилось. Воспитатели довольно быстро узнали о происходящем, поинтересовались у меня, разрешают ли мне дома это делать. Я вспомнил, как мы с сестрами играли один раз монетами, и соврал, что разрешают. Воспитатели не поверили, сообщили моим родителям и другим родителям тоже. Провели собрание, на котором строго потребовали вернуть валюту. Все монеты, кроме одного доллара, были возвращены. Реакцию своих родителей и что они мне говорили по этому поводу, я не помню.
Что не любил из еды? Из детсадовской пищи Ваня терпеть не мог теплое молоко с пенкой и омлет, все остальное пил и ел нормально. Да и сейчас мало что изменилось.
— В 1971 году мы переехали в другой двор, в котором я живу до сих пор, то есть больше полувека. Мне было шесть лет, я пошел в первый класс школы N 25, где учились сестры, и многие учителя были знакомы с моей мамой. С отцом и мамой я прожил под одной крышей больше пятидесяти лет с самого своего рождения до их ухода из жизни. Многие свои достоинства, знания и жизненный опыт они передали своим детям и внукам. История маминой и папиной семей с начала ХХ века уже связана с Сибирью: Томск, Свердловск (Eкатеринбург), Сталинск (Новокузнецк), Новосибирск, Тюмень. Все, что в их детях, внуках и правнуках хорошего — это от них.
***
фото: