Освобожденные… Репатрианты… Ссыльные…
Фильтрации (разделению на «чистых», относительно «чистых» и сомнительных) подвергались не только солдаты, волею военной судьбы оказавшиеся во вражеском плену, в окружении или просто на оккупированной территории.
Густая тень подозрений касалась каждого гражданина СССР, который в пору военного лихолетья оказался за линией фронта. Даже если он — сельский житель, деревня которого оставлена врагу в результате отступления Красной армии. Безразлично, сколько длилось это пребывание — четыре долгих года или несколько часов. Как следствие — «подозрение в причастности к иноразведовательным органам». Автоматически приходил в действие репрессивный маховик. Не зависимо: удалось что-то конкретное обнаружить или доказать? Всесильное министерство государственной безопасности смотрело далеко вперед и собиралось, как минимум, еще полвека хранить собранные сведения.
В массиве фильтрационных документов бывших военнопленных-тюменцев обнаружилось полтора десятка дел на советских граждан, которые, согласно лексике того времени и того ведомства, «разрабатывались по подозрению в причастности к иноразведовательным органам».
Вяйно Рокко, Павел Химанен, Анна Шекрен, Андрей Хабилайнен, Eлена Зайцева-Поттинен и Фома Поттинен, Eлена Шекрен, Илмар Теро, Eвдокия Маннинен, Анна Маннинен, Михаил Мельдо и Андрей Мельдо, Михаил Ивайнен, Андрей Вяйзинен, Иван Вессель… Все это вместе называлось «финская линия», которую усердно изучало тюменское управление МГБ в 1948-1949 годах.
Как известно, не самое лучшее время в истории нашей страны. Карательный аппарат страны Советов в эти годы начал новую чистку. Возвращались в лагеря зэка, отсидевшие свое по приговорам тридцатых годов. Колхозников косил новый драконовский указ от 4 июня 1947 года, пришедший на смену «колоскам» от «седьмого восьмого тридцать второго» (7 августа 1932 г.)…
Финны, точнее — советские граждане финской национальности, оказались в Тюмени в административной ссылке. Их объединил не только «пятый пункт» в анкете, но и общность судьбы.
Все они к началу войны проживали там, где родились, — в четырех районах Ленинградской области. Гатчинском, Мгинском, Красносельском и Всеволожском. А к концу 1941 года оказались в немецкой оккупации.
До сорок третьего года немцы их не трогали. А в 1943-м советских финнов вывезли в Финляндию. На работы. Кого-то в сельское хозяйство, кого-то на фабрики. Но в 1944 году Финляндия вышла из войны. И был подписан договор о перемирии. Судя по всему, в этом договоре была статья о том, что бывшие советские граждане не удерживаются финским правительством и беспрепятственно возвращаются в СССР.
«Когда заключили мир, я сразу же подал заявление о выезде на родину», — писал в своей автобиографии Андрей Мельдо, 50 лет. «В Финляндии прожили 19 месяцев, после того подали заявление о выезде на Родину», — вторит отцу Михаил Мельдо, двадцати лет. Для обоих Мельдо родина — это деревня Финский Голубовец Всеволожского района Ленинградской области.
Однако Министерство государственной безопасности имеет собственное представление о том, какой должна быть родина для советских финнов. Их репатриировали «из чужих краев», но домой не пустили. Отправили в Калинин. До родных мест рукой подать. Но вскоре бывших освобожденных и репатриированных отправили в административную ссылку в Сибирь.
Работали ссыльные в дормостстрое и на фанерокомбинате. Жили в общем бараке, разделенном на две половины, в каждой — по 5-6 семей. И находились под надзором и опекой 2-го отдела местного управления МГБ, где был выделен специальный сотрудник — старший лейтенант.
Старший лейтенант П. начал действовать. Собирать материалы…
Окончание следует.