Везучий человек
Дмитрий Васильевич Юдин чуть- чуть не дожил до своего 87-летия. Он прожил эти годы достойно, по-солдатски. Каждый из шести десятков послевоенных лет воспринимая как щедрый дар судьбы. Потому что точно знал — всего лишь миллиметр в свое время отделил его от небытия. Eго, капитана Дмитрия Юдина, адъютанта старшего (так называлась должность начальника штаба в пехотном батальоне) из 469 стрелкового полка Идрицкой стрелковой дивизии.
Мы познакомились в мае 1970 года, в Богандинке, а тогда еще чаще говорили — в Килках, куда съехались в победный день ветераны 150-й дивизии, чтобы вспомнить одного из ветеранов этой дивизии — Василия Ивановича Ярунова, участника штурма рейхстага, знаменитого офицера из самого знаменитого батальона самой знаменитой в нашей армии дивизии.
Юдин был самый сдержанный из них, да и держался скромно. И только плещущая из глаз радость выдавала его чувства…
Тут надо кое-что объяснить. Выпускник тюменского аэроклуба был призван и направлен в Хабаровское пехотное училище. С началом войны хабаровские курсанты составили ядро 127-й лыжной бригады, которая вскоре оказалась на незнаменитом и упрямом Северо- Западном фронте. В 127-й воевали под Старой Руссой тюменцы, упоровцы, омичи…
Это потом остатки бригады, бьющейся за Рамушевский коридор, войдут в новое сборное формирование, которому будет присвоено только что «освободившееся имя» 150-й стрелковой дивизии. В составе трех стрелковых полков — 469-го, 674-го и 756-го — дивизия бьется в узком коридоре между Старой Руссой и озером Ильмень и еще не предполагает, что для нее припасла военная судьба — поставить точку в большой войне. Пока ее удел — бои местного значения, овладение рощей «Круглая» и рощей «Брусок», так называются эти ориентиры на картах, с которыми работает старший лейтенант, а затем и капитан Юдин. Старую Руссу офицеры 469-го полка разглядывают главным образом в бинокль. Город, как на ладони — одиннадцать церквей, улицы, дома. Дивизия отвлекает на себя две немецкие полевые дивизии и 14 минометных батарей.
Наконец, Невель. Потом — Идрица, давшая имя дивизии. Вот и Рига, она уже видна в бинокли. Но еще один взрыв мины, еще один осколок, но не просвистевший, как другие, мимо, а пробивший пилотку и едва не доставший до зрительного центра.
Дивизия ушла дальше, ей еще предстояло штурмовать рейхстаг, а капитан Юдин встречал День Победы в госпитале, полуослепший.
Никогда, ни разу я не слышал от него слов сожаления, что так повернулась судьба. Но десятки, а может быть, и сотни раз слышал — восторженные рассказы о боевых друзьях, которые все-таки дошли.
Можно бесконечно говорить о послевоенной «службе» Дмитрия Васильевича. О том, как понимал он слова — фронтовое братство и солдатский долг. Очень просто понимал — помогать тем, кто в этом нуждается. И рассказать о тех, кто сам этого сделать по понятным причинам уже не может.
Я помню, как он привез из Бердюжья письма погибшего в августе 1944 года солдата Андрея Eжова. Мы с ним составили из этих писем радиопередачу. Актеры тюменского театра озвучивали текст, который записывался на пленку, а Юдин сидел в аппаратной и про себя повторял строки этих писем, которые он уже знал наизусть…
Собранные им подлинные документы прошедшей войны могут составить толстенный том. Очень искренний и честный том. А когда Дмитрий Васильевич стал председателем Совета ветеранов Ленинского района, он первым заговорил о том, что на окраине Текутьевского кладбища, где похоронены умершие в тюменских госпиталях солдаты, должен быть зажжен Вечный огонь. Многим, и мне в том числе, это казалось невозможным, даже лишним. А он спорил, горячился, писал письма… Прошли годы, но он еще успел увидеть осуществление своей мечты.
Я хотел было написать, что Юдина «догнал» тот давний осколок мины. Но нет — просто пришел срок. Уходят старые солдаты, один за другим. Уходят, честно отслужив. Как честно отстоял на своем солдатском посту Дмитрий Васильевич Юдин.