Жертва реабилитации
Начало в N71.
Куйбышев
Управление НКВД по Куйбышевской области возглавлял Виктор Павлович Журавлев, который считается в истории советских органов госбезопасности «могильщиком» сталинского «железного наркома» Eжова.
Чекистскую службу Журавлев начал в 1921 году в Омской губчека — до этого в неполные 17 лет был командиром взвода, затем роты в партизанской армии Щетинкина воевал против колчаковцев. Только в 1 933 году он стал начальником Томского городского отдела ОГПУ, и, казалось, выше этой должности ему не суждено подняться. По происхождению крестьянин — вырос в многодетной трудолюбивой и зажиточной семье — Журавлев, по рассказам Успенского, начинавшего свое возвышение до наркома внутренних дел Украинской ССР в 1919 году в Тюмени, «…жил в Томске обывательски, имел квартиру во дворе горотдела и… свое хозяйство: кур, свиней и другой скот…». Успенский, которого за глаза все звали «кремлевским вельможей» (на должность заместителя начальника УНКВД по Западно-Сибирскому краю его перевели из Москвы, где он служил заместителем коменданта Кремля), был невысокого мнения о Журавлеве, считая его «мужиком, человеком низкого уровня, для культурного общения неподходящим…».
Зато другой заместитель начальника УНКВД по ЗСК Залпетер сумел рассмотреть за простецкой внешностью мужика-крестьянина многие качества, которые стали для чекистов решающими в 1937 году: исполнительность, изворотливость, жестокость. Поэтому, уходя на повышение в Красноярск, Залпетер забрал Журавлева с собой.
О свирепой жестокости тех дней сохранились свидетельства: «…во дворе Канской тюрьмы расстреляли 500 человек и тут же во дворе закопали. Когда убитые не вмещались в яму, их рубили шашками на куски, чтобы было плотнее…». Такая деятельность Залпетера и Журавлева в Красноярском крае была замечена в Москве — один занял важный пост в НКВД, другой поехал «выкорчевывать вражеское подполье» в Куйбышев. Журавлев энергично взялся за дело: за второе полугодие 1937 года в Куйбышевской области было арестовано 11720 человек, свыше трех тысяч расстреляно. Было распущено 30 райкомов партии и комсомола, их руководство объявлено врагами народа. Первый секретарь Куйбышевского обкома партии Постышев буквально в рот смотрел местным чекистам, опасаясь проявить в вопросах карательной политики неуместные в то время мягкость и либерализм. Дошло до того, что все сотрудники обкома ВКП (б) по приказу Постышева «бегали несколько недель с лупами в руках, выискивая фашистскую свастику на обложках школьных тетрадей, обертках печенья, конфет и т.д.».
Нарком Eжов предоставил Куйбышевскому УНКВД дополнительные «лимиты» на проведение арестов и расстрелов, а Журавлев «за успешную борьбу с контрреволюцией» был награжден в декабре 1937 года орденом Красной Звезды.
От своих подчиненных, в том числе начальника отделения 3-го отдела (экономического) Соловьева, Журавлев требовал: «…допрашивать не стесняясь, записывать формулировки как можно резче, независимо от того, согласен или не согласен с ними обвиняемый». Избиения арестованных стали обычным явлением.
В феврале 1938 года Журавлева перевели в Иваново, а Соловьева возвратили в Москву. А через месяц их покровителей — Заковского и Залпетера отправили на строительство Куйбышевского гидроузла НКВД, затем арестовали и расстреляли. Инстинктивный страх, желание выжить, удержаться у власти подтолкнуло Журавлева к арестам нового руководства Ивановской области (прежнее, включая предисполкома Агеева, возглавлявшего в 1920-1921 годах Тюменский губком партии, было расстреляно предшественником Журавлева Радзивиловским, убывшим на повышение в центральный аппарат НКВД). Радзивиловский, которого его сослуживцы характеризовали как «человека неглупого, но жуткого карьериста», воспротивился попытке Журавлева по второму кругу устроить чистку в Ивановской области. Тогда Журавлев решил подобраться к областному руководству и к их главному защитнику Радзивиловскому с неожиданной стороны: взял да и арестовал 15 ивановских чекистов, «отличившихся в период правления в Иваново Радзивиловского».
Следствие в отношении арестованных сотрудников Ивановского УНКВД велось «исключительно варварскими средневековыми методами пыток…, прижигания огнем, колотья шилом, обливания ледяной водой, …медленное отдавливание пальцев на конечностях, выдавливание кишок, и, как самое распространенное… битье… резиной и выламывание ребер…».
Вырванными под пытками показаниями Журавлев забросал НКВД, требуя от Eжова санкции на арест Радзивиловского и ивановских партийных секретарей. Но Eжову было не до мелких, как он считал, ведомственных интриг. Eго больше тревожило смещение его первого заместителя Фриновского и назначение на эту должность Берия. И тогда чуткий к любым кадровым колебаниям Журавлев делает рискованный и одновременно решительный шаг. Всю информацию о своих столкновениях с ближайшими соратниками Eжова, в число которых входил и Радзивиловский, он направил лично Сталину. Описывая «подозрительное поведение ряда высокопоставленных работников НКВД, которые пытались замять дела отдельных врагов народа», хитрый сибирский мужик Журавлев как бы между прочим обратил внимание вождя на то, что «об этом неоднократно сообщалось и лично Николаю Ивановичу Eжову».
Заявление Журавлева оказалось как нельзя кстати. Сталин уже искал повод к устранению Eжова. Террор достиг крайнего предела. Продолжать его было невозможно -экономически, политически и даже физически: те, кого относили к потенциально опасным элементам общества, были расстреляны. Исчезли целые группы населения, не внушавшие доверия режиму. Уничтожен большой слой управленцев, специалистов и работников партийно-государственного аппарата, которых Сталин признал «ненадежными». Тюрьмы и лагеря были забиты до отказа. Осталось ликвидировать лишних свидетелей, устранить опасность неконтролируемого чекистского ведомства, создать в новом обществе иллюзию торжества справедливости и неотвратимости возмездия «за нарушения социалистической законности».
Заявление Журавлева незамедлительно стало предметом обсуждения на заседании Политбюро с последующей отставкой Eжова с поста наркома внутренних дел СССР.
Известно, что Сталин принимал Журавлева в своем кремлевском кабинете — он получил внеочередное специальное звание «старший майор госбезопасности», стал начальником Управления НКВД по Московской области, а на XVIII съезде партии в феврале 1939 года избран кандидатом в члены ЦК ВКП (б).
Но через шесть месяцев Журавлева и его бывших подчиненных, работавших с ним в Куйбышеве, включая Соловьева, также обвинили в многочисленных нарушениях социалистической законности. Однако, помня заслуги «сибирского мужика» в свержении Eжова, его преемник Берия отправил Журавлева начальником образованного еще в 1930 году Карагандинского исправительно-трудового лагеря (в сокращении Карлаг), в котором содержалось 40 тысяч заключенных. В свою очередь, Журавлев заступился за Соловьева, свалив все погрешности куйбышевских чекистов в осенней «операции» 1937 года на первого секретаря обкома партии Постышева, который якобы «…фактически заставил нас пересадить весь партийный актив области». Кандидата в члены Политбюро ЦК ВКП (б) Постышева расстреляли, а Соловьеву в декабре 1939 года объявили выговор и перевели из Москвы в Ярославль, где его в должности начальника экономического отдела Ярославского УНКВД застала Великая Отечественная война.
Что касается самого Журавлева, то описание его жизни и деятельности в руководстве Карлага в 1940-1943 годах заняло… 14 томов компрометирующих материалов. В августе 1944 года его, понизив в должности, назначили начальником промышленного комбината Дальстроя НКВД. 1 декабря 1946 года его вызвали в Москву. Но «в пути следования от Находки до Хабаровска он умер. Труп снят в Хабаровске».
В свидетельстве о смерти указано: «от паралича сердца». Другая версия — покончил жизнь самоубийством.
Продолжение следует.