Триптих-229
22 июня — 65 лет с начала Великой Отечественной войны
…Ах, война, что ты, подлая, сделала?
Вместо свадеб-разлука и дым…
Наши девочки платьица белые
Раздарили сестренкам своим…
Несколько строк поэта-фронтовика Булата Окуджавы — и в них вся война, все судьбы сотен тысяч молодых женщин и девушек, которым пришлось принять на свои плечи неимоверную тяжесть боев, отступления, окружения, плена, окопной жизни, людского непонимания — и в годы войны, и после нее. В их скупых, не слезливых, а скорее сдержанных рассказах, столько похожего! Словно одна судьба разверстана на тысячи жизней. И столько личного, особого, неповторимого, как будто пережито, но не забыто, не выболело еще за шесть с половиной десятков лет.
«Мое кремовое батистовое платье — ох, как хочу я теперь поносить его! Правда, в военной форме у меня недостатка нет. Что же касается моих платьев, то пусть их Вика носит, не жалеет. Окончим войну победой, останемся живы — еще нашьем…» — писала домой с фронта санинструктор Валерия Гнаровская, погибшая 23 сентября 1943 года.
Мы напомним вам только о трех судьбах. О трех санинструкторах, чья война началась в апреле 1942 года. О Валерии Гнаровской, призванной Бердюжским райвоенкоматом. О Марии Родькиной из Ишима. И о Надежде Галанцовой со станции Ламенской Голышмановского района.
По-разному сложилась их жизнь на войне. Словно три стороны трагического треугольника очертили едва ли не все, что могло выпасть на долю молодой девушки. Конечно, злая судьба куда богаче на выдумки, но и это, разделенное на три, подчас было невыносимо тяжко для каждой из трех.
ВАЛEРИЯ
О Валерии Гнаровской написан прекрасный очерк историком Александром Петрушиным. Поэтому я лишь кратко повторю основные вехи боевого и трагического пути «Вали-ласточки».
Спешно, всего за три с небольшим месяца сформированная, торопливо обученная дивизия получила обмундирование и оружие и отправилась в Сталинград. Оттуда в пешем строю прошла 150 километров и начала переправляться на правый берег реки Дон, где предстояло занять 15-километровый рубеж обороны. Но противник не стал дожидаться, пока дивизия переправится и развернет боевые порядки. Две мотопехотные и одна танковая дивизии обрушились на необстрелянных солдат 229-й.
25 июля — первый бой, который приняла ишимская дивизия в большой излучине Дона. 25 июля немецкие танки и автоматчики захватили командный пункт 229-й. Началось беспорядочное отступление к переправам через Дон. Туда же устремились вражеские танки. Под огнем, не имея возможности укрыться от самолетов, дивизия пыталась форсировать Дон в обратном направлении. Из десяти тысяч бойцов из-за Дона вышли семь с половиной сотен. Там же у станицы Нижне-Чирской переправилась через Дон на восток санинструктор Валерия Гнаровская.
Фильтрационные документы хранят скупые описания кромешного ада, в котором оказались окруженные дивизии. И сами вчерашние военнопленные неохотно возвращались к трагическим событиям. И сотрудники контрразведки СМEРШ менее всего были заинтересованы в воссоздании подробной картины полководческих просчетов верховного главнокомандования и назначенных им командующих фронтами и направлениями.
«К 23 июля 1942 года наш полк занимал оборону в 30 километрах от станицы Нижне-Чирской. 23 июля по приказанию командира полка подполковника Шумеева мы стали продвигаться к станице. 24 июля подполковник объявил, что полк находится в окружении и поставил задачу пробиться через кольцо… Во время боя меня контузило, когда я пришел в себя, меня подобрал немецкий обоз…» (Александр Платонович Белан, уроженец г. Ишим, командир минометного взвода, лейтенант).
«… В районе ст. Нижне-Чирская полк понес потери и отступил к деревне Осиповка, где вновь занял линию обороны вдоль железной дороги. 9 августа было официально объявлено, что полк находится в окружении немецких войск. В ночь на 10 августа полк пошел на прорыв. В ходе боя я получил ранение в область живота и контузию, вследствие чего я следовать дальше не мог и остался на поле боя… Утром следующего дня приехали немецкие солдаты и на повозках увезли раненых бойцов на один из хуторов, где положили на улице около амбара под открытым небом, не оказывая медицинской помощи. Вследствие чего большинство раненых померли… (Василий Наумович Жгунов, уроженец с. Новые Локти Ишимского района, рядовой 783-го СП 229-й СД).
«… Во время марша мы не успели занять оборону, немцы открыли пулеметно-минометный огонь по нашему переднему краю. Наши части не успели принять боевой порядок, как немцы пошли в атаку, высадили нам в тыл парашютный десант, наша часть оказалась в кольце и создалась паника. В этот момент мы попали в плен…» (Богданов Дмитрий Степанович, уроженец с. Нижняя Тавда, рядовой 804-го СП 229-й СД).
«… При обороне нашего 804-го СП 229-й СД в 50 километрах от станицы Нижне-Чирская, вблизи реки Белая Калитва, я был ранен и засыпан землей в блиндаже. При восстановлении сознания вокруг меня оказались немцы, которые и забрали в плен…» (Груздев Николай Петрович, уроженец с. Нижняя Тавда).
… Валерия Гнаровская чудом выскочила из немецкого котла у станицы Нижне-Чирской. Не оказалась в плену, пребывание в котором, как показывают документы, тенью ложилось на всю дальнейшую жизнь. Военную и послевоенную. Такие свидетельства и сейчас хранят многократно чищенные бдительной рукой папки фильтрационных дел.
Вот, в качестве примера, папка №2011. Фильтрационное дело Федоровой Фаины Игнатьевны. Небольшое связующее звено между главными героинями нашего рассказа: Фаина Федорова призывалась из Бердюжья вместе с Валерией Гнаровской, а в плен попала и затем в концлагерь Равенсбрюк вместе с Машей Родькиной.
Как она вела себя в плену? «Я могу характеризовать Федорову с положительной стороны. Федорова была твердо уверена в победе Красной Армии. С особым желанием слушала читку листовок, которые доставлялись в лагерь коммунистами Югославии и Германии…» — свидетельствует еще одна бывшая узница Равенсбрюка Фаина Худякова.
Но Родина ничего не забыла и ничего не простила. В мае 1951 года, спустя шесть лет после того, как окончилась война, начальник РО МГБ того же Бердюжского района, где работала телефонисткой Валерия Гнаровская и откуда она ушла в санинструкторы злосчастной 229-й дивизии, написал письмо по инстанции о секретаре Бердюжского нарсуда Фаине Федоровой. Бдительный начальник РО МГБ Гурьянов сообщает начальству, что «Федорова… связана с секретным делопроизводством», что «состоит у нас на подсобном учете как бывшая в плену у немцев», что «на нее имеются официальные материалы…». Следовательно, считает начальник РО МГБ, Федорова «до некоторой степени является человеком непроверенным». Он рекомендует нарсудье Васильевой «под благовидным предлогом уволить Федорову». Поскольку судья «категорически» отказалась выполнить указание, старший лейтенант Гурьянов ставит начальство «в известность о вышеизложенном и просит через управление министерства юстиции дать указание нарсудье Васильевой об увольнении Федоровой, после чего вопрос о поведении самой Васильевой нами будет рассмотрен на бюро РК ВЛКСМ…»
Мы не знаем, успешен ли был лейтенант Гурьянов в своем преследовании санинструктора, а ныне секретаря народного суда Бердюжского района. Думаю, что успешен. Даже несмотря на заступничество судьи Васильевой. Ведь до 1956 года, когда маршал Жуков написал в ЦК записку о необходимости изменить отношение страны к бывшим военнопленным, еще долгих пять лет.
Продолжение следует.