Триптих-229
22 июня — 65 лет с начала Великой Отечественной войны
Продолжение. Начало в NN 80-82.
Надя Галанцева (в Голышмановском районе ее фамилию пишут и произносят иначе — Галанцова) перед самой войной уехала в Барабинск и призвана в армию была там. Осталась бы дома, ушла бы на фронт вместе с Валерией и Машей. Но воевала в той же армии и в тех же местах. И в плен попала в окружении, когда перевязывала раненого командира.
Из фильтрационного дела N 685 Галанцевой Надежды Спиридоновы:
«28 июля 1942 года наш 1-й батальон 524-го СП находился в обороне на разъезде Рачковом. Затем командование полка приняло решение отходить, несмотря на то, что противника нигде не было близко. Так дошли почти до Дона, когда командование получило приказ — вернуться назад…
Но сумели дойти только до ст. Чир и с ходу вступили в бой. Полк находился в обороне 6 дней. 7 августа был дан приказ занять оборону на правом фланге от ст. Чир. Пришли ночью, отрыли окопы. 8 августа наши боевые порядки пробомбардировала вражеская авиация, затем прошли танки и за ними пехота противника. Я в это время находилась в окопе и перевязывала рану лейтенанту. К окопу подбежал автоматчик, приказал мне выйти. Я вышла. Он пристрелил лейтенанта, а мне сказал идти в тыл. Я пошла и обнаружила красноармейцев первого батальона, которых, как и меня, немцы взяли в плен…»
… «После того, как пленных собралась порядочная партия, нас повели в лагерь. Колонна ушла вперед, а мы, три девушки, отстали, так как среди нас была раненая и не могла идти быстро… На станции Чир мы ушли из лагеря, переоделись в гражданское платье и скрывались до прихода Красной Армии».
В плену санинструктор Надежда, девятнадцати лет, пробыла недолго. Шесть дней. В январе 1943 года красноармеец Галанцева была вновь зачислена санинструктором — в 119-й гвардейский стрелковый полк 40-й гв. СД.
Тогда же особый отдел дивизии завел на красноармейца Галанцеву Н.С., которая «бежала из плена при весьма подозрительных обстоятельствах», учетное дело N 399 «ввиду наличия на красно^, армейца Галанцеву подозрений в шпионской деятельности».
Таким образом, с января 1943 года красноармеец 119-го гвардейского стрелкового полка Надежда Галанцева существовала как в двух образах. Одна Надежда Галанцева, санинструктор первого батальона жила в землянке в три наката, просыпалась от близких разрывов, бежала по ходу сообщения к месту боя, под пулями и минами поднималась за атакующими ротами, волоча тяжелую санитарную сумку. Без колебаний, сжимая страх в кулачке, бросалась на зов раненых… Другая, таинственная «подозреваемая», жила, как мне представляется, в воспаленном воображении руководства особых отделов, в замусоленных агентурных донесениях. И были это два совершенно разных человека.
Судя по попавшим в наше распоряжение документам, контрразведка «СМEРШ» Южного фронта намеревалась всерьез раскрутить дело «немецкой шпионки» Галанцевой. Начальник особого отдела 5-й Ударной армии полковник госбезопасности Карпенко подписывает развернутые мероприятия по разоблачению «целой шпионской группы». В окружение Галанцевой «вводят агента со схожей— легендой» — мол, тоже была в плену, подписала согласие работать на гестапо и сейчас боится расплаты. И фронтовая контрразведка шлет указание выяснить, нет ли у Галанцевой «интереса завязать знакомство с лицом, имеющим доступ к секретным документам?» (секретное письмо от 22.03.43). Однако агент «Танцура» доверия не оправдал: характеризует подозреваемую исключительно с положительной стороны: «За отличную работу на поле боя Галанцева награждена орденом Красной Звезды. Антисоветских проявлений, напротив, не замечено».
А война идет. «Секретные агенты», как легко догадаться — те же бойцы и медработники стрелкового батальона. Вот и «Танцура» неожиданно выбывает из части по ранению. «Нового агента, докладывают полковнику Карпенко, ввести в окружение подозреваемой невозможно: в первом батальоне 119-го ГСП (гвардейского стрелкового полка) девушек вовсе нет. Начальник особого отдела 40-й гв. стрелковой дивизии Дмитриев агента нашел. Псевдоним — «Шмидт».
И «Шмидт» начала работать.
Донесение от 28 марта: «открылась Галанцевой, что «тоже» была в плену». На что Галанцева ответила: «Тише ты, дура, разве об этом говорят? Знаешь, как на тебя будут смотреть?»
И в тот же день «наверх», во фронт, отправлены «планируемые мероприятия». Оттуда срочный запрос: «каковы результаты проведения агентурной комбинации по делу разрабатываемой как подозреваемой в шпионаже красноармейца 119 гв. СП Галанцевой Н.С.?» (8 мая 1943 г.). Запрос подписали зам. нач. управления контрразведки фронта Михайлов, начальник четвертого отделения майор Честнейший.
Из запроса вытекает, что фронтовые контрразведчики всерьез предполагали существование в одной из вверенных их попечению дивизий, а именно — в прославленной сороковой гвардейской, немецкой разведывательной резидентуры. И фигуранты уже, кажется, подобрались. Каждый с соответствующим «пятном» в послужном списке.
Легко догадаться, что искомым пятном было краткосрочное пребывание в немецком плену. А что касается побега бойцов и командиров из плена и возвращение их в боевые порядки дивизии, то это было, по мнению контрразведки, вызвано исключительно инициативой гестапо, заславшего бывших пленных со шпионскими целями.
В 119-м полку не одна Галанцева бежала из плена. Комроты-1 Заволоцкий. Санинструкторы Уржумова и Лошкарева… Все они состоят на оперативном учете «по окраске — немецкий шпионаж». Особисты, дивизионные, корпусные, армейские и фронтовые, похоже, потирают ручки и осматривают гимнастерки — есть ли место для орденов? В потоке бумаг проскальзывает формулировка: «наличие резидентуры в дивизии…»
А война идет. И растет учетное дело N 399 на Галанцеву Надежду Спиридоновну, двадцати лет, уроженку сибирского села Ламенка. Тексты переписываются, повторяя друг друга, — так создается видимость оперативной работы, поскольку «других материалов на Галанцеву не добыто», а «Шмидт» перевести в 1-й батальон не удалось, так как там «полный штат санинструкторов». Иные попытки агента «Шмидт» (в прошлом она тоже попала в плен, будучи санинструктором первого батальона 421-го СП 112-й стрелковой дивизии 62-й армии) вызвать Галанцеву на откровенность — безуспешны. Обмозговывается вариант провокации:
«Разработать агентурную комбинацию о создании условий, при которых комроты-1 Заволоцкий имел бы возможность выкрасть данные об оборонных сооружениях батальона или полка. Проследить: не совершит ли это Заволоцкий…» (подписано: нач. ОКР НКО «СМEРШ» 31-го гв. стрелкового корпуса майор Миронов).
А война идет… На дворе — июнь 1943 года. Очередная попытка агента «Шмидт» вызвать Галанцеву на откровенность рассказом о своих злоключениях в немецком плену. И что, мол, теперь ожидает связника с паролем «Вильгельм», чтобы «все сведения передать ему». Надежда выслушала «подругу»: «Да, с тобой нехорошо случилось. Ну, ладно, я пойду обед сварю, а ты стирай белье…»
Рыбка упорно не желала садиться на крючок.
«Галанцева по характеру — серьезная девушка. Теперь она — орденоносец и, кроме того, работает комсоргом… Никому не доверяет, даже в вопросах личного характера. Судя по ее фигуре — беременна, но когда я спросила, она заявила, что не беременна…» (из агентурного донесения от 16 июня 1943 года).
На донесении резолюция: «агент Шмидт для Галанцевой не авторитетен и, судя со слов, над агентом Шмидт большинство посмеивается…»
Новый виток событий — попытки собрать на Галанцеву «моральный компромат». Для этой цели к ней подведен новый человек — агент «Шевчук». (По понятным причинам, не всегда удается установить подлинную фамилию человека, которого вынуждали следить за своими боевыми товарищами. — Авт.)
Шевчук и другие осведомите ли собирают различные слухи, но ничего, что оправдало бы интерес контрразведки, не добыто.
Продолжение следует