Хорошо забытое старое
Дом, в котором я живу, построен в расцвет застоя (или в застой расцвета?). Поэтому стены в нем полукруглые. Рамы давным-давно пришлось заменить. Лестничная клетка еще полтора десятка лет назад облюбована регулярно созревающей молодежью, оставляющей свидетельства своей зрелости на ступенях и подоконниках.
Зато наш дом построен в то время, когда не радиофицированное жилье госкомиссия не принимала. Радио у меня работает до сих пор. И благодаря этому я кое о чем в курсе (если это «кое-что» совпадает с тем временем, когда я еще или уже не на работе).
Проводное радио России по старинке бормочет себе на кухне, как это было в те времена, когда я сам работал в этой структуре, и странно было слышать свой собственный голос, вещающий откуда-то из Тарко-Сале, пока я торопливо прихлебывал утренний кофе.
Радио говорит. И с ним мне что-то рассказывает Леонид Азарх -из музыкальных или спортивных историй. Доктор Хорышев уверяет, что где-то в нашей стране есть «планета здоровья». Толя Омельчук давно уже стал подтверждением моего собственного бытия: «Омельчук говорит — следовательно, я существую».
И я не перестаю восхищаться мудростью советского руководства. Eстественно, в этом отдельно взятом вопросе. Какая громадная фабрика «промывания мозгов» была построена! И как четко она работала, связанная единой сеткой вещания, за соблюдением которой строго следила (в мои, конечно, времена!) женщина по фамилии Беда.
Потом кто-то, уставший от единообразия, от идеологического отвратительного контроля, решил: пусть расцветают все цветы. И многие бывшие радийцы, замученные цензурой и местными начальниками, которые порой запрещали даже давать в эфир свой собственный голос (что-то им в тембре не нравилось?), стали создавать собственные каналы, станции, студии. Эти радийные профессионалы держали марку, потому что хорошо знали, от какого наследства они отказались, но и не утратили глубоко проникшего в их души уважения к человеку по ту сторону эфира. Но времена меняются… Классики старо-нового радио ушли в тень. Их сменили — другие. Ничего не скажу более, кроме — они другие. Потихоньку умирает, если не умерла окончательно и реальность проводного радио. Хочешь, слушай 100,0 ФМ, хочешь — 103,1, а то и вовсе — 105,6. Свобода!
Ну а власть-то что себе думает? В новых домах уже и радиопроводки нет. Нет привычного бормотания на кухне, родного, как сверчок на печи.
Я не говорю, что как герои «Обитаемого острова» (А. и Б. Стругацких), я не могу уснуть без вечерней порции государственной проповеди. Но я не понимаю, почему без этой потребности — разговаривать со страной — может обойтись власть?
Я не понимаю, почему власть, разгоняя с центральных улиц Тюмени торговцев пивом и презервативами, заодно рубит под корень и книжно-газетную торговлю. Кто-то надеется, что за газеткой — кому она нужна — сбегают и в проулок? Не факт. За пивом и презервативом — сбегают. А за газеткой, при всем моем глубоком уважении к делу, которым занимаюсь пятый десяток лет, в проулок не побегут. А там, глядишь, постепенно вовсе отвыкнут читать газеты. Ди-джеи займутся идеологией?
«Да не нужна нам твоя идеология!» — воскликнет в сердцах читатель. Он, как всегда, прав. Вот только есть маленькая загвоздочка. Отсутствие идеологии — это тоже идеология. Кажется, она называется — пофигизм.
«Опять хочешь, чтобы все думали одинаково?» — продолжает наступать оппонент.
Нет, чтобы одинаково — не хочу. Но хочу, чтобы все — думали. Как это сделать без радиоголоса, без свежих выпусков в газетном киоске — не знаю.
А власть — знает?