Верю — не верю
Гастроли Омского академического театра заканчиваются сегодня спектаклем «Зеленая зона».
В «Зеленой зоне» четырнадцать действующих лиц: тринадцать жильцов барака и гость, чудаковатый собиратель значков, поэт, вечный подросток Тема. Все главные, второстепенных нет. Перед публикой разматываются клубки историй; нити сплетаются, рвутся; людской улей кишит завистью, дышит нежностью.
Реализм умножен до гротеска и в игре, и в художественном оформлении. Эмалированные миски, алюминиевые ложки, граненые стаканы, рукомойник; газеты вместо скатертей; штаны в заплатах, чулки морщат у щиколоток. Переизбыток деталей. Среди них есть не просто лишние, а чужеродные. Из других мозаик. Они разрушают натуралистичную реконструкцию послевоенного быта. Случайно или специально подмешали их сюда?
Специально. В кино крупный план обязывает к правдоподобию. А это не кино, это театр. Глупо было бы выстраивать на сцене полнометражный барак. Гораздо убедительнее, когда вместо вереницы комнатушек — ряд выдвижных ящиков. Могут настоящие люди жить в ящиках? Не могут. Но живут. Вот в чем дело-то! Живут, устраиваются поудобнее, привыкли к тесноте.
Режиссер Eвгений Марчелли не прячет от нас театр, напротив, выпячивает его. Недаром в каждой из его постановок, показанных на тюменской сцене, есть театральная тема, явленная через «актеров» или хотя бы через театрального сторожа, как в «Цилиндре».
Исполнитель может быть старше своего персонажа или моложе его, это не имеет значения, если веришь сыгранному характеру. Костюм не совпадает с конкретным историческим периодом? Уличные туфли на толстой рифленой подошве, сандалии с липучками подрывают авторитет классической пьесы? Да наплюйте! Ведь вы уже привыкли к тому, что рабочие в прозодежде снуют мимо актеров, наряженных согласно эпохе: приносят стулья, уносят стулья, переставляют стол от правой кулисы к левой. Вас не удивляет, что декорации уехали на круге, упали в трюм, взмыли к колосникам.
Во время второго акта «Цилиндра» на сцену выходит реквизитор. Женщина в блестящей блузке (ткань искрится в лучах фонарей) собирает на поднос тарелки, бокалы, столовые приборы, пока персонажи сидят как будто в прострации, заторможенные в мгновении. Абсурд, намеченный в первом акте, перечеркнул все рамки, вышел за все пределы.
Поначалу казалось, что в пьесе Эдуардо де Филиппо абсурд неуместен. Разве только название странное. Цилиндр — знак принадлежности к господам или атрибут иллюзиониста? Скорее, последнее. Семейный альков похож на кабинку, где фокусник прячет тело красотки-ассистентки. Остальные привязи названия к сюжету не выдерживают критики.
Но чем, если не абсурдом, можно оправдать драматургическую ситуацию: муж согласен продать жену? Продать один раз, но за большие деньги. Закрыть глаза на измену ради кучки банкнот. Впрочем, что тут такого необычного… Совершенно ничего необычного. Большее удивление вызывает человек в цилиндре, одетый при этом в домашний халат. Безумный, безумный мир!
Провокации постановщика лишают исполнителя привычных подпорок, костылей, отвлекающих эффектов. Остаётся одно: прожить роль как собственную судьбу. Актеры омской «драмы», к их чести, отлично подготовлены к таким испытаниям.
***
фото: