По оси времени
Окончание. Начало в номере за 5 сентября
Николай по прозвищу «Бос»
— Коля, — говорю я. — А ты помнишь, как тебя звали в школе?
— Помню… Бес…
Я бы не сказал, что мой одноклассник Колька Золотарь был каким-то зловредным «литературным» бесом. Скорее уж, «бесенок». Но был случай, когда мы с ним едва не подрались прямо в классе. Непредсказуемый Колька, один из «колхозных», будучи вызван к доске написать название новой темы, как-то начертал мелом нечто такое, что добрейшая Гита Эммануиловна, наша химичка, сначала покраснела, потом побледнела и, с трудом владея собой, только сказала: «Пожалуй, Золотарь, тебе лучше сесть на место…»
Было. А вот теперь Валентина Рейсих и Эдька Гросскрейц в два голоса рассказывают мне, каким рачительным казачиной стал наш школьный «бес».
Оказалось, что Колька Золотарь вернулся на землю предков, в станицу Новотитаровскую, что под самым Краснодаром. Отсюда его родителей выслали на Урал в конце двадцатых годов в ходе очередной советской кампании то ли раскулачивания, то ли расказачивания. Колька наверняка этого не знал, поскольку родился уже в Потанино, одном из поселков города угольщиков Копейска, выросшего на мощном угольном пласте. Город — Краснознаменный — потому что в 1919 году здешний шахтерский отряд отличился в борьбе за советскую власть…
Пока мы меряем кубанские километры в жарком мареве августа, два моих одноклассника рассказывают о третьем. Я не встречался с ним больше половины века, но хорошо представляю себе его лицо — узкое, с острым хищным носом, косую челку — стрижку под названием «полубокс», которую всем мальчишкам без исключения сооружал поселковый парикмахер Андрей Келлер, отец нашей одноклассницы Эрики.
Как только появилась возможность, Колька забрал жену Валентину, которая училась в нашей же школе двумя или тремя классами ниже, и уехал в те края, что существовали в его сознании смутно и неразличимо. Как в моем представлении московский дом родителей в Благовещенском переулке…
Можно вообразить, что он почувствовал, когда в первый раз приехал в станицу Новотитаровскую. Eму показали плотину через речку и сказали, что это -Золотарева гребля. Он поднялся на курган подле станицы, который до сих пор называется Золотарев курган.
Николай получил кусок земли. Построил дом. Разбил сад. Завел небольшое молочное стадо. Появились постоянные покупатели. Выросли дочки (странно, но почему-то у моих одноклассников по преимуществу — дочки). И вот уже внучки подросли — красивые, стройные кубанские казачки.
В окружении колькиных детей и внуков мы сидим под навесом во дворе золотаревской усадьбы. Длинный стол с местными блюдами — тушеные синенькие (так называют на юге баклажаны), груда жареных цыплят… Колька поднимает внушительных размеров бутыль и произносит привычное: «Пройдем по Абрикосовой…» Все смеются. Я уже знаю (ребята рассказывали!) это колькино присловье и жду продолжения. После того как поднимают несколько тостов «за встречу!», бутыль пустеет. Золотарь приносит новую и продолжает с той же интонацией: «Свернем на Виноградную…» Я, конечно, небольшой специалист в кубанском «самопальном», но и впечатления, и ощущения были неплохи.
А между тем шел все тот же разговор — о прошлом, от которого каждый из нас, как я думаю, в свое время наивно пытался ускользнуть. Но ускользнуть не смог. И друг мой Колька Золотарь, неожиданно вернувшийся из прошлого, словно исповедуясь перед одноклассниками, перед женой, детьми и внучками, которые глядели на него во все глаза и слушали во все уши, рассказывал о семейных тайнах и семейной боли. О том, как казаков выкорчевывали с земли, на которой только и остались ничего не говорящие новым насельникам названия. И как он сам возвращался к истокам — к кубанскому солнцу, кубанской земле, к Золотаревой гребле-плотине и Золотареву кургану. А когда приходит моя очередь произносить тост, я поднимаю рюмочку с «виноградной» за тех, кто нас продолжает, — за детей и внуков, чтоб не коснулась их прошлая беда, но сохранилась память о прошлом.
***
фото: Николай Золотарь по прозвищу «Бес».