Розыск или сыск
Слова однокоренные, но значение их разное.
«Главным управлением контрразведки «СМEРШ» разыскивается…»
Розыск в прифронтовой полосе немецких разведчиков и диверсантов хорошо показан в романе Владимира Богомолова «Момент истины» («В августе сорок четвертого…»), интерес к которому не ослабевает вот уже тридцать лет.
И мало кто знает, что этот роман, несмотря на свою кажущуюся документальность, является плодом фантазии, за исключением ряда бытовых деталей да данных об общем стратегическом положении сторон летом 1944 года.
Правду о войне — о громадных потерях Красной Армии, о страданиях мирного населения — мы узнаем исключительно из писем и упоминаемых событий. Все же, что относится к основному сюжету, — розыску группы германских шпионов из числа изменников Родины, в том числе и цитируемые секретные документы советских органов госбезопасности, от начала до конца придуманы писателем.
При этом Богомолов никогда не служил в военной контрразведке.
Он родился в 1926 году в Подмосковье, в деревне Кирилловка, где и воспитывался у бабушки до десятилетнего возраста. После гибели деда — на строительстве картофелехранилища свалившимся бревном ему перебило позвоночник — жил в Москве.
Воспоминания писателя о предвоенной жизни в столице тусклы и безрадостны: «… в такой бедности, точнее, нищете, как в подростковом возрасте, я никогда больше не оказывался. Начало войны я воспринял по недомыслию с мальчишеским оживлением и подъемом. Отправиться в армию меня подбили двое приятелей, оба были старше меня, они и надоумили прибавить себе два года, что сделать при записи добровольцем было просто. Спустя три месяца, в первом же бою, когда залегшую на мерзлом поле роту накрыло залпом немецких минометов, я пожалел об этой инициативе. Оглушенный разрывами, я увидел влево и чуть впереди бойца, которому осколком пропороло шинель и брюшину, — лежа на боку, он безуспешно пытался поместить в живот вывалившиеся на землю кишки. Я стал взглядом искать командиров и обнаружил впереди — по сапогам — лежавшего ничком взводного — у него была снесена затылочная часть черепа. Всего же во взводе одним залпом из 30 человек убило 11. Эта картина живет во мне уже шестое десятилетие — такого страха и ощущения безнадежности, как в эти минуты, я никогда больше не испытывал. Спустя недели я привык ко всему и тяготы войны и окопной жизни переносил легче многих других. Как с малолетства приучил меня дед, я делал все добросовестно, без промедления выполнял команды и, несмотря на малое образование и возраст, постепенно рос. Я был последовательно рядовым, командиром отделения, помкомвзвода, командиром взвода — стрелкового, автоматчиков, пешей разведки — в конце войны исполнял должность командира роты. Война, армия и послевоенное офицерство в смысле познания людей и жизни дали мне чрезвычайно много. Я побывал в десятках областей России, Украины и Белоруссии, в Прибалтике, Польше, Германии и Манчжурии — в сотнях городов и других населенных пунктов. Это был необычайно насыщенный опыт — к примеру, только за лето и осень сорок пятого года мне довелось наблюдать немцев в Германии, китайцев в Манчжурии, японцев на Южном Сахалине, чукчей и эскимосов на Чукотке.
Как офицер я был на хорошем счету, служилось легко…»
Но однажды в Германии на офицерском совещании Богомолов заступился за малознакомого офицера — «его дружно делали козлом отпущения (и, разумеется, сделали): высказал свое «несогласное мнение» в лицо начальникам и более того — заявил об их ответственности за происшедшее чрезвычайное происшествие».
Через несколько дней принципиального офицера арестовали и освободили только спустя 13 месяцев — без суда и без каких-либо извинений.
«Мне возвратили удостоверение личности, комсомольский билет, расчетную и вещевую книжку и через месяц выплатили денежное довольствие за 14 месяцев… Вместе с должностями в Прикарпатском военном округе мне предлагали отпуск и путевку в военный санаторий. Я ни на что не соглашался, будучи убежден, что государство или армия должны принести мне официальные извинения, однако все делали вид, что ничего не произошло. Я обратился в военную прокуратуру и вскоре получил ответ на форменном бланке с подписью, заверенной гербовой печатью. Полковник юстиции, словно не заметив моих конкретных вопросов, сообщил, что проведенные мною в тюремных камерах 13 месяцев (из них 9 месяцев в карцерных одиночках) являются «стажем службы на должностях офицерского состава Советской Армии» и только так должны быть отражены в личном деле и других документах. На следующий день я написал рапорт об увольнении, дав себе слово больше никогда нигде не служить и не состоять, — эту клятву я неукоснительно держал, что во многом предопределило анахоретский образ моей жизни и занятие литературой… «.
Писатель-фронтовик Богомолов считал: «Издательская судьба, в отличие от офицерской, сложилась довольно благополучно. Трудности возникли только при публикации романа «Момент истины» («В августе сорок четвертого…»).
Рецензенты из КГБ и Министерства обороны «как по сговору, требовали изъять целиком две главы: со Сталиным и эпизод с генералами, а также убрать в остальном тексте отдельные абзацы и фразы, которые будто бы разглашали сведения об оперативно-разыскной деятельности органов госбезопасности. Я не отдал ни одного слова, но противостояние длилось более года. Эти люди уловили в рукописи то, что впоследствии высказывали наиболее компетентные читатели и кратко сформулировал Константин Симонов: «Это роман не о военной контрразведке. Это роман о советской государственной и военной машине сорок четвертого года и типичных людях того времени».
Раздражение в КГБ вызвала, в частности, оценка одним из главных героев — старшим лейтенантом Таманцевым — розыска в начальный период Великой Отечественной войны:
«А лозунг тогда, промежду прочим, везде бы, да и команда нам: «Уничтожай немецких шпионов и диверсантов!» Сколько мы их перестреляли… Пока не поумнели».
По статистике Особых отделов НКВД СССР, всего в 1941-1942 годах «за паникерство, трусость и самовольное оставление поля боя» расстреляли 157593 человека — почти 15 стрелковых дивизий.
Поумнели после капитуляции 6-й немецкой армии фельдмаршала Паулюса в Сталинграде 3 февраля 1943 года и последующего поражения советских войск у Харькова: здесь они трижды попадали в окружение — осенью 1941-го, весной 1942-го и в марте 1943 годов.
Сталину «пришло на ум его проницательное историческое предупреждение, что подрывных действий всего несколько их шпионов достаточно для того, чтобы проиграть крупнейшее сражение. И другое мудрое изречение, которое он стал неоднократно высказывать окружающим: из всех возможных экономии самая дорогостоящая и опасная для государства — это экономия на борьбе со шпионажем…» (сцена, которую эксперты из КГБ и МО требовали исключить из романа Богомолова).
Перед войной 3 февраля 1941 года НКВД разделили на два наркомата — госбезопасности (НКГБ) и внутренних дел (НКВД). НКГБ возглавил Всеволод Николаевич Меркулов — ему достались разведка и контрразведка, секретно-политическое управление и следственная часть. Лаврентию Павловичу Берия остались милиция, пожарные, пограничники и ГУЛАГ.
Через полгода, когда началась война, 20 июля НКВД и НКГБ поспешно слили в один наркомат во главе с Берией. Меркулов стал его первым заместителем. Военная контрразведка входила в НКВД Управлением особых отделов.
Очередную реформу органов госбезопасности провели в апреле 1943 года: вновь появились НКГБ и НКВД, а военную контрразведку, названную по предложению Сталина СМEРШ, что расшифровывалось как «Смерть шпионам», подчинили наркому обороны, чего не хотел прежде всего Берия.
Начальником Главного управления контрразведки СМEРШ назначили 35-летнего Виктора Семеновича.
Окончание следует.