Солнце всходит и заходит
«Прививкой европейской культуры» назвали спектакль Линаса Зайкаускаса «Берег неба» в Каменск-Уральском театре драмы. То же самое говорят о постановках Зайкаускаса в других театрах.
Так и вижу: ездит польско-литовский режиссер по России со шприцем наперевес и прививает, прививает.
Наверное, это полезно. Вакцина предупреждает опасные театральные заболевания. Но профилактика профилактикой, а сиюминутный результат тоже следует учесть. Помимо перспектив важна реакция публики. От этого зависит, придет ли она в театр снова.
Спектакль, который увидела я, публика принимала сочувственно. Откликалась на все удачные эпизоды, терпеливо пережидала неудачные. Не роптала на медлительность действия. Правда, некоторым зрителям не хватило выдержки: поднялись с мест во втором акте, затопали к выходу, не дожидаясь конца спектакля. Пиликали мобильники, шумела галерка. К сожалению, так бывает всегда, во всех театрах. Никто не знает, что именно нужно вколоть невоспитанному зрителю и куда вколоть, чтобы избавить его от дурного поведения.
До каменского «Берега» был курганский. Жанр предыдущей версии режиссер определил как «сладко-горькие воспоминания». С каменской постановкой не стал изощряться: мелодрама. А получилось наоборот: курганские актеры точат слезы, грустят об угасающей жизни; каменск-уральцам удалось показать трагичность и комизм, сплавленные воедино.
Курганцы более мастеровиты, умеют создать сложность характера, в их спектакле действие развивается непрерывно, наполнено мыслью. Тогда как в Каменском «Береге» — рваный ритм; иногда кажется, что актера внезапно включили в розетку, он выплеснул реплики с немотивированной экспрессией и вновь угас, отключенный от сети. В то же время каменск-уральские исполнители преуспели в гротеске, выразительно рассказывают о своих персонажах пластикой и мимикой.
Камертоном каменского спектакля мог бы стать эпизод праздника по случаю приезда Альберто (Александр Иванов). За столом собрались почти все жители городка Кантозе, заброшенного и забытого. Семь человек.
Только что они веселились, пели и танцевали, были одной маленькой семьей, согретой общими воспоминаниями, и вдруг веселье оборвалось, будто солнце зашло: пора прощаться, до утра или навеки. В предзакатных лучах тает крохотный остров жизни. Было счастье — и прошло, листьями засыпало, снегом замело.
Актеры совместно достигли высокой эмоциональной концентрации, поэтического напряжения. Хотелось, чтобы настроение этого эпизода — на грани радости и печали — сопровождало весь спектакль.
Иногда исполнители талантливо солировали. Играли дуэты. Трио. Несколько раз возникал ансамбль. Но ни разу не совпали стройность исполнения и полнота чувственного проживания.
Каждый выход дурачка Бепо (Павел Шишин) разгонял кровь в старых венах. Бепо — самый молодой и наивный житель Кантозе. В курганском спектакле Бепо — возможно, из-за неопытности актера — только подыгрывал основному составу и неуклюже развлекал публику. В каменской постановке режиссер, очевидно, учел психическую мобильность и профессионализм Шишина, выстроил мизансцены так, чтобы Бепо чаще оказывался в центре внимания: с одной стороны, этот персонаж очень интересен зрителю, с другой — Шишин побуждает партнеров к самоотдаче, ведь надо же соответствовать «дурачку» в откровенности.
Екатеринбургские критики (их приглашают на каждую премьеру в Каменском театре) похвалили работу Екатерины Тумановой (Филумена) и Светланы Лаптевой (Бина). Согласна с критиками, актрисы хороши. Но каменские Филумена и Бина мало отличаются от курганских. Режиссеру повезло найти в обоих театрах нужные типажи. Не поймите превратно, я не отрицаю актерских заслуг. Туманова и Лаптева играют органично, эпизоды с их участием — украшение спектакля. Однако мне не хватило оригинального прочтения ролей.
Не зная других постановок этого театра, могу лишь предположить, что «Берег» поразил публику и критиков стильным оформлением. Художник Маргарита Мисюкова — не сторонник павлиньей пестроты, которой обычно декорируют театральную бедность. Декорации и костюмы выглядят просто и добротно. Достоинство сценографии еще и в том, что она абсолютно подчинена режиссуре. Художник не помышляет о собственном спектакле, его задача — воплотить образ так, как это сделал бы сам режиссер, если бы умел.