Солнце в офсайте
Окончание. Начало в №№176-177.
Несмотря на географическую близость Африки, культура острова Маврикий ближе к индийской.
Индусы (тут их называют индо-маврикийцы) составляют 69 процентов населения, и, в отличие от выходцев из других стран, не теряют духовных связей с исторической родиной. Индусы повседневно носят национальную одежду, соблюдают традиции и ритуалы.
Индуистские праздники (а их множество) хоть и не являются официальными, тем не менее в эти дни разрешено не работать. И люди с удовольствием не работают. Так, наша горничная Мари-Клод хоть и не индианка, а креолка, однако не пришла убирать виллу в день рождения Кришны. Хотя это был вторник. А в среду не пришла снова, потому что ее дочь подвернула ногу, и Мари-Клод была вынуждена везти ее в больницу. Об этом Мари-Клод на ломаном английском рассказала в четверг. (Но вообще-то Мари-Клод и в остальные дни не перетруждалась. Официально она должна была работать с девяти до двенадцати, но приходила не раньше десяти, а уходила сразу после одиннадцати, успев поболтать через забор с соседской горничной).
В день рождения Кришны мы оказались в священном для маврикийских индусов месте — Ганга Талао, что в переводе означает «Озеро Ганга». Существует местная байка, что индусы очень скучали в диаспоре, и вот одному священнослужителю приснился Шива, который зачерпывает воду из Ганга и наливает в это озеро. Теперь здесь несколько храмов, вода священна, а поблизости, на возвышении, стоит огромная статуя Шивы. Она в лесах, потому что ее собрались покрыть золотом.
Рядом с озером — необъятных размеров паркинг. Его размеры дают представление о том, сколько маврикийцев исповедуют индуизм. Больше нигде на острове такого паркинга мы не видели, даже в аэропорту. Однако сегодня стоянка практически пустая — потому что день рождения Кришны хоть и праздник, но не самый значительный, а вполне рядовой. Люди подъезжают, выносят корзинки с фруктами, идут к берегу озера совершить приличествующие событию обряды. Мы, пытаясь проявить уважение к чужой вере, слегка смутились и хотели постоять в сторонке, однако верующие если и бросали на кого косые взгляды, то это на Элизабет: потому что она была не в сари и не в чуридаре, а в деловом брючном костюме.
Мы тихонько спросили Элизабет, можно ли фотографировать. Ну, все-таки люди совершают религиозные обряды, дело в нашем понимании интимное. «Да пожалуйста», — сказала она. Индусы улыбались в объектив. Хорошо пахло — повсюду курились благовония. По озерной глади плыли цветы и кусочки фруктов. Женщины в праздничных сари толпились у статуи богини Лакшми.
Из дверей храма выглянул служитель и широким шестом пригласил нас вовнутрь — принять благословение. «А можно?» — опять спросила я. Внутри дяденька произнес какие-то непонятные слова для каждой из нас и, окунув кисточку в специальную красную глину, мазнул на каждом лбу значок в виде восклицательного знака. Элизабет пояснила, что это самое общее благословение — пожелание здоровья и долгих лет. Элизабет сфотографировала нас на фоне расписных и щедро позолоченных статуй (но, поскольку у статуй молились женщины и делали это на коленях, получилось, что мы сфотографировались на фоне завернутых в яркую ткань женских поп).
Было хорошо. Возможно, из-за благовоний или из-за такого радушного приема, но уходить не хотелось.
После мы неоднократно видели индуистские свадьбы — пышные, щедро усыпанные цветами. Правда, к месту проведения свадьбы всегда приглашают наряд полиции. В общем-то, первым делом видишь топчущихся на улице полицейских, а потом замечаешь и все остальное. Как-то мы с Фэдом проезжали мимо такой свадьбы, и он сказал: «Год назад и я вот так женился». Мы удивились: по виду Фэду точно за тридцать. Потом вспомнили, что рассказывала Элизабет: что мужчины здесь рано не женятся, потому что, во-первых, надо сначала заработать достаточно денег, а во-вторых, по статистике женщин на острове на пять процентов меньше, чем мужчин. Хотя, наверное, эти две причины взаимосвязаны.
Вспомнили, как на пляже встретили девушку, говорящую по-русски. Выяснилось, что она из Москвы. С нею был местный юноша, тоже говорящий по-русски, хотя и с большим акцентом. Мы постеснялись спрашивать, но решили, что они, вероятнее всего, вместе учатся в Москве, и на каникулы он пригласил ее к себе на Маврикий.
Кстати, женщине, чтобы получить маврикийское гражданство, надо лишь выйти замуж за маврикийца. А мужчине — жениться на местной женщине и прожить с ней три года. Вот такая дискриминация.
Приятно быть женщиной на Маврикии! Маврикийцы такие галантные. Это у них, видимо, от французов.
Представьте, плаваю я в океане. Мимо плывет лодка, в ней два местных рыбака — один на носу, другой на корме. Сперва тот, что на носу, приподнимает шляпу и говорит: «Бонжур, мадам». Затем со мной поравнялась корма, и тот, что на корме, в свою очередь снимает шляпу: «Бонжур, мадам».
Или вот другой пример: деревенька Гран-Бэ, на задворках какие-то петухи ходят, посреди дороги валяется резиновый сапог, а возле дома кучка мужиков что-то обсуждает. Случайно встречаюсь взглядом с одним из них, и он тут же вежливо отзывается: «Бонжур, мадам». Жаль, он без шляпы.
Интересно, что «мадам» в русском языке имеет оттенок некой высокопарности, а также буржуазности, от чего два шага до оскорбления — мадама. Некоторые корреспонденты тюменских газет, пишущие на криминальные темы, сплошь и рядом позволяют себе тонкий (как они думают) сарказм, называя «мадам» какую-нибудь наркоторговку, задержанную на вокзале с двумя граммами героина: «Мадам попыталась выбросить пакетик, но была поймана за руку».
В общем, обращение «мадам» мне никогда не нравилось, и французов я почему-то не любила. А здесь переменила свое отношение и даже выучила, в знак наших новых отношений, несколько слов по-французски. Лёнди, меркреди, самеди, диманш. Особенно слово диманш мне нравится. По-французски «воскресенье», если кто не знает.
В первое же «диманш» у нас украли все ласты, маску с трубкой и старые пляжные тапки, купленные в «Монетке» за сто рублей. Мы по привычке сваливали все пляжные принадлежности (надувные круги, формочки для песка, маски и ласты для плавания) на веранде — ну не тащить же их в дом, все в песке! И вот теперь у нас ничего нет. Остались только детские формочки. Обидно. Но есть и плюс: нам не тащить ласты обратно в Тюмень. И целая сумка освобождается — можно набить ее сувенирами.
Не удивительно, что у нас украли ласты. Вообще-то наша вилла расположена на бойком углу. Не случайно хозяйка, передавая нам ключи, десять раз подчеркнула, чтобы мы все запирали. А наша горничная Мари-Клод, не говорящая по-английски, зато овладевшая искусством пантомимы, десять раз показывала, как именно это надо делать, даже если мы просто вышли на пляж.
Вообще-то серьезного воровства или еще какой преступности на Маврикии нет. Довольно спокойное место в криминальном отношении. Но, видимо, местные жители не погнушаются-таки стибрить чужую вещь, если им покажется, что она плохо лежит.
И еще один деликатный момент. При том, что на крошечной площади острова в 1865 квадратных километров и так живет больше миллиона человек, республика Маврикий с каждым годом все активнее импортирует рабочую силу — из Китая, Филиппин, Индонезии. Не то чтобы так много работы на острове — проблема в том, что не все маврикийцы хотят трудиться и зарабатывать. Элизабет рассказала анекдот на эту тему. «Вообще-то анекдот карибский, но нам очень подходит», — объяснила она.
Едет автобус с туристами, видят — лежит на дороге парень. Останавливаются, гид выходит и склоняется над парнем, о чем-то говорит с ним, а потом возвращается назад и дает сигнал водителю: едем, мол, дальше! А в чем дело? — интересуются туристы. «Да ничего особенного, — объясняет гид. — Просто он шел по дороге и вдруг ему пришло в голову: а может, жениться, найти работу, построить дом, завести детей? И вот лежит теперь и ждет, когда дурь из головы выйдет».
В общем, на Маврикии вполне можно жить и не работать. Ходить босиком, есть бананы и ананасы, папайю и манго, ловить рыбу, жить в сарае без крыши, из одежды иметь одну лишь пару штанов. И, похоже, некоторые так и делают. А по достижении пенсионного возраста начинают еще и пенсию от государства получать — такое вот добренькое государство на Маврикии. Она, конечно, очень маленькая, эта пенсия, но если учесть, что человек за всю жизнь не проработал и дня и жил беспечально — то с пенсией он вообще будет кум королю.
Я читала у Жоржа Блона, что исследователи южной части Индийского океана всерьез рассчитывали найти здесь Южную землю, континент, сходный по климату с Европой. Верили, что живет здесь цивилизованный народ, процветают науки и искусства… Но встретили здесь только ледяные ветры и крошечные острова Кергелен, непригодные для жизни. Они не знали, что наша планета вращается по причудливой наклонной траектории и солнце нагревает ее как-то очень странно. Неравномерно и несправедливо.
Несправедливо, конечно. Сравните — зима на Маврикии и зима у нас. И еще, как ни крути, в южном полушарии гораздо меньше народу живет, чем в северном.
И все-таки не будем мелочиться и пожелаем хорошего лета — и Фэду, и Элизабет, и неведомому воришке с нашими пляжными тапками, и ленивой Мари-Клод, и галантным рыбакам в шляпах. И всем тем милым людям, с которыми нам приходилось встречаться и которых сразу вспоминаем, стоит только сказать это слово — Маврикий.
По-моему, все справедливо. И сразу как-то теплее становится.
***
фото: на берегу озера Ганга; остров Маврикий зимой.