О чем поет ночная птица?
Птица Сирин
мне радостно скалится,
Веселит, зазывает
из гнезд.
А напротив — тоскует,
печалится,
травит душу
чудной Алконост…
В. Высоцкий
В начале XX века модерн выразил ностальгию по прошлому, по первозданной природе, по всему негородскому и несовременному, по той гармонии древнего человека и окружающего мира, которая была утрачена в индустриальную эпоху. С подобными проблемами сегодня сталкивается и наш современник.
Тяга к неорусскому стилю нарастает в период национального возрождения России, грезящей о былом могуществе и крепких корнях, утраченных в пору революционных потрясений, войн и экономических кризисов. Птица Гамаюн в стихах А.Блока вещала беды над зеркалом вод, облаченных в пурпур не то закатом, не то кровью, вторили друг другу Сирин и Алконост на картинах В.Васнецова. Хищные клювы, острые когти, печальные глаза, разметавшиеся волосы и распластанные крылья предвосхищали рассуждения Дали «об ужасающей и съедобной красоте».
В московском филиале фирмы Карла Фаберже заинтересовались легендарной птицей счастья. Ваза, ныне хранящаяся в Московском государственном историческом музее, состоит из медного основания, покрытого густой зеленой патиной, и серебряной мифической птицы Сирин в виде полуобнаженной женской фигуры. Перья ее крыльев изнутри гравированы узором, напоминающим стилизованные листья, а снаружи украшены розово-сиреневыми «павлиньими глазками» турмалина. Они лишь гладко шлифованы под старину — допетровская Русь не была избалована гранеными самоцветами. Неорусский стиль и модерн искусно сплетаются в единое целое, воплощая творческое кредо: «Вымысел, рисунок, модель и само исполнение принадлежат уму и трудам русских…».
Роль сюжета и декоративной отделки в подобных вещах была определяющей. Сказки, былины, песенный фольклор, покорившие художников абрамцевского и тенишевского кружков, перекочевали в некоторые произведения московского филиала фирмы Фаберже. Они могли не удовлетворять изысканного вкуса петербургской аристократии, не прельщали зарубежных клиентов, которые еще не гонялись за «национальным» и русским колоритом, но вполне соответствовали духу купечества. Eго привлекали дороговизна, тонкость работы и налет старинной романтики. Под сюжет и форму подбиралась техника, считавшаяся исконно русской, — зернь, чернь, скань, филигрань и т.д.
Ваза, выполненная по рисунку С.Башкова, получила благословение Павла Фридриховича Рюкерта, окончившего в 1905 году Строгановское училище и плотно занявшегося дизайном вещей на московской фабрике. Прекрасно изучивший старинные орнаменты и «древности российские», он активно внедрял неорусский стиль в производство.
Однако на этих изделиях одно клеймо — фамилия Фаберже. Хотя за ней скрывалась целая империя, охватившая не только Москву и Петербург, но и Киев, Одессу и даже Лондон.
Это труд более 500 мастеров разных специальностей — художников, резчиков по камню, эмальеров и миниатюристов. Карл Фаберже был главным источником идей и окончательным судьей воплощенных замыслов. Нет доказательств, что своими руками он создал хотя бы одну вещь, но именно он давал художникам возможность думать только о творчестве, а все остальные заботы — заготовка материалов, плата за мастерские, поиски покупателя — взваливал на свои плечи. Поэтому золотой век русского серебра ассоциируется чаще всего именно с этим именем.
***
фото: