Глоток свободы
Сорок пять лет назад, 14 февраля 1956 года, состоялся XX съезд партии.
Был таинственный доклад Хрущева, который заграница прочла сразу, а мы нет. Зато у нас были закрытые партийные собрания, на которых в обстановке строжайшей секретности читали неизвестный народу текст. Те, кому доклад был на самом деле адресован, смогли увидеть его в открытой печати только в 1989 году. Хотя обо всем догадавшийся народ уже переиначил торжественную песню о Сталине, в которой появились такие слова:
О Сталине мудром, родном и любимом
Закрытые письма читает народ…
Чем был двадцатый съезд для людей моего поколения? Глотком свободы. Пусть кратким, но ни с чем не сравнимым.
Да, потом были восемнадцать брежневских лет, потом краткое время Андропова, потом фантасмагории, когда во главе страны оказался «живой труп» — Константин Черненко.
Но уже ничего нельзя было изменить. Точнее, почти ничего. Глотнувших ветра, который пронесся над страной с трибуны двадцатого съезда, уже нельзя было заставить бояться. Заставить молчать было можно, а перестать думать по-своему — нельзя.
Они были осторожны. И потому Сахаров был один. И в августе 1968 протестовать против вторжения в Чехословакию вышли всего восемь человек. Но они были. Первые свободные люди, в которых умер страх «большого террора». Прочим, кого называли «кухонными трибунами», уже не отказаться от уроков XX съезда.
Невозможно было себе представить, что совсем недавно, по историческим меркам только что, умер Сталин. Что в каждой школе, в каждом классе (и в нашем восьмом Бродокалмакской средней школы Челябинской области тоже) дети плели траурные венки из сосновых веток, а потом несли их в райком партии, прикрепив табличку «просим отправить наш венок в ЦК». (Я пытаюсь представить себе ЦК того времени, заваленный сотнями тысяч самодельных венков из сосновых веток. Eсли бы, конечно, эти горячие просьбы были реализованы).
Шоковая терапия этого съезда, как сказали бы теперь, сделала свое дело. Это она обрекла на бессмыслицу декорации брежневского театра и обрушила их без труда в 1991-м. Когда сейчас я читаю в столичных и местных газетах мрачные пророчества о планах нынешнего руководства воссоздать полицейское государство, мне неприятно. Но я все-таки не могу в это поверить. Да, еще не прошло и сорока библейских лет. Люди, родившиеся под тенью великого вождя, еще живы. Но уже выросло и научилось мыслить новое поколение. Тех, кому сейчас от 20 до 30, тоже невозможно повернуть назад и подчинить. Вдохнув воздуха свободы, они не захотят дышать смрадом рабства. А это значит, что кто бы и какие бы планы не строил, им сбыться не суждено.
Мне повезло. Я работаю с такими молодыми людьми. Я преподаю двадцатилетним курс современной журналистики. Я рассказываю им о великих газетчиках прошлого, о носителях идеалов и принципов «четвертой власти». Я учу студентов. Но молодые еще больше учат меня. Оптимизму. Они помогают мне надеяться, что на нашу страну уже никто и никогда не наденет рабский хомут. Что освобождение, начатое сорок пять лет назад, потихоньку овладевает все новыми и новыми поколениями.
На наших лекциях-семинарах часто слышится: «я считаю…». Что бы ни говорилось — достоверное или ошибочное, — «Я считаю…». И я отвечаю: имеете право… Конечно, мы часто спорим, у нас горячие дискуссии, но мне так нравится, когда они опровергают друг друга в спорах, но не отрицают права на взгляд, на течку зрения, на ошибку.
«Я считаю», — говорит каждый из них. И мне хочется думать, что они, кому едва по двадцать, уже научились уважать себя, уважать поколение, к которому принадлежат.
Как назовут их, по аналогии с шестидесятниками? Ребята из 90-х? Дети XXI века? Не знаю. Знаю, что они есть. И с этим всем придется считаться — профессорам, губернаторам, парламентариям и президентам. А имя им когда-нибудь подберут.
…XX съезд. Как это было недавно. Как это было давно.