Пальцы брадобрея
Молодому поколению этого сравнения не понять, его не брили опасной бритвой в парикмахерской. Но старшее поймет, что имел в виду поэт, когда сказал, что власть омерзительна, как пальцы брадобрея.
Случилось то, что должно было случиться. Нельзя служить Богу и дьяволу одновременно. А Гусинский соблазнился взять у дьявола деньги и служить на эти деньги Богу. Богу богово, а кесарю — кесарево? Идеалисту, чье воскресение мы недавно отметили, казалось это возможным. Однако мы знаем, чем это кончилось. И не будь у него родственных связей аж на самом верху, кончил бы он тем же, чем и его соседи по крестам справа и слева. Блажен, кто верует. Но Гусинский-то должен был знать, и по своему, и по чужому опыту, что прецедентов в истории больше не было. Знала это и вся команда. Я имею в виду огромный кредит у государства на благое дело — не допустить к власти Зюганова.
Я не хочу сомневаться, что они были искренни в своей работе на Eльцина, не сомневаюсь и сейчас, что мотив независимости, свободы слова, прессы, демократии является существенной составляющей мотивов их бунта, но деньги они в свое время взяли из рук с теми же скользкими и противными пальцами. Коготок завяз. Птичка пропала. Не они первые. Державин свою славу и положение заработал писанием угодливых од. И вот он возомнил, что может быть независимым. Eму очень быстро дали понять, что мнить он себя может и богом, и червем, но власть реально оставит ему только последнюю роль. Маяковский, Шостакович, Сахаров и тьма других считали, что у них достаточно заслуг перед советской властью, чтобы сметь своё сужденье иметь. Им тоже популярно объяснили, что они ошибаются. И конец один — продолжать петь, наступив на горло собственной песне, либо переквалифицироваться в управдомы. У того же Державина это вылилось в горестные стихи про «птичку голосисту», которую сжимают рукой и требуют: «Пой, птичка, пой!»
Сжимали довольно долго. А когда поняли, что петь по-другому птичка не хочет или не может, сжали покрепче, и теперь мы слышим по «Эху Москвы» ее предсмертные хрипы. Газета «Сегодня» уже свое отпела, журнал «Итоги» допевает свою лебединую песню, доберутся и до «Эха». И правильно, потому как «ндраву моему не препятствуй!»
Но, с другой стороны, не согреши они тогда с властью, не было бы этих нескольких лет свободного телеуниверситета, не было бы теперь и этой проверки на вшивость и государства, и НТВ, которое почему-то никак не хочет жить по мудрой поговорке, насчет тюрьмы и сумы. Не получилось в качестве исключения и рыбку съесть, и на трамвае покататься. А добрым молодцам урок: не ходи во власть, не служи ей, если не в состоянии без тошноты ощущать на своем лице ее липкие пальцы. И не кричи на весь белый свет, как тебе плохо. А если пошел в кони — вози воду. Или не вози, но и не требуй, чтоб тебе сохранили и сено, и конюшню, и теплый водопой.
А соблазнов много. И почти никто не без греха. Но опять же, помни, как далеко ты можешь ^ зайти. Eсть’ ведь точка, после перелета которой самолет на свой аэродром вернуться не может — горючки не хватит. Сколько у тебя горючки? Для меня в свое время было ясно, что дальше Комсомола нельзя ни при каких обстоятельствах и ни за какие коврижки.
Зато как сейчас хорошо. Ведь мог бы соблазниться и, чего доброго, защитить эту диссертацию по марксистско-ленинской философии, мог обрасти кое-чем — барахлишком ли, положением ли и репутацией, и кто знает, как пришлось бы червем-то извиваться, когда надо было решать: или-или. Жалко ведь было на некоторых старых друзей глядеть. А разве сейчас не забавно наблюдать за эволюцией лидеров и членов партии власти, когда власть меняется. При виде Лужкова с его перспективой жить в берлоге его хочется пожалеть, погладить по головке, как обмаравшееся дитя: ну что ты, маленький, не конфузься уж так сильно, с кем не бывает.
Но ведь Париж стоит мессы? Стоит, стоит. А когда опротивеет слушать мессу? Лишат прописки. Опять же правильно. Но разве тебе не была известна цена, за которую тебя покупали? Или твою душу. Главное — знать, где точка возврата. А эти ребята увлеклись и забылись. Мне их жаль. Но их плач меня смешит, как всякая глупость или лицедейство. Жаль. И болею я за них, хотя знаю, что поражение им обеспечено. Власть же мне противна. Как пальцы брадобрея.