Три части крестьянской истории
Оказывается, история двадцатого века еще не написана.
В двух газетах наткнулся на два несочетаемых факта из отечественной истории. Одно издание, близкое к университетским кругам, напечатало про «раскулачивание, которое происходило на Украине в… 1911 году». В другом, и это — нынешний номер «Тюменского курьера», несколько граждан рассказывают о собственном генеалогическом древе. Поскольку и тут документов никаких не приводится, приходится либо верить на слово, либо предполагать, что можно наткнуться на еще одно «раскулачивание» вне времени и пространства, а то и на строительство Транссибирской магистрали по воле царя Петра в первой трети восемнадцатого века.
Между тем конкретные исторические проблемы века только что ушедшего лежат у наших ног. Надо только нагнуться и поднять их.
Например, история крестьянства Западной Сибири, точнее Зауралья и нынешней Тюменской области, не написана целиком. Опубликованы, если использовать мою собственную хронологию, только две ее части. А именно — первая и третья.
Первая — это книга курганского историка Александра Базарова «Дуролом, или Господа Колхозники». В ней речь идет о 1929-1930 годах. О массовом раскулачивании крестьян, о выполнении партийного плана, позволившего ограбить и отправить на Тобольский Север десятки тысяч крестьян, целыми семьями — со стариками и с малыми детьми. Их безымянные могилы на этом крестном пути так никем не отмечены и не оплаканы.
Третьей частью этой трагедии стала «Книга расстрелянных». Я помню, как мы вместе с Александром Базаровым сопоставляли страницы обоих двухтомников, как находили среди убитых в 1937-1938 годах фамилии тех, о ком писал он, кто ранее был выслан из притобольских и приисетских сел.
А что было с ними после раскулачивания и до расстрела в ханты-мансийской или тобольской тюрьме? Как терпели они восемь или девять лет сталинской каторги? Как жили в землянках, как валили лес или ловили рыбу, а вечно пьяные коменданты лесных поселков распоряжались их жизнью и смертью?
История этой каторги еще не написана. Eсть глухие отзвуки той трагедии в судьбе лидера правых Николая Угланова, бывшего в первой половине 30-х годов руководителем тобольского Обьгосрыбтреста. Среди обвинений, которые ему были предъявлены, — чересчур гуманное отношение к ссыльным. Он «почему-то» требовал, чтобы им создавались нормальные условия быта, чтобы в поселках строились школы и медпункты…
Eсть ряд интересных публикаций ханты-мансийской журналистки Валентины Патрановой. В частности, история поселка с красноречивым названием «Перековка». Это нынешний Ханты-Мансийск.
Eсть воспоминания депутата областной Думы Николая Барышникова, потомка таких ссыльных.
Однако полная и подробная история, которую, я уверен, читать будет еще труднее и страшнее, чем базаровский «Дуролом», все еще ждет исследователя. Ждут не только документы. Ждут и еще живы люди, которые сами пережили всю эту трагедию.
Можно спросить: а сам-то отчего не берешься?
Отвечу. Я потратил одиннадцать лет на «Книгу расстрелянных».’ Й боюсь, что могу не успеть… К тому же еще не изданы документы по «мертвой дороге».
И потому я обращаюсь с этой страницы к декану университетского истфака Сергею Кондратьеву: отчего бы вашим студентам и аспирантам не взяться за эту работу? Отчего бы не собрать тома документов, отчего бы не сохранить для будущего кровавые уроки сибирской крестьянской ссылки? Хотя бы в качестве предостережения для потомков.