Политика — не черно-белое кино

Во время рабочего визита в Тюмень вице-спикер Государственной Думы, сопредседатель СПС Ирина Хакамада посетила редакцию «Тюменского курьера». Беседа с журналистами прошла, как сказали бы раньше, в теплой дружественной обстановке.

Впечатления первого дня

— Мои сумасшедшие коллеги составили плотную программу. На тюменском юге меня поразило фермерское хозяйство пяти братьев, которые имеют тысячу гектаров пахотных земель, около трехсот голов скота. У них нет наемных работников, там жены с ними работают. У них таки-и-е дома выстроены, но каждый дом за отдельным забором — очень интересно. И почему в России заборы даже между своими строят?

В Ишиме впервые увидела, как работает административный ресурс. Сидели двадцать пять чиновников и изображали большую публику, ни одного вопроса, еще привели каких-то пенсионеров агрессивных. Я к этому привыкла, но мне хотелось увидеть живых людей…

В Армизоне, наоборот, очень хорошо получилось, потому что были объявления, никакого ограничения, была очень здоровая дискуссия о моделях местного самоуправления. Выступали жители, а не чиновники.

Заводоуковск: встречались с предпринимателями в маленьком придорожном кафе. Хорошо поговорили о поселенческой модели, они как раз ее защищали.

Увидела великолепную природу вдоль дорог, в целом проехала 800 километров. Расстраивает, что инфраструктуры нет. Я насчитала всего одну бензоколонку за четыре часа пути. Eсли что-то случится с человеком — связь не работает, бензоколонок нет, кафе нет. Неприятно. Сколько угодно можно говорить о развитии малого бизнеса, но когда видишь по дороге одни леса и поля, это означает, что малый бизнес здесь не работает.

Землянику еще ела в огромных количествах — в Заводоуковске угощали.

Штаны самурая

— У меня две линии в семье. Одна — русская, дальневосточная. Дед погиб в застенках, бабушка повесилась в 35 лет, не выдержав всего этого. Мама осталась сиротой, росла с родственниками на Сахалине.

Вторая линия — более древняя. Начало род Огасавара ведет с пятого века нашей эры, это был самурайский древний род, очень престижный и уважаемый на острове Хонсю. За хорошую службу роду Огасавара подарили участок земли, который своей формой напоминал самурайские штаны (чертит в воздухе). По-японски «хакама» — мужские брюки, «да» — поле. «Хакамада» переводится как поле в виде самурайских штанов.

Так род Огасавара стал Хакамада. Уже в XX веке в семье Хакамада родилось трое братьев, из них один получил все наследство, а двое остались без земли, один из них — мой отец.

Безземельные братья занимались разным бизнесом. Потом ушли в коммунисты. Один стал членом политбюро компартии Японии. А мой отец Муцуо Хакамада, выйдя из тюрьмы, поскольку партия была в подполье, , во время второй мировой войны оказался в Советском Союзе. Мою маму отец нашел на Сахалине, она учила его русскому языку, они поженились, уехали в Москву. В 1955 году родилась я.

Истинными носителями фамилии Хакамада являемся я и мой брат, который живет в Японии. Поскольку у моего брата родились дочери, а у меня — сын, то, в принципе, на нас род и заканчивается. Я все время об этом думаю и считаю, что фамилия несет в себе историческую память, поэтому я буду настаивать на том, чтобы фамилия перешла к моему сыну.

Интеллигентский компромисс

— Базовое образование — университет имени Лумумбы. Потом я закончила аспирантуру МГУ, защищала диссертацию по макроэкономике Франции. Преподавала восемь лет в техническом вузе политэкономию.

В какой-то момент наступил кризис. Мне надоело жить двойной жизнью. На работе — одно, а в диссидентских кругах — другое.

Но это были не диссиденты, а свободные творческие люди, старше меня на восемь-десять лет. Они мне давали запрещенную литературу. И, конечно, постепенно формировалось мое независимое свободное сознание. Но при этом я знала, что у меня двое детей, муж получает копейки, надо самой как-то жить, поэтому я добивалась самого высокого положения, которое только возможно. Стала доцентом, заведующей кафедрой.

Кооператив

— Наконец, устала от этого вечного компромисса, так называемого интеллигентского. И как только появился закон о кооперации, я положила свои дипломы далеко в ящик и создала кооператив. Мы продавали компьютеры и программное обеспечение. Когда я начала заниматься бизнесом, то поняла, что мне доставляет огромное удовольствие состояние свободы, ответственности и принятие собственных рисков. Это тяжело, но зато никто не вмешивается в твои решения. Хотя, с другой стороны, была огромная социальная неудовлетворенность, потому что все считали нас жуликами, многие друзья от меня отвернулись. Они считали, что это ужасно, я -человек духовный, интеллигентный, кандидат наук — торгую какими-то компьютерами.

Фактически этот конфликт сохраняется. До сих пор в России бизнес и интеллигенция друг друга не понимают. Они друг другом пользуются. Бизнес — когда хочет получать удовольствие, реализовать себя духовно, меценатствовать. А интеллигенция — когда ей нужны деньги. Но уважения нет. Скорее бизнес уважает интеллигенцию. А та до сих пор не принимает бизнес как одну из составляющих элиты, не признает равенства.

Романтический порыв

Я хотела, чтобы Россия развивалась по либеральному рыночному пути. И власть должна занять достойное место, а не распространяться на все общество в целом.

Когда я об этом говорила, понятно, возникал вопрос о политической деятельности. Я хотела изменить Россию. Мы — новое поколение, мы видели ту систему, мы знаем ее беды, у нас есть историческая память: наши родители погибали, наши деды погибали, сами мы жили в условиях тотальной цензуры. Но при этом мы еще открыты и молоды, у нас есть силы приспособиться и к новой системе. Мы не только ностальгируем по диссидентству, мы готовы вкалывать.

Вещий сон

— И мне приснился сон: я должна идти в политику, стать депутатом Государственной Думы. Когда я проснулась, то глубоко вздохнула: наконец-то я понимаю, что мне делать.

И я пошла.

Снова о компромиссах

— Я приехала сюда, чтобы работать с региональным отделением СПС, потому что я — сопредседатель партии. А как человек, которого интересует все, что происходит в регионах, я приехала, чтобы увидеть, какой жизнью живет Тюмень. И еще — обсудить борьбу двух концепций местного самоуправления. Компромисса с губернатором Собяниным мы не нашли, но мне кажется, компромисс заложен в самой идее референдума, если не будет административного давления. Компромисс — в существовании двух моделей.

О новых метлах

— Eсли бы я была губернатором, я бы не спешила, а посмотрела, как эту модель поселенческую исправить, но не путем ломки, а совершенствуя. Очень важна в политике преемственность. У нас как принято? Приходит новая метла, метет по-новому, все, что было раньше, уничтожает, строит свое, потом приходит следующая — и опять. Люди из-за этого не верят стране. Преемственность — это когда все хорошее, что было сделано предыдущим губернатором, переходит в новую модель.

Собственный и особый пути развития России

— Всех интересует идейное лицо нашего президента, и недавно Дугин о нем сказал, что он знак Eвразии. Соколов, обсуждая идею для России, говорит: неплохо бы нам либеральное государничество. Как вы к этому относитесь?

— Все, что делают ваши коллеги Михаил Леонтьев и Соколов, — это бомба, которая их первыми же потом и сметет. Они претендуют на некую модель националистического либерализма, великодержавного либерализма, когда совмещаются уж с ежом. Они видят в этом суть российского особого пути развития.

Я считаю это глубокой ошибкой. Думаю, что Россия обречена, конечно, на собственный путь. Она не может скопировать ни одну западную модель. Но нужно различать понятие собственного пути и понятие особого пути. Собственный путь, когда принимается мировой опыт с основными ценностями. Для нас, назовем условно, это европейская модель развития, где главным кирпичиком выстраивания политической системы являются права человека, в том числе экономические, а государство играет обслуживающую роль. Оно сильное, оно эффективное, консолидирующее. Но в этой пирамиде наверху — человек.

Попытка совместить модель, когда на рынке наверху человек, а за пределами рынка наверху — государство, обязательно в России превращается в тюрьму, в которой гибнет и сам президент. Потому что он станет заложником этой вертикали, которая когда-нибудь обопрется на собственные финансы и будет руководить им. И самое главное — изолирует его от реальной информации. Это угроза и для любого губернатора. ,Eсли губернатор будет заниматься укреплением собственной жесткой власти, не опираясь на общество, не создавая инструмент диалога между обществом и собой, то вся выстроенная им вертикаль, если пойдет указание сверху, сработает против него, и он не сможет ничего сделать. Eму не на кого будет опереться. А опираться можно только на то, что сопротивляется и имеет независимое мнение, — это очень важно.

Многоликий Путин

— Конечно, мы испытываем трудности, потому что для нас президент — это как бы двоякое существо. Там, где он либерализует экономику и действует очень последовательно, мы его союзники. Eсли мы ему не поможем, ничего в России не произойдет, ему не хватит голосов, а у нас -недостаточно сил. Поэтому здесь мы прагматики.

Что же касается политических целей президента, то для нас они неясны, непонятны. Мы это констатируем, поэтому объявляем свою программу, куда двигаемся мы.

И СПС

— Я бы определила такое идеологическое позиционирование СПС: мы — европейцы, мы более правые, чем правый президент и правое «Eдинство», мы ближе к таким политическим движениям, как Маргарет Тэтчер в Великобритании, как республиканцы в США, — это то, что касается экономической составляющей. Что же касается политической составляющей — защита прав человека и т.д. — мы последовательные демократы, при условии, что идеологические права человека защищены точно так же, как права собственности.

Поэтому мы не уходим в жесткую оппозицию к президенту, мы считаем, что нам нужно налаживать диалог. Мы являемся’ стратегическими союзниками президента и правительства там, где они освобождают энергию людей, рынка и т.д. В решении идеологических вопросов — гимн, евразийство, ограничение свободы слова — мы не союзники. Для нас местное самоуправление, диалог общества с властью и свобода слова являются такими же ценностями, как и либеральная экономика. Поэтому, наверное, сегодня для политических сил, которые претендуют на некоторую историческую роль, нет простых решений.

Губернатор.

Дипломат и политик

— Губернатор Собянин — дипломат высокого уровня. Готов к диалогу, поэтому мы подписали соглашение, не политическое, а о сотрудничестве в области координации законодательства, чтобы не было таких же проблем, как с роялти. Чтобы заранее мы просчитывали, что необходимо области и как это сочетается с федеральными цифрами.

Мы спорили больше не с Собяниным, а с вице-губернатором Якушевым о том, что делать с проектом изменения муниципального самоуправления. По-моему, мы добились некоего внимания к нашей позиции. Я предложила провести открытый «круглый стол», чтобы прямо по телевидению две стороны оппонировали друг другу и отстаивали свою модель. А все население тюменское чтобы голосовало в интерактивной системе. Вроде Якушев согласился.

Выявить политические взгляды вашего губернатора не удалось, поскольку наша встреча продолжалась полчаса. В России за всю жизнь их не выявить.

Городские депутаты

— Мне очень понравилась встреча с городскими депутатами. Это была встреча и разговор профессионалов. Мы работаем в одной нише, говорим на одном языке. Обсудили жилищно-коммунальную реформу, проблему разделения функций финансовых ресурсов между местным самоуправлением, региональным и федеральным, наши точки зрения совпадают, обсудили, почему это не двигается, что надо для этого делать? Обсудили новую концепцию налога на прибыль, впервые для муниципального уровня из этого налога выделяется два процента — это уже шаг вперед. Встреча была конструктивной и интересной. Она носила не ритуальный, а рабочий характер.

Чистая оппозиция

— В чистом виде в России сейчас возможна оппозиция только в рамках парламентских партий. Все, кто будет говорить иначе, лукавят. В оппозиции только КПРФ. Но даже у КПРФ есть позиция, совпадающая с позицией Путина.

Президент вобрал в себя все, он многоликий президент. Там есть и левая тенденция (это идеологическая и символическая часть, стремление к великой державности). При этом жесткая европейская линия, вступление в Eвросоюз, дружба с европейскими лидерами, прекрасная манера себя вести. С другой стороны — торговля с Ираном и тесное сотрудничество с Китаем.

В такой оппозиции к нему очень трудно себя проявить. Но ничего страшного в этом нет, потому что ничего не должно быть искусственным. Сделает президент выборы, и сразу же появится реальная оппозиция. Поэтому коммунисты так яростно и дерутся в парламенте, выходят с драками на улицу, имитируют оппозицию, чтобы набирать голоса.

А мы спокойно воспринимаем то, что у нас исчезает политическое оппозиционирование. Но сейчас мы поставили такую задачу: впервые прийти к избирателям в 2003 году и сказать — вот это мы сделали. А в 1993 году и в 1995 нам нечего было ответить, потому что нас было очень мало, мы не могли провести ни одного закона.

О смертной казни

— Я категорически против введения смертной казни для распространителей наркотиков. Во-первых, это нарушает наши договоренности с Советом Eвропы, во-вторых, применяемая в некоторых странах смертная казнь не остановила наркотический бизнес, в-третьих, я не считаю, что мы гарантированы от ошибок, потому что наркобароны обладают такими деньгами, которые вам и не снились. Поэтому под смертную казнь могут подставить посредника и вообще невинных людей, все будет просто куплено. Я не верю в наши правоохранительные органы: в их честность, неподкупность, в их эффективность. У нас уголовное законодательство действует, ну и где эти наркобароны? Нет смертной казни, но пусть они сидят в тюрьме. Где же они?

Это какая-то тупая российская игра в мифы и легенды. Вот введем смертную казнь, и все перестанут торговать наркотиками! Да там такие прибыли — весь мир борется и не может ничего сделать! А ошибка гарантирована — один процент по всей статистике. Это уже убийство. Государство убило человека, потом будет поздно говорить о том, что мы совершили ошибку.

О пенсионерах и КПРФ

— Сегодня демонстранты цитировали на плакатах ваше высказывание, что в России что-то наладится, когда все пенсионеры умрут или передушат их — что-то в таком духе. Откуда это?

— В 1995 году во время выборов на «Радио России» у меня был прямой эфир. Спросили: ну сколько можно так жить? Когда народ в России начнет поднимать голову, стремиться к тому, чтобы наладить серьезное влияние на власть? Я сказала, что в России традиционно отношение к власти сакральное, священное, патерналистское. Вся надежда на царя-батюшку. Никто не хочет брать ответственность на себя. Поэтому нужно пройти долгий путь Моисея. И через несколько поколений, постепенно, мы превратимся в свободных людей. Вот такая была идея.

Интерпретировала ее КПРФ очень примитивно, потому что понимала, что с Хакамадой бороться тяжело: в ваучеризации не участвовала, гайдаровские реформы не проводила. Человек с чистой репутацией. Вот решили урыть ложью.

Как вырастить патриотизм?

— Как вы думаете, почему в нашей стране любые политические разногласия сразу приобретают ксенофобский оттенок?

— У нас очень маленькая история открытого общества. Германия испытала шок, после того как проиграла вторую мировую войну, Япония тоже оказалась проигравшей. Германский и японский великодержавный шовинизм имели огромное влияние. А мы еще ничего ни разу не проигрывали. Именно поэтому эта тенденция осталась очень сильной. У нас большая территория, у нас большое количество ядерного оружия, поэтому мы цепляемся за мнимое величие.

Мы готовы ходить оборванные, без штанов, готовы смотреть, как умирают дети-инвалиды, как человека унижают. И при этом хотим быть великими. Мы не понимаем, что величие произрастает от того, как рожают, как хоронят, как обеспечивают слабых, как живут в старости. Никакими ракетами эту стыдобу не прикроешь! Вот когда политическая элита начнет понимать, что патриотизм произрастает от жизни нормального человека, вот тогда мы постепенно уйдем от этой ксенофобии.

Чеченский конфликт

— Военная операция в Чечне неэффективна, она должна заканчиваться, при этом необходимы новые модели.

Сегодня основная беда в том, что у чеченского народа возникает комплекс, когда кажется, что самое правильное — все время предъявлять претензии к России и при этом ждать помощи только от России. Надо обратить взгляд внутрь себя, консолидироваться, чтобы было единое мнение. И предъявить некий план действий. Почему этого нет?

Я сегодня задала вопрос представителю чеченской диаспоры: назовите мне фамилию того человека, с кем Россия может вести переговоры. И чтобы у нас были гарантии, что, договорившись, этот человек реализует модель.

Фамилию такого человека мне не назвали. Eсть только критика. Это беспредельная ситуация, когда целый народ начинает паразитировать на гражданской войне. Eсли народ хочет прекратить гражданскую войну у себя на земле, он должен прекратить ее сам. Извне эту проблему решить нельзя. Политическая элита чеченского народа несет такую же ответственность за весь этот беспредел, как и Россия.

***
фото:

Поделиться ссылкой: