Иван и Мария. И Альфред
Сегодня в память тех, кто был расстрелян, у бывшего «дома НКВД» будет открыт мемориал. В том числе и в память об Иване Ведоме, начальнике пожарной команды совхоза имени Ленина Абатского района.
Иван Ведом был расстрелян в нашем городе одним из последних — 10 апреля 1942 года.
Альфред Иванович Ведом, сын погибшего пожарного, живет сейчас в Швеции. Он недавно был в Тюмени, рассказывал горестную историю своей семьи и совершенно фантастическую свою собственную.
— …Моя мать Мария Лассила была энтузиасткой социализма. Дочь финского коммуниста, она слушала радио, всерьез была убеждена, что у власти должны быть рабочие, а не работодатели. Сначала через границу в СССР ушел отец с двумя сыновьями и младшей дочерью — «почву подготовить». Как в воду канул. В 1931 году пошла Мария, красивая девушка, финалистка конкурса «Мисс Суоми». Перешла через границу — «Я — комсомолка, пришла помогать строить социализм» — и прямиком в Петрозаводскую тюрьму. Потом лесоповал, где работали в основном финки, несколько шведок и норвежек. Потом этап в Иркутск, откуда наша комсомолка, по словам Альфреда, сумела бежать и добралась почти до границы. Опять тюрьма, опять этап, на этот раз в Новосибирск. Новый побег, новая встреча с ОГПУ, где Мария, рассказывает Альфред, потребовала, чтобы ее отправили в Финляндию, либо туда, где она может разговаривать со своими. Так Лассила вновь оказалась в Петрозаводске, где работал по вербовке Иван Ведом, из сибирских эстонцев, уроженец деревни Рыжково. Потомки этих эстонцев и сейчас еще живут на восточной окраине нынешней Тюменской области.
От автора. После убийства Кирова в 1934 году «неблагонадежные элементы» от западных границ отправляли на восток. Марии повезло: ее выслали по месту рождения мужа — в деревню Рыжково. Впрочем, что значило в то время везенье? Так, небольшая передышка между горем и горем. И можно ли назвать свободой время, когда каждый шаг регламентировала комендатура?
Альфреду было шесть, сестренке полтора года, когда отца арестовали прямо в пожарке. Сохранилось воспоминание: отец стоит с поднятыми руками, из носа течет кровь. Последняя картинка…
— Нас выкинули на улицу, под открытое небо. Три месяца жили в землянке. Деревенские дети бегали по крыше и кричали про «врагов народа». Однажды проснулся: мать стоит над моей кроватью с топором в руках… Стало легче, когда в деревню прислали поволжских немцев и все набросились на них…
Потом мать вышла замуж за ингерманландца (есть такая местность между Эстонией и Ленинградом), и тот после войны увез ее в Новгородскую область. А там бросил.
Послевоенный колхоз, послевоенный голод, вечный страх, что кто-то узнает о расстрелянном отце, преследования колхозного бригадира (мать все еще была
красавицей). И опять картинка из прошлого. Мать наедине с бригадиром в конторе, Альфреда, которому чуть больше десяти лет, посылают за водкой. Потом еще раз. Потом они идут с матерью по деревне, мать вытирает подолом платья между ногами и плачет. Потом Альфред узнает, что бригадир похлопотал, чтобы семью отпустили из колхоза. И много лет спустя поймет, какая цена была за это заплачена.
Перебрались в Карелию и вместе с матерью работали золотарями в местном райисполкоме. «Уборные мы чистили до пола», — говорит Ведом-младший, и я не могу понять интонации, с которой он это произносит. В школу приходил в ноябре, а в апреле уже работал.
До пятого класса учился в школе, потом был в армии, вернулся — взяли в милицию, носил сержантские погоны. Закончил вечернюю школу и несколько раз поступал в университет — учился в Петрозаводске, был студентом в Тарту и даже в Стокгольме. Но это уже потом, когда познакомился с девушкой и уехал за границу. Но нигде не закончил, хотя языки давались ему легко — и русский, и финский, и французский.
Сейчас Альфред Ведом живет в шведском городе Ярфалла. У него собственный дом. Пятеро детей — Оке, Анна-Пена, Нина, Тэртту и Петер. Петер работал телохранителем королевской семьи.
Когда Альфред решил ехать в Россию, в православном приходе Стокгольма собирали вещи для детского дома. Дети удивлялись: «Почему ты печешься о них? Забыл, что с тобой, с твоим отцом и матерью сделали там?». Нет, говорит мне Альфред, не забыл. Да и как забудешь, если семилетняя сестра матери — как он узнал в Петрозаводске — была расстреляна «за шпионаж».
(Думаете — преувеличивает? Думаете, Ведом что-то напутал? Но я своими глазами видел картотеку в Салехардском отделении КГБ: восьмилетняя девочка — «член ОУН», организации украинских националистов. Было это в 1988 или в 1989 году — Авт.).
«Но надо делать добро», — объясняет Ведом. То ли своим детям объясняет, то ли мне.
И вот он приехал в Абатский район, в Ленинку. Искал сверстников. Нашел всего человек пять. И вспоминает, как с ним, маленьким, никто не хотел играть. Только Вовка Шелигин. У него и переночевал Альфред Иванович Ведом.
…Иван Ведом был похоронен в районе теперешней улицы Пиаровской, на старом скотомогильнике. При строительстве одного из домов там вскрыли захоронение — полтора десятка скелетов, черепа пробиты винтовочными пулями. Какое-то время кости хранились в бюро медэкспертизы, но поскольку ими не заинтересовались, кости закопали — никто уже не помнит где. Зато поставили каменную глыбу в березовой роще — в нескольких сотнях метров от старой, давно затерявшейся могилы. Альфред Ведом посетил это место. Говорит, что отец до сих пор приходит к нему во сне. По лицу — другой человек, но Альфред точно знает, что это его отец.
P.S. Мария Лассила-Ведом еще жива. Eй 89 лет.