Если бы я был коллаборационистом
От французского collaboration — сотрудничество
В представлении журналистов чиновник — не человек. В представлении чиновников журналист — недочеловек. Могут ли договориться эти две несогласные фигуры? Только если избавятся от ксенофобии.
Вообще-то, слово «коллаборационист» — ругательное. Тем не менее в ходе горячих журналистских дискуссий на гражданском форуме в Москве порой мне хотелось оказаться именно этим человеком. До такой степени я чувствовал несогласие с коллегами.
В течение двух дней участники гражданского форума, собравшиеся за круглым столом (без кавычек, ибо как раз такой стол и установлен в мраморном зале Дома журналистов), обсуждали пути цивилизованного движения к открытости. Как убедить власти обеспечить прессе доступ к официальной информации? Коллеги играли в одни ворота, поскольку ни один губернатор не пришел в мраморный зал для конструктивного разговора. И речи повисали в воздухе, как стрелы, не нашедшие мишени.
Правда, днем раньше общался с нами «журналистский министр» Михаил Лесин, почти что свой, хотя и старался забыть свое прошлое, хотя и старался убедить, что он-де тоже не согласен давать нашему брату информацию о незавершенных решениях.
Спорно, конечно. Потому что обсуждать подписанные решения — поздно и потому бессмысленно. Да ладно, все же это дело внутреннее. Нашего цеха.
Итак, уточним: что нас интересует в движении за открытость властей? Процесс или результат? Борьба, борьбы, борьбе, борьбою…
Наверное, чиновник должен был открыт. Наверное, должен действовать закон о праве на информацию и об обязанности чиновника эту информацию давать.
Написал и засомневался. Ну, есть такой закон, Конституция называется, со статьей 29-й. Eсть Декларация прав человека с 19-й статьей. Так что теперь? Принимать еще один закон об обязательном исполнении вышеназванных законов? А потом еще один — о том, что и этот третий обязателен? И — пошла писать губерния?
Eсть законы, есть. Но когда ко мне приходит сотрудник и докладывает, что «информацию не дали», я не начинаю срочно ему сочувствовать и бранить закрытость чиновничьей касты, по-китайски — ганьбу. Я говорю: прости, но никто тебе ничего не должен. Ты сам выбрал профессию, суть которой — добывание информации. Это не они виноваты. Это ты виноват. Не нашел, не добыл, не убедил, не смог.
Я понимаю, что лью воду на мельницу чиновников, которые весьма не идеальны, но склонен считать, что открытость и целиком отношение властей к прессе есть производное не от качеств или характера власти, а больше от нашего профессионализма. От умения понимать и держать слово. От точности изложения. Даже от грамотности.
Я всецело за свободу слова. Но как не видеть причин, из-за которых так часто и — увы! — справедливо не любят прессу. Да я бы и сам ее невзлюбил, когда бы не принадлежал к тем же, нелюбимым!
Мы повторяем: власть такая, сякая, некомпетентная… А мы? Признаемся: и такие, и сякие, и некомпетентные тож. Да еще с апломбом… Причем чем хуже качество, тем апломба больше.
Правда, трудно любить чиновников. Но при всех их отрицательных качествах они, я думаю, самые информированные люди в стране. Да пусть меня сто раз обзовут коллаборационистом, я поддерживал и буду поддерживать с ними рабочие отношения. Потому что выпускаю информационную газету. А апеллировать всякий .раз к закону времени нет — тут впору не газету выпускать, а высекать клинопись на каменной плите.
Мы возлагаем надежды на закон, на его неумолимое и строгое исполнение. Но не уповаем ли мы при этом в глубине души, что эти законы и контроль за ними помогут восполнить недостаток тех качеств, которыми репортер обязан обладать по определению, а не обладает?
Не помогут. Газете нужна информация и читателям тоже. Так что бери лопату и — копай!