Фотография, на которой меня нет
В детстве я очень много времени проводила с бабушками. Так что, можно сказать, я сама наполовину бабушка.
Бабушка — это что-то мощное, властное. Бабуля, если что, всем говорила, что оторвет голову. Приезжала она порой неожиданно, уже из-за двери вдруг раздавался ее голос — приехала бабуля с огромной сумкой на санках. А в сумках много чего. И вместе с едой она привозила свою любовь, тепло, в которое можно было завернуться, будто в одеяло, и греет оно даже сейчас.
Бабушка любила всех детей и юродивых. Во дворе был один мужчина, которого я побаивалась, помню, как-то даже спросила, почему он всегда с бабушками. Бабушка меня поправила, что лучше говорить «с женщинами», а про мужчину — что он юродивый.
Сейчас, говорят, старушки перестали сидеть на лавочках. Не знаю, в Тюмени, по-моему, и раньше не очень-то сидели, а вот там, где жила моя бабуля, лавки всегда были заполнены. Это была какая-то медитация, вечерний ритуал. Я, можно сказать, была допущена в этот клан — любила тоже посидеть иногда вечером.
Бабуля использовала некоторые особенные слова, например, «неполный» могло значить и «неумный», и «неполноценный». «Она неполная», мол, что с нее взять. И пела вот такие частушки: «Старику 90 лет, алиментов с него нет, разбираться начали, десятку присобачили». «Повадился Васька-кот на чужой огород, есть детишки и жена, все же ходит, сатана». «У моего у милого глаза, как у идола, я такого идола на базаре видала». «Пойду плясать, только пол трещит, мое дело молодое, меня бог простит». «С неба звездочка упала, словно ягодиночка, у кого милой плохой, у меня картиночка». «У моего у милого аккуратненький носок — девять курочек садится и десятый петушок». «Мы сидели с Кузенькой на скамейке узенькой, рассердился Кузенька, что скамейка узенька».
Все, что делала бабуля, было прекрасно — телячьи отбивные, варенье, вареная сгущенка. Рисовала отлично, мне очень нравилось, хотя она с трудом соглашалась. У меня остался рисунок, одна из немногих памяток от бабушки: Оля (это моя двоюродная сестра) беременная танцует — выпирающий живот и кудряшки на голове.
Как-то раз со всеми бабушками со двора мы пошли делать фото в парк. Фотография вышла впечатляющей, к сожалению, не сохранилась. Но бог с ними, с фотографиями, раз бабушки тоже нет. Приезжала я к ней на могилу два раза и, что называется, там ее не застала. Проходила мимо дома, и как-то издалека показалось мне, что она сидит на лавочке. Потом осознала, что нет, показалось. И сразу все исчезло — дом, город. Ничего этого теперь нет, и во дворе ничего нет — стояла и ждала, что придет какое-то чувство, но нет, ничего. Просто трава, просто кусты… Зато совершенно неожиданно могут проклюнуться какие-то воспоминания, ассоциации.
***
фото: Такой в молодости была моя бабушка, Прасковья Ивановна Катаева.