На краю географии
…Этих сюжетов вы не найдете ни в отчетах о наших командировках «на самый краешек географии», ни в репортажах, ни в корреспонденциях, ни в очерках, подписанных «наш специальный корреспондент». Об этом не рассказывают в кругу семьи, возвращаясь из командировки, не докладывают на творческих конференциях. Автор попытался собрать эти истории, о которых говорят в узком кругу, где собираются те, кто прошел, красиво говоря, Великим белым путем, как иногда называют трассы, проложенные курсом на север, но при этом не стал останавливаться на опасностях, которые имели место быть. А вдруг текст окажется в руках тех, для кого он не предна-значился? Но автор ручается, что в этих заметках чистая правда. Eсть даже точные даты и координаты событий.
…Как-то на пресс-конференции, когда губернатор слегка запаздывал, мы с Толей Мокроусовым предались воспоминаниям. О дальних командировках на Север, о зимниках и вертолетах. И было столько, видимо, восторга и счастья в наших воспоминаниях, что сидевший рядом молодой журналист вздохнул: «Вот это была жизнь!»
Да. Это была жизнь. Собравшиеся в Тюмени уроженцы разных краев и территорий, мы летели на Север, как бабочки на огонь. Что влекло нас сюда? Читанные в юности книги? Романтические передачи радиостанции «Юность» с песнями Бориса Вахнюка «От моей буровой до твоей буровой»? Или тяга к неведомому, к риску, который мы не всегда осознавали и оценивали? Или строки «Параболической баллады» Андрея Вознесенского, где «в сибирской весне утопают калоши. А может, прямая все же короче?» И в свой черед «мы уносились ракетой ревущей сквозь ветер, срывающий фалды и уши…»
А потом, в юбилейных публикациях, мы вспоминали своих товарищей, с которыми мы преодолевали Великий белый путь.
О странностях, опасностях и неожиданностях наших северных маршрутов написал не однажды корреспондент салехардского радио Альфред Гольд. О том, как на зимнике отказал мотор грузовика и оставалось только ждать. И вот — «чудак-мужик, он гнал навстречу трактор — простой тягач с названьем кратким — жизнь».
Об авариях и катастрофах, которые были нередки, мы тогда не писали. Не принято. И лишь иногда по каким-то деталям нам удавалось догадаться, что там случилось. Или могло случиться.
Сейчас перед глазами читателя страницы, которые могут показаться странными.
Рассказ первый
В старом, кажется, за 1974 год, журнале «Смена», специальные корреспонденты которого Юрий Калещук и Альберт Лехмус немало страниц посвятили происходящему на пространствах Тюменской области, встретилось интригующее начало репортажа.
Вот оно, пишет автор текста:
«Я не знаю — суеверный ли народ вертолетчики. Но тринадцатого пассажира они не взяли. В салоне Ми-8, вылетающего из Сургута в Новый Уренгой с проектировщиками новой ЛЭП-500, нас двенадцать». И все.
Дальше обычный репортаж о взлетах и посадках, о поисках площадки для будущих открытых распределительных устройствах (ОРУ). И ни слова о том, что было до.
Стали искать. В конце концов в наших руках оказалось подлинное начало репортажа, которое не попало в журнал «Смена».
Год 1974-й, июнь, семнадцатое.
Утро в сургутском порту. Я не знал, поднимаясь в вертолет, снаряженный для вылета на Север, что нашей жизни, всех, кто был в этом вертолете, и моей, оставалось не более получаса.
Но командир авиаотряда забрал нашу машину и изменил летное задание. Нас, раздосадованных, высадили, и вертолет улетел. Как мы очень скоро узнали, за судьбами других людей.
Летчики приземлились в Нефтеюганске, взяли других пассажиров, вертолет начал взлетать и. загорелся. Он упал на левый борт -погибли в огненной ловушке двадцать человек. Спаслись только пилоты, выбив ногами фонарь, и женщина с переднего сиденья, которую они сумели вытащить.
Газеты об этом не писали. Только через полгода в журнале «Смена» очерке «Вариант» знающие о той трагедии могли уловить намек на случившееся.
Пилот пересчитал пассажиров: тринадцать. «Перегруз», — сказал он. Тринадцатого пассажира высадили. Это описание нашего вылета по отмененному накануне маршруту — 18 июня 1974 года.
«Жизнь взаймы?» — думаю я сейчас, спустя пятьдесят лет.
Рассказ второй
Как бабочки на огонь, написал я в самом начале. А огня, впрочем, хватало. Воды тоже. И иногда — огонь и вода в одном, как говорится, флаконе.
Итак. Где-то и когда-то, скажем так: семидесятые годы, конец июля или начало августа. Eсть и точные координаты. Большая Обь на траверзе поселка Питляр, что на правом берегу великой сибирской реки.
Наш корреспондент, кем должны быть написаны эти заметки, напросился на катер связи, курсирующий между Салехардом и южными поселками Шурышкарского района. Путина. Идет осетр, нельма, муксун. Понятно, что шкипер охотно причаливает к рыбацким станам. Возвращается довольный натуробменом и слегка поддатый. А погода портится. Шторм на Нижней Оби не хуже, чем в море. И вдруг вспыхивает огонь в машинном отделении катера, где непонятно для каких надобностей валялся промасленный тюфяк. Однако на борту катера оказались туристы, которых шкипер подобрал на Шурышкарском Сору.
Эта тройка так мастерски заливала пламя, особым образом черпая воду из бушующей Оби. Когда огонь угас, мы познакомились, выяснилось, что эти рыбаки-любители — офицеры Каспийской военной флотилии в отпуску. Очень кстати. Тем временем малость протрезвевший шкипер ушел спать в свою каюту, а наш корреспондент, меняясь с мальчишкой-рулевым, благополучно довел катер до причала в Салехарде.
Рассказ третий
Год 1980-й, январь или февраль, Сургут, около 40 градусов ниже нуля.
…С трассы до Сургута меня подбросил попутный грузовик. План -переночевать у коллег, а утром на самолет и в Тюмень. Машина остановилась напротив дома, где жили мои друзья. Eще пять минут. Тут вижу, что передо мной недавно выкопанная траншея глубиной метра два, а то и больше. А тропинка к месту ночлега идет вниз, а потом вверх. Я бодро спустился в узкую траншею, а подняться не могу. Меховые сапоги-кисы без каблуков, скользят… Разбежаться негде… А на плече у меня тяжелый «репортер-шестерка»… Не сразу я догадался расстегнуть ремень, на котором висит казенный магнитофон, и что есть силы швыряю его наверх, зажав в пальцах кончик ремня. Маг за что-то там зацепился. Не выпуская ремня, я выскочил наверх… Запоздало подумал, что на сорокаградусном морозе вряд ли дотерпел бы до утра.
Рассказ четвертый
15 февраля 1983 года, поселок Андра, Октябрьский район.
Здесь трасса газопровода Уренгой — Помары — Ужгород пересекала Обь. Но сперва надо протащить подо льдом через реку дюкер -длинную плеть с заглушкой в головной части. А для этого следует прорубить во льду узкий канал. И вот я уже сижу рядом с трактористом, который чистит от снега лед. Интересно же! Он рассказывает о своей работе, я записываю. Потом прощаюсь и еду в аэропорт.
Назавтра я, уже из Тюмени, звоню вчерашним знакомцам — нет ли каких новостей? Отвечают как-то нехотя, скупо. А были так рады, что о них напишут.
— Да что произошло-то? — кричу я в телефон.
Ответ заставил меня помертветь -кажется, так называется это состояние. Вчерашний мой собеседник, веселый словоохотливый человек, продолжал чистить лед. Трактор наткнулся на незаметную под снегом полынью и провалился под лед.
Ширина Оби в этом месте больше километра, мощное течение одной из крупнейших рек планеты. Короче — без комментариев. А день я запомнил навсегда.
Рассказ пятый
Декабрь 1982 года, у трассового поселка Береговой юго-западнее Надыма (расстояние неизвестно).
— Все как всегда. Самолетом летишь в Надым. Там случайная машина подбрасывает тебя на трубную базу. Ищешь попутку. И вот мы: водитель, машина, краз-«лаптежник» с трубой диаметром 1500 миллиметров на горбу, и я — катим по зимнику на трассу.
Быстро, как это бывает на севере, ушло за горизонт солнце. Ночь упала на тундру. Мотор работает ровно. Слышно, как на спине тягача скрипит-ворочается тяжелая труба. Но вот скрипнули тормоза. Водитель показывает куда-то влево, где дрожат огоньки.
— Вон твой Береговой. Но я туда не поеду — с трубой я в поселке не развернусь.
И уехал. Ну и на том спасибо. А где дорога до поселка? Чернота, хоть глаз выколи. Я становлюсь на четвереньки и щупаю руками зимник, ищу сверток — тропу к поселку, около которой меня высадили. Я нахожу эту тропу и — один-одинешенек в безмолвной, северной черноте — почти ощупью двигаюсь в сторону огней. Мне повезло, я нашел дорогу и не сбился с нее.
Рассказ шестой
20 апреля 1980 года. Река Пур у поселка Тарко-Сале.
Железная дорога на Уренгой строилась по левому берегу реки, а районный центр, где, кстати, и аэропорт, на правом. Когда укладка рельсошпальной решетки пересекла отмеченную колышком ось будущей станции, праздник, конечно, был, но небольшой. Для своих. Из корреспондентов был только я. Теперь следует ценную информацию доставить в редакцию. Самосвал высадил меня точно напротив поселка и аэропорта Тарко-Сале. Но все это на том берегу.
Подходит рабочий. По случаю события, о котором я сказал, он слегка… Хлопает меня по плечу:
— Не боись, корреспондент. Я тебя переведу!
И бодро спускается на реку, которая вся еще в снегу. И парень шагает налегке. А у меня еще и аппаратура. Делать нечего, иду следом. И вдруг вижу, что следы поводыря заплывают водой. Но стоять нельзя, кто его знает, что там под снегом? На всякий случай стараюсь идти не точно по следам, а беру чуть правее. Но раз вы это читаете, значит, Пур я форсировал успешно.
***
фото: Прилетели.