От Надыма до Ишима
История крупнейшей в мире нефтегазовой провинции, название которой начинается с имени нашего города, масштабна и необъятна. Порой кажется, что все уже устоялось, все колышки забиты и даже таблички развешены, и на первый-второй рассчитались. А потом вдруг случайная встреча, и ты понимаешь, что где-то там, в самых первых рядах, есть свободное место, и надо что-то уточнять и поправлять.
Дело не в перестановке мест. Просто в пионерном периоде было столько неясностей, столько внезапных поворотов, что даже нечаянный и как бы «ошибочный», Березовский фонтан мог бы вовсе не состояться. И как бы тогда пошел туманный и трудный геологический маршрут первых лет?
Вот осенью 1964 года в крохотном селении Уренгой на правом берегу Пура высадился сейсмоотряд Владимира Цыбенко, и, как утверждают источники, так было открыто крупнейшее в мире Уренгойское газовое месторождение. Потом появился город Новый Уренгой, потом трансконтинентальный газопровод Уренгой — Помары — Ужгород.
Ничуть не пытаясь умалить заслуги Цыбенко и его отряда, должен все-таки кое-что добавить. Например, за четыре года до его взрывов, которые позволили очертить на карте контуры великого Уренгоя, в здешние места пришла из Ярудея Надымская производственная опытная электроразведочная партия, которой руководил геофизик Юрий Копелев.
— В Ярудее была база нашей разведческой партии. Удобное место -поселок и маленькое озерко, на него садились самолеты на поплавках. А других мест, чтобы нам расположиться, просто не было. Вот и остановились в Ярудее. Два отряда, один пошел по трассе брошенной железной дороги, а другой на вертолетике крутился вокруг. А я был начальником партии. И мы двигались с Ярудея на восток. И пришли в старый Уренгой. Так его стали называть вскоре. Работали летом на вездеходике — у нас был вездеходик ГАЗ-47, плавающий. На нем отряд в пять человек и аппаратура, прошли всю трассу от Ярудея до реки Пур. Это был 1960 год. Пришли мы на Пур в конце сентября. Начался снежок, и мы свою работу кончили.
— Чем занималась электропартия? Вы же не взрывали ничего, не строили свои структуры как сейсмопартии?
— Мы использовали естественное электромагнитное поле земли. Ставили два электрода, разматывали две коротенькие линии, заземляли их. Использовали собственное электрическое поле земли и магнитное, которое создается влиянием солнечных вихрей, которые падают на землю. Мы получали осциллограмму. Потом в Ярудее ее обрабатывали и получали некоторую величину, которая показывала глубину залегания фундамента. И вот на этом профиле мы нашли три громадных перегиба. То есть будущие структуры. Первая была в районе Пангоды. Вторая чуть дальше на восток на водоразделе рек Надыма и Пура — там была аномалия большая. А третья — около Пура. Мы ее назвали Пуровская зона поднятий. Именно там потом нашли Уренгой.
— Какова же была мощность этой будущей структуры?
— Мы даже не могли себе это предположить.
— А через три года после вас пришел сюда Цыбенко?
— Через три или четыре года. Но я через два года после возвращения с Пура подал докладную Эрвье, что тут надо бурить. Летом как раз станок везли в район Тарко-Сале, туда, где потом получился дикий фонтан.
— Это Пурпе?
— Да. Вот этот станок и зимовал в Новом Уренгое. Я узнал, что он там зимует, и предложил пробурить первую скважину на нашем поднятии, на Уренгое. Самая высокая точка поднятия была как раз на станции Ягельная. Там, где сейчас город Новый Уренгой. Эрвье пустил эту докладную на согласование по отделам. И очень много народу оказалось против — Ровнин, Цибулин, Бованенко, Ослоповский. «За» фактически я один. В общем, не стали бурить. Потом Эрвье в книжке своей написал: если пробурили бы, то на три года раньше открыли Уренгойское месторождение.
Не торопитесь попрекать Эрвье, читатель. Конец пятидесятых — начало шестидесятых — непростое время для тюменской геологии. Второе десятилетие продолжались поисковые работы. Бурили скважины на тюменском юге, в Челябинской области. А нефти так и не нашли. Может, по этой причине Эрвье и его соратники так осторожно отнеслись к предложению Юрия Копелева — пробурить скважину на прогибе, который был обнаружен на Пуре. А тем временем буровая бригада Семена Урусова утюжит сельские поля юга, потом перебирается в Тавду Свердловской области — с тем же успехом. И Эрвье решительно перебрасывает Урусова в Шаим.
Как знать, может, Шаим оказался последним козырем в многотрудной охоте на нефть, и рисковать Эрвье не хотел? А надымская партия называлась хоть и производственной, но опытной. То есть экспериментальной. И появилась совсем недавно. Впрочем, не станем строго судить геологических командиров. Это сейчас легко говорить. Почитайте лучше их воспоминания. И Эрвье, и Салманова. Сколько раз им приходилось решать: пан или пропал.
Вспомните популярную в первые нефтяные тюменские годы песню «Нефтяные короли». Там есть и такие слова: «…идем в тайгу, как на войну, как в неизвестность.» А почитайте восторженные, словно удивляющиеся самим себе радиограммы-рапорты о первых, словно нечаянных фонтанах: «Скважина лупит по всем правилам!» Или «Теперь ты понял?!» Так написал Салманов о первом фонтане Усть-Балыка.
Нам легко решать сейчас. Задним числом.
***
фото: