«Если нефть есть, то она должна быть»»
16 апреля был день рождения Юрия Георгиевича Эрвье. Он родился ровно сто пятнадцать лет назад.
Многое уже сказано об этом человеке, и, надо думать, еще немало скажут.
Не осталась в стороне и наша газета. В рамках проекта «Рядовые великого похода» мы не раз возвращались к событиям, так или иначе связанным с этим именем, с именами его соратников. В недавней беседе с журналистом Анатолием Омельчуком мы пытались понять и сформулировать для читателя, да и для себя тоже, что за люди они были — первые геологи школы Эрвье. Те, что сумели открыть для нашей страны совершенно неизвестную территорию — Западно-Сибирскую нефтегазовую кладовую. То, что назвали открытием XX века.
Однако в нашем пространном диалоге мы так и не подошли к Эрвье. Не успели или не решились? Не знаю.
Из тюменских журналистов, не раз встречавшихся с Юрием Георгиевичем, бравших у него интервью или просто беседовавших с ним, остались буквально единицы: Виктор Горбачев, Юрий Переплеткин, Анатолий Омельчук, Владимир Битюков и автор этого текста. Прошу прощения, если я кого-нибудь позабыл. Теперь приходится исполнять профессиональный долг и предложить читателю свой взгляд на человека, так много сделавшего для нашего края и не только для него.
***
Не стану пересказывать его интересную биографию (он сам, хотя и сдержанно, изложил ее в книге «Сибирские горизонты»). Постараюсь ограничиться собственными впечатлениями, сложившимися еще в шестидесятые-семидесятые годы прошлого столетия.
Не хочется писать традиционное и оттого банальное: «при нем…» или «при его участии…» Этакое стирание образа, попытка разделить свершенное на множество участников, если не на всех. Самое простое в нашем размышлении — убежденность: практически все, что сделано в тюменской геологии, что сделано тюменской геологией, так или иначе связано с ним, с его волей, с его настойчивостью и, если хотите, упорством.
В разговоре с Омельчуком мы уже отметили эту черту геологов первого поколения — умение упираться, стоять на своем, даже в том шквале критики и недоверия, который сопровождал их не только в самый первый — «безгазовый и безнефтяной» — период работы в Западной Сибири. Потому они, вероятно, и выстояли, а, следовательно, и победили.
***
Но самое интересное в Эрвье -не только его способность приводить к цели массы людей. Начальник самого большого в стране и, наверное, самого известного геологического объединения, он был доступен. Даже подчеркнуто. Это у него от рождения, от семьи, от воспитания? Или связано с Кавказом, где он родился и рос?
Эрвье действительно не пытался заслониться от журналистов, которые летели в Тюмень и на север на рев нефтяных и газовых фонтанов. Он не пытался заслониться от задающих вопросы, то наивные, то неудобные, то корявые, которые им самим когда-то покажутся смешными, если они наберутся опыта. Он мог бы, как нередко делается, заслониться от нас бастионом пресс-службы. Но у Эрвье просто не было ее. Казалось, он сам был этой пресс-службой. Все было просто — один телефонный звонок открывал тебе путь на третий этаж длинного, чуть не в целый квартал, здания на четной стороне улицы Республики, между Водопроводной и Первомайской. А не туда, где сейчас поставлен памятник главному геологу. Папе Юре, как его за глаза называли в экспедициях, в сейсмопартиях и в буровых бригадах. Но об этом прозвище чуть позже.
Эрвье отвечал на любые вопросы. А нередко и сам начинал их задавать. И коротенькое интервью становилось марафонской дистанцией (но может, это мой личный опыт, хотя я ни разу не слышал, чтобы Эрвье кому-то из моих коллег отказал в интервью…).
Сегодня, через много лет, я думаю, что геолог был одновременно и широк, и узок в своих суждениях и интересах. Интересовался всем, но в преломлении по отношению к делу, которому посвятил свою жизнь и в котором не собирался останавливаться. Вспоминается, как в 1969 году, как раз в апреле, Эрвье исполнилось шестьдесят. В те времена по закону мужчина в 60 лет мог или даже как бы должен был уйти на заслуженный отдых. Так сказать, уступить дорогу молодым… По Главтюменьгеологии поползли слухи. Но Юрий Георгиевич собрал всех руководителей служб и объявил, говоря о себе в третьем лице: «Эрвье никуда не уходит. Продолжайте работать». Было ли? Могло быть. Это в его духе.
Была и еще одна, наверное, забытая за давностью лет, а может, и вовсе неизвестная история… Вышел в свет роман о тюменских геологах. Однако главный герой книги, некий геологический начальник, скажем осторожно, малосимпатичен. По воле автора этот «герой» имел прозвище, весьма схожее с тем, которым геологи наградили Эрвье.
Так случилось, что мне, как бы представителю «пишущей профессии», пришлось выслушивать его тирады по такому печальному поводу. «Разве так можно? Это же оскорбление!..» — восклицал он.
Что было дальше? Возможно, автор романа догадался, что «немного много». Или ему подсказали? Но через какое-то время в свет вышел новый роман того же автора о… тюменских геологоразведчиках. Название новой книги начиналось на ту же букву алфавита, что и прежнее, но из нее исчез человек с таким прозвищем… Аннотация к роману заканчивалась словами: «Хотя герои романа вымышлены, мы воспринимаем их как реальных людей, наших современников». Будем это считать извинением? Или автор книги понял всю неловкость ситуации…
***
Кажется, я уже говорил о широте его интересов. Юрий Георгиевич был очень начитанный человек и его интересовало многое. Например, как язык, на котором говорит человек, формирует его духовный мир? Или почему люди так рвутся в космос, если толком не изучили собственную планету? «Мы не знаем, что у нас под ногами!» — сердился он. И высказывал предположение, что человек прилетел сюда из космоса и, может, оттого рвется обратно…
…Это было на первом слете молодых геологов, нефтяников и строителей (кажется, год 1967-й). Просторная поляна на берегу Иртыша. Где-то поют, где-то танцуют. Эр-вье тоже танцует. Он переходит от группы к группе, беседует то с молодыми геологами, то с артистами и музыкантами из бригады радиостанции «Юность». Он охотно становится в ряд, когда молодые строители зовут его фотографироваться. Поет какую-то песню с девчонками из «Юности» из Москвы. Я тоже странствую по берегу — у меня свое задание: привезти репортаж со слета в редакцию молодежной газеты. И снова вижу Эрвье. Он беседует с молодым офицером с погонами летчика. Летчика вчера нам представили как комсорга отряда космонавтов. «Наверное, геолог ищет ответа на свой вопрос: почему люди так рвутся в космос, еще не выяснив, что у них под ногами?» — вспоминаю я нашу недавнюю встречу в Тюмени.
Однако Эрвье и на берегу Иртыша — Эрвье. Вдруг его лицо стало серьезным. Он поискал глазами хозяина праздника и позвал его по имени. Начальник подбегает и внимательно слушает, повторяя: «Да, Юрий Георгиевич! Хорошо, Юрий Георгиевич!» И быстро уходит исполнять сказанное.
***
Эрвье сам не открывал месторождений, но их открывали те, кого он посылал открывать. Семен Урусов, буровой мастер, рассказывал, как его вызвали в управление, и Эрвье сказал: «Семен, хватит тебе бурить по югу — все равно ничего, кроме воды, не добываем. Поезжай в Шаим, там ты обязательно найдешь нефть.»
Откуда он это знал? Откуда такое везение? Как не вспомнить суворовское: «Раз — счастье, два — счастье… Помилуй бог, надо бы и уменье…»
Может быть, что читатель скажет: уравнивать большого геолога с полководцем — уж слишком. Но это сравнение возникает даже в деталях. В разгар павловской военной реформы недовольный Суворов иронизировал: «.Букли — не пули, пудра — не порох, коса — не тесак, сам я не немец, а чистый русак!» У человека, которого звали Юрий-Рауль Эрвье, в паспорте в «пятом пункте» было написано не немец и не француз, а русский.
Он сам заговорил однажды об этом, но оставим эту непростую тему.
***
Кстати, о «методе тыка». Про опорные скважины — разве это не то же самое? Эрвье их не любил и называл такие скважины «дикими кошками».
Быстрицкий рассказывал мне, изумленному происходящим в этом крае новичку, как они с Эрвье искали нефть сначала в Молдавии. И как он первым из них переехал в Сибирь и позвал Эрвье в эти места.
За Тюмень Эрвье получил все мыслимые награды, правда, академиком не стал. И, кажется, не стремился к этому. Стоит в Тюмени его скульптура в болотных сапогах, хотя Юрий Георгиевич, как правило, был одет щеголевато — француз!
Допускаю, что читателю эти воспоминания о великом геологе могут показаться не соответствующими масштабу всего, что сделано им и под его руководством. Но, с другой стороны, разве не стал для тюменцев Юрий Георгиевич как бы памятником на одной из улиц нашего города?
А что он был за человек? Для меня, автора этих записок, масштаб свершений, связанных с его именем, не должен заслонять его лица. Eго обычного поведения, его манеры общения, его мыслей и забот.
***
Впрочем, если вы возьмете на себя труд прочесть написанные Эрвье воспоминания «Сибирские горизонты», то не можете не заметить, как из текста прорывается характер этого человека, его стойкость и даже непримиримость, то, что он любил в своей профессии и что отрицал, чему сопротивлялся.
На ее страницах — титанический труд всего коллектива тюменских геологоразведчиков, преодоление, быть может, самого сложного из препятствий — не сибирских болот, не морозов зимой и не полчищ гнуса летом. Самое сложное — преодолеть неверие в дело, которому ты служишь. А ведь этого неверия хватало. Были те, которые считали, что выше 60-го градуса северной широты нет и быть не может углеводородов.
Накал тех дискуссий сохранили строки, написанные рукой нашего геолога. Это дает представление о том, на каких административных высотах шло то сражение теорий и практик. Сколько сил потребовалось, чтобы устоять и продолжать работу, переходя из жизни в литературу, из литературы в жизнь. Бороться и искать, найти и не сдаваться: мы даже не можем себе представить, сколько душевных и физических сил потребовалось тюменским геологам этой поры, чтобы идти туда, куда им было заказано.
Эрвье по своей, еще военной специальности был буровиком. С тем и приехал в Сибирь. Тюменским геологоразведочным трестом направлен на Южный Урал, где согласно теориям того времени — середины пятидесятых годов, — искали нефть. Но скважина за скважиной давали только воду, как и первенец тюменской геологии — скважина 1-Р, напоминанием о которой стоит памятный знак в Тюмени по адресу — улица Мельникайте, 109.
Видимо, в этих раздражающе бесплодных поисках и вызрела мысль -дать точный компас буровому долоту — геофизику. Это многим казалось непривычным, но надо знать Юрия Георгиевича: он умел добиваться. И вот в тресте появилась не только геофизическая структура, но, процитируем воспоминания нашего героя: «Мы ввели, впервые в стране, должность главного геофизика треста. А в Центре никак не могли смириться со свершившимся фактом объединения… Через некоторое время… Только потом, когда я — в который раз -сообщил об этом, стали поступать служебные телеграммы на имя Ансимова, которого я назначил главным геофизиком».
И дальше Эрвье в своей книге продолжает, видимо, еще не завершившийся спор. Все новые и новые доводы не только в защиту, но и в демонстрацию правильности своего решения, опираясь на, как он пишет, «успех поисков нефти», уже свершившийся к этому времени.
«Сочетание геофизических методов поисков структур с геологическим методом и немедленной проверкой их бурением. Постепенно геофизики страны (которые еще долго цеплялись за свою «автономность и независимость» —Р.Г.) на деле убедились в целесообразности тюменской структуры. Во многих геологических управлениях были введены должности главных геофизиков». При этом Эрвье было важно, занимаясь перестройкой, не упускать из поля зрения главную задачу. Ведь «даже после открытия Березовского газоносного района огромная площадь Тюменской области оставалась белым пятном».
И вот создаются крупные геологические силы на Оби: «мы создали два треста — буровой «Обьнефтегазразведка» в Сургуте и геофизический в Ханты-Мансийске… Карты того времени, нарисованные геологами на основании лишь наземной геологической съемки, были крайне схематичны и вызывали сомнения. Об их недостоверности свидетельствовали данные, полученные в процессе бурения опорных скважин…
Где и как искать нефть и газ, никто не знал. Предложенный Советом по опорному бурению план носил чисто познавательный, геологический характер…»
Обратите внимание, как пластично Эрвье переходит к навязшей в зубах проблеме — громадному плану методично покрыть территорию страны сетью так называемых опорных скважин — вероятно, «в целях изучения земной коры», а заодно и поисков того, что попадется по дороге. Надо думать, что Юрий Георгиевич помнил то время, когда буровые кочевали по Челябинской и Свердловской областям за «предположительной, хотя и научно обоснованной нефтью».
«Скважины, которые бурились без геолого-геофизических обоснований на Севере Тюменской области — Уватская, Ханты-Мансийская, Леушинская, Ларьякская и Покурская, — опорные скважины дали лишь общее представление о геологическом разрезе.» — оценивает эти результаты автор «Сибирских горизонтов».
Тюменское геологическое управление старалось корректировать эту «чисто познавательную работу». Так в Тазовском районе «управление, опираясь на предварительные данные сейсморазведки, добилось переноса места заложения скважины на восемнадцать километров, где и наметилась большая структура. Скважина, открывшая крупное месторождение газа, по сути, являлась не опорной, а поисковой. Eсли бы она была заложена там, где планировалась, открытия бы не последовало…»
Казус березовской буровой повторялся. Должны были бурить опорную, а открыли газ.
«…Покурская опорная скважина была пробурена в 1953 году. Но если бы она задавалась по данным геофизики, то, безусловно, открыла бы нефть за семь лет до получения ее в Мегионе.
Eсли бы стоимость одной трети опорных скважин была направлена на региональные геофизические исследования, то в Западно-Сибирской низменности уже в 1955 году были бы открыты нефтяные месторождения.»
В этих записках мы читаем глубокое уважение и даже любовь к геофизикам и геофизике.
«…Мне доставляло удовольствие общение с геофизиками-нефтяниками. Их суждения почти всегда носили конкретный, основанный на показаниях приборов характер», — писал Юрий Георгиевич.
***
Я принадлежу к поколению журналистов, которым повезло знать этих людей. Наши коллеги благодарно хранят их облик, их голоса, их риски и свершения!
«Сейчас и здесь» — придумал когда-то мой друг Виктор Строгальщиков рубрику для своих телевизионных программ. Но ведь история тюменских открытий происходила здесь и сейчас, и затем преображено пространство Сибири.
Сейчас живы участники и свидетели великого похода за тюменскими углеводородами, о котором поэт и журналист Владимир Фалей написал: «Идем в тайгу, как на войну, как в неизвестность».
Какие страсти играют душой пишущего человека! То, чего он не может достичь, он стремится подавить и даже уничтожить.
Казалось бы — как нелогично. Молиться бы на Березовскую опорную, которая «методом тыка» открыла тюменские сокровища. Но Эрвье, реальный человек, считал, раз поверил, что нефть есть, то она должна быть.
***
фото: Юрий Эрвье (кадр из фильма «Главный геолог»);Александр Быстрицкий и Юрий Эрвье в Тюмени, 1958 год (фото из архива Григория Быстрицкого).