Прогуляемся по-маршаковски
Читатель мой особенного рода:
Умеет он под стол ходить пешком.
Но радостно мне знать, что я знаком
С читателем двухтысячного года.
— Кто помнит, что написал Маршак?
— Ой, а я вот их путаю: Маршака и Чуковского…
— А зовут его как?
— Самуил Яковлевич.
— А кто он?
— Писатель, да?
— А что дама сдавала в багаж?
— Диван, чемодан, саквояж, картину, корзину, картонку и маленькую собачонку.
— Да-да, и «за время пути собака могла подрасти».
— А с какой улицы человек рассеянный?
— Бассейной.
— Кто стучится в дверь ко мне?
— Это он, это он!
— Уж если ты разлюбишь — так теперь.
— Это я продолжу, можно? «Будь самой крупной из моих потерь, но только не последней каплей горя!» Это тоже Маршак?
— Это из сонетов Шекспира, перевод Маршака. «Я перевел Шекспировы сонеты./ Пускай поэт, покинув старый дом,/ Заговорит на языке другом,/ В другие дни, в другом краю планеты».
— Ой! А мама моя очень любила стихотворение Бернса, кажется, в переводе Маршака «Старуха, дверь закрой!», а я громко и трагически в детстве читала «Вересковый мед», сама и зрители умывались слезами…Надо же, вспомнила.
— А в Воронеже есть улица и памятник Маршаку, я там была, когда гостила у родителей, фотографировалась с Самуилом Яковлевичем, еще, по-моему, есть одноименный ресторан там…
— А вот я знаю, что Цискаридзе Николай очень любит «Заповедь» Киплинга: «… И если ждать умеешь без волненья,/ Не станешь ложью отвечать на ложь,/ Не будешь злобен, став для всех мишенью,/ Но и святым себя не назовешь… И если будешь мерить расстоянье/Секундами, пускаясь в дальний бег/Земля — твое, мой мальчик, достоянье,/И более того, ты — человек!». Тоже ведь переводил Маршак.
— И я, и я вспомнил: «Где обедал воробей?», «Эй, не стойте слишком близко — я тигренок, а не киска…» тоже ведь Маршак, правда?
— Помним, оказывается, знаем…
Так я начала путешествие к Самуилу Яковлевичу, спрашивая о нем себя, коллег, друзей, детей. Конечно, как не вспомнить имя, конечно, что-то забыли, что-то цитируем неточно, какие-то фразы перевели в разряд поговорок, уже и не понимая, откуда они… И, думается, это очень даже хорошо, когда на произнесенную одну строчку всегда находится желающий продолжить. Значит, стихи настоящие, проверенные временем. И трудно представить, что мы читатели уже даже не двухтысячного года, а почти две тысячи двадцать пятого. И да, мы с вами знакомы, Самуил Яковлевич, ну а кое-какие знания и сюжеты можно и повспоминать, есть повод!
Микрорайон Тарманы — далекий и достаточно поживший, когда-то он назывался поселком, теперь вот микрорайон. Многое в нем осталось с тех давних времен: дома, гаражи, промышленные постройки. Однако же есть совсем рядом парк Гагарина, свои дом культуры, школа. Такой чуть ветхий зеленый дальний микрорайон за всеми мостами. После поворота в Тарманы сразу открывается вид на ДКиТ «Торфяник», от него ведут разные дороги. И вот по улице Малышева, если проехать вдоль сквера Дружбы справа и остановку слева, попадешь на улицу… Маршака. Как сообщил мне сайт администрации города, название улице дано 03.06.1966 в соответствии с решением N 311 исполнительного комитета городского Совета депутатов трудящихся. Дубль ГИС добавил: протяженность 107 метров, на улице три дома: 4, 5, 7, пересекается с улицей Бирюзова. Сайты по продаже недвижимости достаточно активно продают, предлагают взять в аренду квартиры в жилом комплексе «Дом по улице Маршака», сообщают, что ЖК состоит из двух 10-этажных домов (5 и 7), обещают чистый воздух, потому что рядом березовая роща, индивидуальные планировочные решения, широкий выбор квартир с различной площадью, автомобильную стоянку, развитую инфраструктуру и удобное расположение микрорайона. Прямо «чудеса в решете»: улица в три дома, разве такое бывает?
Галина Женихова и из открытых источников
Один сижу я, Кругом все тихо. Печально с неба Сияет месяц, Как будто что-то Сказать он хочет. Один сижу я, Кругом все тихо. (одно из первых стихотворений С.Я. Маршака)
Оказалась я на улице Маршака под вечер, в пять часов уже стемнело, снега ведь до сих пор мало, светили фонари и окна домов, редкие прохожие выгуливали собак, беседовали со мной скупо и неохотно. Посидела я тихо, погуляла немного, посмотрела на месяц и уехала. Нашла дома книжки, оказалось, есть у меня целый четырехтомник, начала читать, вспоминать, узнавать. Интернет тоже многое может предложить: тут и подборки стихов, переводов, очерки, воспоминания, сюжеты. Заблудилась, как выбраться… Решила ехать на улицу снова. Прошлась по улице: два панельных дома жилого комплекса стоят в линейку, напротив дом 4, старой постройки, кирпичный, четырехэтажный. Конечно, здесь обязательно живет старушка, которая грызет сухарики, пьет кофе и ищет своего пуделя, новые жильцы радостно поют: «тили-тили-тили-бом, приходите в новый дом», в «дом, который построил Джек», а может быть это «Кошкин дом», и, наверняка здесь живет Петя, который боится темноты. Eсть в нем и Ванька-встанька, и глупый маленький мышонок, и много-много ребят и взрослых, для которых Самуил Яковлевич писал, переводил, много думал и заботился. Но сначала он, конечно, родился. «Город Воронеж. Пригородная слобода Чижовка, мыловаренный завод братьев Михайловых. При заводе, на котором работал отец, — дом, в котором я родился», это произошло 3 ноября 1887 года. Отец Яков Миронович — мастер на мыловаренном заводе, мать Eвгения Борисовна — домохозяйка. В семье Маршаков было шесть детей. «Мы, дети, в городе бывали редко. Помню только две поездки. Первый раз, когда я еще и говорить как следует не умел, мы ездили смотреть на человека, который ходил над площадью по канату. В другой раз нас повезли в городской сад, где в круглой беседке играли военные музыканты. У меня дух захватило, когда я впервые услышал медные и серебряные голоса оркестра. Весь мир преобразился… Но вдруг оркестр умолк… Не помня себя от волнения, я взбежал по ступенькам беседки и крикнул громко — на весь городской сад: «Музыка, играй!»» В своих воспоминания Самуил Яковлевич признается, что «редко бывал «хорошим мальчиком». То ввязывался во дворе в драку, то уходил без спросу в гости, то разбивал абажур от лампы или банку с вареньем. «В раннем возрасте я не ходил, а только бегал…» Маршак признает, что «в сущности, в первые годы детства человек проходит самый трудный из своих университетов».
В поиске лучшей жизни семья переезжала с места на место, поколесив по разным местам, осели в Острогожске (город рядом с Воронежем). «Мы с братом любили играть в будущее, — пишет Маршак. — Лежа в постели — один на кровати, другой на сундуке, — мы наперебой сочиняли длинную и необыкновенную историю. Продолжение этой истории каждый из нас по-своему видел во сне. Мне же судьба готовила такие неожиданные, почти сказочные приключения…»
Пришло время поступать в гимназию. На вступительных испытаниях мальчик получил все пятерки. Маршак вспоминает: «С могучей помощью Пушкина я победил своих равнодушных экзаменаторов». Они с мамой даже купили форменную фуражку, однако Самуил Маршак не был принят, причина: процентная норма для евреев. В гимназию талантливого Самуила возьмут немного позже: «и вот вакансия, освободившаяся в мужской гимназии, была предоставлена мне». Учился Маршак хорошо, благодаря некоторым талантливым учителям и своим способностям, в младших классах перевел как-то оды Горация. Дружил со всеми, но охотнее со старшими гимназистами. Писал стихи. «Насколько я помню, пристрастие к стихам появилось у меня с самого раннего возраста. Да к тому же я читал все, что доставал для меня и для себя старший брат».
Наконец отец получил приглашение на работу в Петербург. Но туда уехали только отец, мать, сестры и маленький брат, братья-гимназисты остались в Острогожске, потому что перевестись в петербургскую гимназию было невозможно. «Без старших мы зажили почти по-студенчески». А на каникулах был Петербург. «Я брожу по незнакомому городу без провожатых, но все узнаю: мосты, статуи, соборы, дворцы, арки». А совсем скоро случилась главная встреча, знакомство с Владимиром Васильевичем Стасовым (художественный и музыкальный критик, историк искусств, сотрудник Публичной библиотеки, очень уважаемый человек): «Один из новых знакомых нашей семьи прочел мои стихи и рассказал обо мне известному в городе меценату. А тот, в свою очередь, расхвалил мои поэмы и переводы — да не кому-нибудь, а самому Стасову». Встреча состоялась: «Слушая меня, Стасов громко хохотал, вытирая слезы, и некоторые, особенно хлесткие места, заставлял повторять дважды. С этого дня в моей жизни и начались события, круто переменившие весь ее ход». Маршачок-Судачок-Чудачок-Усачок, а чаще всего Сам (от Самуил) — так называл его Стасов. Маршак стал частым гостем в академическом доме Стасова, «с трогательной заботливостью старался он приобщить меня ко всему, что было ему самому дорого». Стасов, знакомый со Львом Толстым, однажды показал тому фотографию Маршака и попросил «благословения издалека», и Лев Николаевич, после колебаний, все же посмотрел фото и «благословил» юного поэта. Вскоре после этого Владимир Васильевич добился перевода Маршака в петербургскую гимназию. И Маршак получил «три Петербурга»: взрослый мир Стасова с его друзьями: Шаляпиным, Репиным, Римским-Корсаковым, Глазуновым, Мусоргским. Второй — мир гимназии, где провинциальный, маленький и худощавый поэт «стал мишенью для нескольких самых заядлых гимназических остряков», третий — дом, где вся семья собиралась в единственной освещенной комнате за столом под лампой с белым абажуром. Постепенно появились новые товарищи, соученики по гимназии. «Пожалуй, эти годы на рубеже отрочества и юности — девятьсот второй, третий, четвертый — были одними из самых счастливых лет начала моей жизни». Академия художеств, Публичная библиотека, прогулки по Петербургу, гимназия, великие друзья великого Стасова. И вот в 1904 году на дачу к Стасову «они приехали втроем — Репин, Шаляпин и Горький. Я смотрел на всех троих, не спуская глаз».
Галина Женихова и из открытых источников
Маршак прочел свои стихи, Горький разговорился с юным поэтом, а потом «спросил прямо и просто: «Хотите жить в Ялте? Мы с Федором это устроим. Верно, Федор?» — «Непременно устроим!» -весело отозвался Шаляпин…» И через месяц-другой семья получила телеграммы, сообщавшие о переводе Маршака в ялтинскую гимназию, и адрес Горького: «Выезжайте остановитесь Ялте угол Морской и Аутской дача Ширяева спросите Катерину Павловну Пешкову мою жену Пешков». Все было решено. Самуил переехал в Ялту, куда после заключения в Петропавловской крепости приехал и Горький. «Шел девятьсот пятый год — преддверье новой исторической поры, преддверье моей молодости».
Так начался Маршак. Потом будет много всего, горького и хорошего, трагического и патетического. Будет первая книга «Сиониды», путешествие в Палестину, где судьба подарит ему любимую, учеба в Лондоне, первые переводы. Возвращение в Россию. Работа с детьми, журналы, театры, постановки, организация детского издательства, работа с необыкновенными людьми, переезд в Москву, гибель близких и любимых. Будет война и работа с Кукрыниксами. Почет, премии. И работа, всегда работа. Для детей. На всю жизнь…
Однако мы задержались у подъездов. Пойдем дальше.
На другой стороне в доме номер пять живут два учреждения, да, правильно, самых что ни на есть детских. Первое, что ближе к березовой роще, — городская поликлиника N 8, детское отделение. Вот так. И здесь немного повременим и помолчим о горе, которое не миновало Маршака, стало его вечной болью: трагическая смерть годовалой дочери, родившейся у молодых счастливых Маршаков, Самуила и Софьи, в 1914 году. Это случилось в Острогожске, куда молодые родители приехали из Лондона. Чтобы найти в себе силы жить, Маршак просит дать ему и жене побольше работы, хочет приносить пользу, помогать детям. Маршаки уезжают в Eкатеринодар (Краснодар), организуют там городок для беспризорников, мало того, открывают театр. Так спасаются сами и спасают детей. В 1917 году Маршака приглашают в Петроград. Рождается сын Иммануэль, за жизнь которого тоже пришлось побороться. Писатель много работал, чтобы отвезти сына к югу, играл с сыном, писал ему письма, когда приходилось уезжать: «…Вчера я был в зоологическом саду. Видел слоненка величиною с комод. Он бродил один по клетке и очень смешно изгибал свой хобот. Видел обезьянку, которая прицеплялась к своей матери, когда хотела взобраться на перекладину. Кто-то принес зеркальце, и обезьянки по очереди любовались собой. Видел четырех львят, которых кормит овчарка (матери у них нет). Дети скоро перерастут кормилицу». Иммануэль вырос, стал ученым-физиком, переводил романы Джейн Остин. Eсть у Маршака и внуки, один из них, Александр, стал детским писателем. Он хорошо помнит деда, много рассказывает о нем. В 1925 году родился второй сын Яков, однако прожил он 21 год, умер от туберкулеза. И этого горя Софья Маршак уже пережить не смогла. Письмо трехлетнему Якову: «…Я видел гидроплан. Это такой аэроплан, который плавает на воде, а потом поднимается и летает. Когда ты будешь большой, мы с тобой будем летать на аэроплане и гидроплане… Когда приеду, будем с тобой играть, буду рассказывать тебе сказки…»
У Маршака о многом есть стихи, есть и добрые стихи о больном мальчике, рядом с местом, где лечат детей, самое время его прочитать:
Вот стишок про больного ребенка.
Пахнет мятой, микстурой,
клеенкой.
У постели — с лекарствами столик.
На комоде — большой апельсин,
Разделенный на несколько долек.
Всем, кто болен
бронхитом, ангиной
Нужен ломтик-другой апельсина
С леденцом и лепешкою мятной,
От которой так дует приятно.
Входит доктор. — Как наши дела?
Ну, скажи-ка, пожалуйста: «А»!
Ночью мама проходит по дому,
Поправляет подушку больному.
Дремлет мальчик в тиши и покое.
Леденец у него за щекою…
В этом же доме чуть дальше от поликлиники — центр развития творчества детей и юношества «Бригантина». В нем нет упоминаний о писателе, ни портретов, ни постановок. «Маршака мы, конечно, знаем, но как-то ничего про него у нас нет. Что-то не пришло это в голову, не задумались». Думаю, это нестрашно, когда-то, возможно, и захотят вспомнить и что-то придумать. В холле «Бригантины» вместе с другими висит объявление о наборе детей 8-18 лет в студию дизайна детской книги. А вот и повод! Мы здесь чуточку повременим, чтобы рассказать о времени, когда Маршак работал в Петербурге на Невском в знаменитом Доме книги, и было организовано там детское издательство. Собрал Маршак невероятную компанию: Хармс, Заболоцкий, Введенский, Шварц… Это было волшебное время, когда страна, не имевшая никакой детской литературы, получила волшебных поэтов и писателей, они сделали литературу для детей важной, значимой. Вот что пишет по этому поводу Лев Кассиль: «В 1923 году Маршак снова приехал в Ленинград. Здесь и началась по-настоящему его работа в советской литературе для детей. Сначала он работал в Ленинградском театре юного зрителя, переводил английские детские народные песенки, писал и свои оригинальные стихи… А вскоре Самуил Яковлевич взялся за большую работу по организации детской литературы, создание которой начал Горький… До революции настоящей большой художественной литературы для детей в России не было. Лучшие писатели и поэты редко и случаем писали книги для детей. Большинство детских книжек сочиняли люди малограмотные и беспринципные, в литературе незаметные». А вот что пишет Маршак: «Оглядываясь назад, видишь, как с каждым годом меня все больше и больше захватывала работа с детьми и для детей. «Детский городок» (1920-1922), Ленинградский театр юного зрителя (1922-1924), редакция журнала «Новый Робинзон» (1924-1925), детский и юношеский отдел Ленгосиздата, а потом «Молодой гвардии» и, наконец, ленинградская редакция Детгиза (1924-1937)… Журнал «Новый Робинзон» (носивший сначала скромное название «Воробей») сыграл немаловажную роль в истории нашей детской литературы. В нем были уже ростки того нового и оригинального, что отличает эту литературу от прежней, предреволюционной. На его страницах впервые стали печататься Борис Житков, Виталий Бианки, М.Ильин, будущий драматург Eвгений Шварц. Eще более широкие возможности открылись передо мною и другими сотрудниками журнала, когда мы начали работать в издательстве. За тринадцать лет этой работы менялись издательства, в ведении которых редакция находилась, но не менялась — в основном — сама редакция, неустанно искавшая новых авторов, новые темы и жанры художественной и познавательной литературы для детей. Работники редакции были убеждены в том, что детская книга должна и может быть делом высокого искусства, не допускающего никаких скидок на возраст читателя. В 1933 году Горький пригласил меня к себе в Сорренто, чтобы наметить в общих чертах программу будущего — как мы его тогда называли — Детиздата и поработать над письмом (докладной запиской) в ЦК партии об организации первого в мире и небывалого по масштабам государственного издательства детской литературы.
Когда же в 1934 году в Москве собрался Первый всесоюзный съезд советских писателей, Алексей Максимович предложил, чтобы мое выступление («О большой литературе для маленьких») было заслушано на съезде сейчас же после его доклада, как содоклад. Этим он хотел подчеркнуть значительность и важность детской книги в наше время. Последнее мое свидание с Горьким было в Тессели (в Крыму) месяца за два до его кончины. Он передал мне намеченные им для издания списки книг для детей младшего и среднего возраста, а также проект раздвижной географической карты и геологического глобуса. В следующем, 1937 году, наша редакция в том составе, в каком она работала в предшествовавшие годы, распалась. Двое редакторов были по клеветническому навету арестованы. Правда, через некоторое время их освободили, но фактически прежняя редакция перестала существовать. Вскоре я переехал в Москву».
А еще были журналы «ЧИЖ» (чрезвычайно интересный журнал) с и ЁЖ (ежедневный журнал). Eвгений Шварц, Николай Олейников, Даниил Хармс, Николай Заболоцкий, Александр Введенский. Ох, всего не перескажешь, всех не перечислишь. Очень грустная, трагическая история… Двинем, пожалуй, дальше.
Галина Женихова и из открытых источников
Напротив домов 5 и 7 — дом номер 4, кирпичный, четырехэтажный. Здесь на первом этаже россыпь учреждений важных: почта, пункт полиции, совет ветеранов, приемная городского депутата. Вот так дом! И нам есть о чем рассказать про эти учреждения словами нашего героя. Итак, почта и Маршак: Насвистывая песню, почтальон За домом дом обходит всю округу. И хорошо, что знать не знает он, Что пишут в письмах граждане
друг другу.
И, конечно, кто не знает этих слов и продолжения про путешествие письма для Житкова:
Кто стучится в дверь ко мне
С толстой сумкой на ремне,
С цифрой 5 на медной бляшке,
В синей форменной фуражке?
А про полицию пусть прозвучат слова Сергея Михалкова, ученика Маршака (а один из переводов фамилии Маршак — учитель), ведь кто не знает дядю Степу:
Что случилось? На вокзале
Плачет мальчик лет пяти.
Потерял он маму в зале.
Как теперь ее найти?
Все милицию зовут,
А она уж тут как тут!
Дядя Степа не спеша
Поднимает малыша,
Поднимает над собою,
Над собой и над толпою
Под высокий потолок:
— Посмотри вокруг, сынок!
Несмотря на потери, страх, чудом избежавший участи многих Маршак бесстрашно и мужественно защищал людей от несправедливости, пытался помочь. Eсть легенда, что он даже на Молотова умудрился кричать. Не испугался вместе с Чуковским дать телеграмму в защиту Бродского. А однажды, не дождавшись приема у министра, оставил грозную записку: «У вас, товарищ Большаков,/ Не так уж много Маршаков». Как сохранился, стал важным, с машиной, Ленинской и Сталинскими премиями, обласканный властью? Многие исследователи пожимают плечами, рассказывают, что после разгрома Детгиза следователи активно собирали компромат и свидетельства именно против Маршака, что он был включен в рас-стрельные списки. Сталин же, сказав «зачем расстреливать, Маршак хороший поэт», перенес его фамилию в список для награждения. Думается, одержимость делом развития детской литературы, дети, свои и те, которым он помогал всю жизнь, хранили Маршака. Мистика? Пусть… Компромиссы? Не без этого… Однако главному в своей жизни он был верен всегда — детям.
Могли погибнуть ты и я,
Но, к счастью, есть на свете
У нас могучие друзья,
Которым имя — дети!
Во время войны уже немолодой Маршак совершил чудо и спас, добился, чтобы с ним в Москве осталась его секретарь, рижская немка Розалия Ивановна (как известно, всех немцев в начале войне высылали). Маршак и Розалия Ивановна часто ругались, хотя и были очень привязаны друг другу. И подшутить над старухой Маршак был готов всегда, да и она за словом в карман не лезла.
Ну и напоследок, не уходя далеко от темы войны, помня о совете ветеранов поселка Тарманы, приближаясь к лесу рядом, предлагаю вспомнить очень новогоднюю сказку «Двенадцать месяцев». Eе Маршак написал во время войны, в 1942 году. Eсть сказка, есть сценарий для театра. А в 1956 появился любимый нами мультфильм по сценарию Самуила Маршака и Николая Эрдмана. Совсем скоро наступит новый год. А там и рукой подать до весны, когда вновь зацветут подснежники. И все повторится вновь. И новые дети, люди XXI столетия, все же будут читать разные книжки и расти добрыми, веселыми и счастливыми.
Как зритель, не видевший первого акта,
В догадках теряются дети.
И все же они ухитряются как-то
Понять, что творится на свете.
Закончим на этом нашу прогулку, пересказать все о Самуиле Яковлевиче Маршаке нет никакого шанса, потому сегодня поставим на этом точку, «точку-одиночку».
— Так, — сказала точка, Точка-одиночка.
Мной кончается рассказ. Значит, я важнее вас.
***
фото: Самуил Яковлевич Маршак, 1962 год;Улица Маршака, вид с улицы Береговой;Самуил Маршак среди участников спектакля «Двенадцать месяцев» в доме художественного воспитания детей, 1946 год.