Лица новейшей истории Нового Уренгоя
21 июля прошлого года президент России Владимир Путин распорядился о праздновании 50-летия города Новый Уренгой. Этот город возник и рос на глазах многих из нас, от пионерного поселка до газовой столицы России. Очередной выпуск нашего проекта «Рядовые великого похода» мы посвящаем тем, кто был участником этого процесса, кто прошел первые маршруты, кто строил ЛЭП и железные дороги. Их много, но мы выбрали сегодня тех, кто в своем деле был первым.
Продолжение. Начало в N 13 от 7.02.25.
ПОРТРEТ ЧEТВEРТЫЙ: Киртбая Игорь Алексеевич
— Когда снова собираешься в Сургут? — спросил меня Киртбая.
Бурно растущий город на правом берегу Оби — надежда в глазах командированных, прорастающая из горсти хаотично разбросанных поселков геологов, нефтяников, авиаторов, речников, строителей, облепивших этот не то уже город, не то еще село. Но Сургут бурно рос, и было ясно, что ведомственные поселки скоро станут городскими микрорайонами.
Журналисты любили туда летать или пролетать, направляясь куда-то подальше. Во-первых, и в Сургут, и через Сургут пролегает масса авиарейсов. А во-вторых, и все коллеги это знали, начальником отдела перевозок Сургутского аэропорта была знаменитая Рада Ивановна. Все ее подчиненные старательно исполняли принцип, сформулированный Радой Ивановной: «Чтобы ни один журналист не задерживался в моем порту больше, чем на полчаса». Нас этот принцип устраивал, и мы беззастенчиво им пользовались. Иногда, торопясь из командировки домой, даже делали крюк, понимая, что в Сургуте точно не застрянем на долгие часы.
Eще одно удобство я лично видел в Сургуте. Eсли погода задержит в Сургуте, то недалеко от аэропорта есть поселок Лунный треста Запсибэлектросетьстрой. Сначала тут была мехколонна N 14, которая строила линии электропередачи — сперва в Сургут, чтобы подать энергию Урала сургутским стройкам и промыслам, а потом — и от Сургута, когда появились первая, а затем вторая Сургутские ГРЭС, работающие на попутном нефтяном газе. Электрический ток Приобья «потек в обратном направлении».
Последняя фраза предыдущего абзаца взята в кавычки сознательно. Мой старший брат, инженер-электрик, диспетчер Свердлов-энерго, часто издевался над журналистами, цитируя — может быть, придуманную им самим, а скорее всего, услышанную от кого-то из моих коллег, — фразу: «Диспетчер включил рубильник, и ток плавно потек к потребителям». Глупость, конечно. Может, в давние времена Фарадея постоянный ток и «тек плавно», но электросети давно передают ток переменный. Человек с гуманитарным образованием может в это поверить, но представить себе не может. Однако журналист должен хотя бы это запомнить. Ну и хватит об этом.
А мехколонна N 14 построила, кроме большого количества ЛЭП, еще и «большой переход» (так его называли) через Обь в среднем течении — полтора километра, и продолжала строить менее мощные линии, став уже трестом Запсибэлектросетьстрой, который возглавил бывший начальник мехко-лонны-14 Игорь Киртбая.
Я нередко гостил в Лунном, а однажды мне было доверено первым растопить только что построенный в «лунной» гостиничке камин.
Игорь мне даже написал справку, удостоверяющую это событие. Прощаясь, он спросил: когда собираешься снова приехать? «Об этом знают только двое — Зевс-громовержец и Юра Переплеткин», — отвечал я. Юрий Переплеткин был редактором газеты «Тюменский комсомолец», где я тогда служил.
— Приезжай в середине июня, -предложил Игорь. — Поедем смотреть новую трассу, которую будем строить от Сургута до Уренгоя.
И вот 17 июня я прибыл в Сургут. Переночевал в знакомой угловушке маленькой гостинички в Лунном. Утром поехали на вертодром. Сейчас почему-то вспоминается, что взлетать мы должны были с вертолетной площадки, песчаного круга за поселком геологов. В салоне было тесновато. Маршрут длинный, с большим количеством посадок. Как мне рассказал Киртбая, предстояло осмотреть не только местность, через которую пройдет ЛЭП, но и несколько площадок, на которых потребуется построить подстанции — открытые распредустройства, ведь ток напряжением в 500 киловольт предстоит через трансформаторы понизить до параметров, которыми будут пользоваться потребители — до привычных каждому 220 вольт.
Главные инженеры проектов, человек десять, каждый по своему направлению. А у правого борта громадная бочка желтого цвета -топливо, которого должно хватить на весь полет. Я сел к этой емкости — на нее можно пристроить блокнот, если придется что-то записывать. Игорь на капитанском мостике у самой пилотской кабины, чтобы, если потребуется, разговаривать с пилотами.
Ну все, дверь захлопнута, раздается протяжный звук — командир тронул винты. И тут я вижу, к вертолету бежит запыхавшийся человек в кожанке и машет руками. Свист винтов стихает и умокает. Дверь распахивается, человек просовывает голову в салон:
— Игорь Алексеевич, командир летного отряда забирает машину!
Киртбая вскакивает на ноги, бросает какие-то резкие слова. Понятно, что ему нелегко было собрать проектировщиков-гипов (журналисты, понятно, не в счет). Собираем свои сумки и выходим. Наш вертолет срывается с места. Гипы едут в городскую гостиницу, а мы с Игорем в Лунный.
— Полетим завтра, — говорит Киртбая и садится в кресло. Тут звонит телефон на столе. Киртбая снимает трубку, слушает, и трубка вываливается из его руки, а сам он сползает под стол.
Я зову кого-нибудь из приемной на помощь и тут разбираю сказанное — вертолет…Нефтеюганск… сгорел… Люди погибли.
Игорю вызывают скорую, у него сердечный приступ. Кто-то из присутствующих объясняет мне, что случилось.
Наш вертолет перелетел через Обь в Нефтеюганск, посадил на борт два десятка пассажиров. Взлетел. И загорелся. Он упал с десяти или с двадцати метров на левый борт. Двадцать человек погибли. У меня перед глазами -желтая бочка с керосином. Кто-то в кабинете предполагает, что отлетела лопатка турбины и перебила трубопровод, подающий в двигатель керосин. Такие случаи уже бывали…
На следующее утро вчерашняя команда снова собралась в аэропорту. За одним исключением. Вместо Игоря Киртбая полет возглавил Владимир Крутась из мехколонны N 14.
Об этом случае я не писал. Пятьдесят лет назад о таком не сообщали в новостях.
На следующий день, 18 июня 1974 года Ми-8 летит по маршруту Сургут — Тарко-Сале — Уренгой — Ягельная — Надым и обратно. Группа инженеров должна выбрать направление для будущей ЛЭП-500 Сургутская ГРЭС — Уренгой и площадку для строительства подстанции такого же напряжения.
У них есть четыре предварительно намеченных по карте варианта: два — в районе поселка Уренгой и два — в районе фактории Ягельная. Это будет первая подстанция на Дальнем Севере, первая приполярная линия такого напряжения. Самый короткий вариант -600 километров, переброшенные буквально через ничто: отсутствие коммуникаций, вечная мерзлота.
Задача: выбрать площадку, представить в Госстрой технико-экономическое обоснование будущего проекта. ГИПов, главных инженеров проекта, сразу три: ГИП подстанции Уренгой Валерий Мюллер, ГИП по линии Алексей Аносов и ГИП проекта в целом Владимир Овчинников. Овчинников, не отрываясь, смотрит в иллюминатор, Мюллер спокоен, а Аносов лишь изредка бросает любопытный взгляд на знаменитые тюменские болота. Он знает, что главное — подобрать площадку, а ЛЭП к ней он обязан спроектировать. Все равно лучшего варианта трассы от Приобья к Приполярью просто не существует в природе, все варианты — один хуже другого.
А в иллюминаторах блестят раскрывшиеся болота. Вот одно раскинулось, как тигровая шкура: черные полосы по ржавому пятну — безлюдье. Быть может, здесь пройдет дорога, голубая дорога — ЛЭП. Хотя вон уголком среди тайги торчит вышка, геодезический знак. Кто-то его здесь поставил, кто-то же нарисовал карту, в которую сейчас уткнулся Оппенгейм, главный инженер отдела изысканий Уральского отделения института «Энергосетьпроект».
Чем дальше к северу, тем шире раскрыты «глаза озер». Бурные реки — Пяку-Пур и Айваседо-Пур, ряды домиков, густая желтая пыль над аэродромом. Тарко-Сале.
Районный комитет партии, Геннадий Петрович Белоусов, первый секретарь, обстоятельно отвечает на все вопросы. ГИПам интересны транспортные трассы, высота воды в Пуре. Заместитель начальника мехколонны номер 14 В. Крутась от имени строителей ЛЭП и подстанции советуется о перевалке грузов: где сделать точку опоры -в Надыме или на Пуре?..
Настала пора рассказать о том, почему взлетел наш вертолет. Помню, как зимой 1966 года на заледеневшей аварийной буровой Р-11 геолог Тазовской экспедиции Геннадий Быстров сочувствовал не себе, чего можно было ожидать, а товарищам из Нарыкарской экспедиции, которые в это время перебирались на новую базу — за сотни километров, на никому неведомый и никому неинтересный в то время Уренгой. Собственно, тогда его и не было: было осторожное пятно на геологической карте — поднятие, очерченное сейсморазведкой на левом берегу Пура.
«Не завидую», — повторял Быстров. Через четыре месяца он бы охотно сократил первые две буквы. Экспедиция Ивана Гири получила из первой скважины газовый фонтан небывалой мощности.
Спустя восемь лет Уренгой уже стал газовым чемпионом планеты: более шести триллионов кубометров топлива в утвержденных запасах.
Медвежье уже два года дает голубое топливо. Пришла пора работать и Уренгою.
И снова взлет. И снова посадка. Проталины, островки ноздреватого крупнозернистого снега. По мутным изгибам Варенга-Яхи скользят грязные льдины. Вариант номер два на левом берегу Пура. Крутась недоволен.
— А где я карьер возьму? — вопрошает он.
Взлет. Оппенгейм поместился в кабине и, судя по редкому послушанию пилотов, прекрасно исполняет роль штурмана. Честно сказать, в самом начале, услышав про кабинетные изыскания свердловчан, я подумал что-то не совсем лестное. А сейчас выясняется: все точки, выбранные по карте, оказываются на своих местах. Мы садимся на больших сухих пространствах, и вообще Оппенгейм, больше десяти лет отшагавший изыскателем, считает свои квадраты с необыкновенной точностью.
Вариант номер 3. Крутась выпрыгнул из вертолета и даже ногой притопнул: «Хороша площадочка!»
— Но здесь же город!
— Город там, — махнул в сторону представитель института «Фундаментпроект» Коробов. На будущей площадке города (Уренгоя? Ягельного?) он исследует поведение мерзлоты. Послушали бы сторонники буколической тишины, с каким удовольствием все здесь употребляют это, скучноватое, в общем-то, слово «город».
Пока на базе всего несколько бараков, население человек сто. Аэродром? Вертолетная площадка — по углам бочки с буквами «Ф. П.». Мол, чья база? «Фундаментпроекта»!
А площадка номер 3 великолепна. В каких словах описать сине-зелено- хрустальную тишину? Прозрачность талых вод? (Мюллер зачерпывает фуражкой и пьет). Искристость снега? Шальной хохот белой куропатки, одуревшей от солнца, не заходящего 24 часа? И само солнце, как красный корабль, плывущий по горизонту? Бледно-зеленые кружева ягеля, сладкую крепость перезимовавшей брусники? И надо всем теплый ветер тундры, по которой стремительно проносится весна.
А геодезисты стоят по колено во влажном сугробе, окружив Коробова. Только доносится:
— Термокарст… песок… распредустройство… морозобойные трещины…
В тундре — удивительная весна. Даже дискуссии умолкли на какое-то время — все вслушиваются в шепот тундры.
Оставим пока геодезистов на площадке между Седэ-Яхой и Веренга-Яхой, и улетим в Надым. Мы были в нем в тот жаркий, душный, пыльный июньский день. Никогда еще этот знакомый и растущий город не производил на меня такого тягостного впечатления, просто потому, что я помню Надым таким, каков сегодня Ягельный. И думаю, что Ягельный может повторить судьбу Надыма…
Мы шли через улицу в облаке пыли, а точнее грязного, размолотого шинами песка, взметенного проходившим грузовиком. Сапог уходил в эту пыль — до половины голенища. Тонкая корочка живой природы в Надыме содрана, и город словно медленно погружается в песок. Ведь это не Сургут, окруженный лугами, щедро дарящими столице Приобья свой изумрудный дерн. В Надыме не растет трава, а ягель пересадкам пока не поддается.
Когда видишь Надым теперь, поражаешься не героизму его строителей, а мужеству его жителей: пить, есть, спать, дышать, жить пополам с песком — для этого мужество требуется немалое.
Я видел один из проектов будущего города. Он расположен между двумя реками, на красивом и открытом всем ветрам поднятии. Дорога, поток автомашин, обогнет жилые кварталы, в сердце которых останется нетронутое «парковое» пятно… Не хочется оказаться мрачным пророком, но, боюсь, пока построят дома, пока они преградят путь вездеходам и тяжелым грузовикам (а первыми сюда придут именно вездеходы и тяжелые грузовики), те сумеют в поисках кратчайшего пути на промбазу стереть с лица тундры нежный мох, давший имя точке. Не станут ли звать наш Ягельный Пескоградом? Хотелось бы, чтобы в проектах и практике была ликвидирована любая возможность смертельно ранить тундру. Быть может, следует определить зоны, где уже сегодня стоит закрыть дорогу транспорту?
Но мы летим. Оппенгейм и Мюллер ведут лишь им слышный разговор: тычут по очереди карандашом в карту. У Мюллера воинственно поблескивают очки, кепка повернута козырьком назад.
— Нет, нет! — энергично возражает Оппенгейм.
А «глаза Уренгоя», озера, еще закрыты голубым льдом. ГИП Аносов:
— Трасса будет тяжелейшая в стране. Тюмень — Сургут? Там проще. Вот я и думаю: как захватить побольше суши под ЛЭП, как возить стройматериалы, конструкции по такому сплошному болоту? Как это учесть в проекте? Словом, тут будет одна забота и никакого духовного удовлетворения. Я заранее сочувствую всем, кто станет строить трассу. Постараюсь помочь им, но смогу ли?
Да, очень дорого — километр вдвое дороже, чем на пути к Сургуту. Место? По-моему, надо выбрать площадку там, где будет сосредоточена энергонагрузка, то есть фактория Ягельная.
…Изыскатели подготовились отлично, почти безошибочно, но одна ошибка все же случилась…
— Здесь у нас сейчас аэродром! — начальник уренгойской экспедиции Василий Тихонович Подшибякин с ненавистью смотрел на карту, где был нарисован квадратик на правом берегу Пура и стояла надпись: вариант N 1.
…Подшибякин выпрямился во весь рост, нависая над всеми, темнел, наливаясь гневом, как грозовая туча. Eго можно было понять: с таким трудом выбрали место под аэродром, сколько средств вколотили — ведь все тяжелые грузы для экспедиции идут по воздуху… И вдруг свалились на голову неведомые претенденты на драгоценную площадку! Обмен сведениями с самым информированным в отношении Уренгоя человеком терпел крах на глазах потрясенных гипов. И гипы протрубили отбой: они не имели в виду «безусловную ориентацию на ВПП (взлетно-посадочную полосу) Уренгойской экспедиции».
И снова картографический квадрат с поселком Уренгой в центре лег на стол, и опять склонились над ним головы. Крутась исходил из непреложного: строить все равно придется, и потому интересовали его подробности: срок навигации на Пуре, мощность болот, грунтовые условия, продолжительность зимника на Ягельную…
Подшибякин, словно сокровищами, одаривал сведениями. Точными, своими, проверенными двадцатилетней работой на Севере. И, наверное, возникло в нем чувство: вот он начинается, наступает день, ради которого работали здесь, в тундре, долгие годы. Но виду не подавал, отвечая сжато, но исчерпывающе:
— Одна баржа приходит к 1 августа, а 5 сентября погрузку уже заканчивают. Итого 35 дней. Болота небольшие. Зимник стоит четыре-пять месяцев…
Взлет… Посадка. Оппенгейм поднимает вверх руку с картой:
— Товарищи ГИПы!
От Уренгоя-поселка мы в двадцати километрах, от Ягельной -в пятидесяти. Крутась возражает:
— Ни тут, ни там. Школа? Больница? Все вопросы…
— Здесь же станция железнодорожная намечается, — утешает Оппенгейм.
— Мы раньше должны свою подстанцию построить, — говорит Крутась и повторяет, словно заклинание: — Зимник, зимник меня беспокоит.
ГИП Овчинников:
— Мы все больше склоняемся к варианту «Ягельная» и сейчас ищем аргументы не за другие точки, а против них…
…Кинофильм «Северные пейзажи. Вид сверху» раскручивается в обратном порядке. ГИП Овчинников дает прощальное интервью:
— Наше суммарное мнение — следует избрать вариант номер три: Ягельная. Условия в смысле трудностей для строителей уникальные. Впервые в стране будем строить такую подстанцию так далеко на Севере. Работа предстоит очень интересная.
…Эту работу и этот полет готовил Игорь Киртбая, создатель и руководитель треста «Запсибэлектросетьстрой», проложивший многие километры этих линий к Приобью и в Приобье, строитель уникального перехода ЛЭП-500 через Обь в районе Сургута.
Строительство ЛЭП Сургут-Уренгой было окончено в 1977 году. Первый рабочий поезд на станцию Уренгой прибыл 29 декабря 1980 года.
Продолжение следует.
ФОТО ИЗ АРХИВА РEДАКЦИИ
***
фото: Игорь Киртбая;Монтаж опоры;Доставка оборудования; пространство, которое предстоит пройти.