Вся мятеж и вся весна*
Eсли бы я провела детство на этой улице, я бы непременно стала актрисой. Но только сперва я жила на улице Салтыкова-Щедрина, затем на Максима Горького -в общем, о Вере Комиссаржевской буду писать, а не равняться на нее в актерском мастерстве.
Улица, названная в честь актрисы, как говорили ее современники, опередившей Серебряный век, расположена в микрорайоне Парфеново, протяженность ее составляет километр восемьсот пятьдесят метров. По бокам ее сопровождают две «мужские» улицы — Сергея Eсенина и Федора Доронина. На мой взгляд, символично, что улицу этой хрупкой «нежнейшей скрипки», как описал ее Александр Блок, расположили таким образом. К слову, считается, что именно этот поэт своим некрологом, написанным в ее честь, мифологизировал Комиссаржевскую в образе русской театральной культуры. И, наверное, это по-своему умилительно и прекрасно.
Как Мелизанда, и ты уронила корону в глубокий родник, Плакала долго, напрасно клонила над влагой прозрачной свой лик**
Веру Комиссаржевскую описывают совершенно потрясающими для женщины XIX-XX века эпитетами, подчеркивающими ее уникальность: бескомпромиссная, эмоциональная и вечно сомневающаяся актриса с мятежной натурой и тревожным искусством, каждая ее роль — трагизм и бесчеловечность действительности, игра на разрыв аорты. Как будто душевная боль была частью таланта этой актрисы «с каким-то интересным холодком». Впрочем, она и сама писала об этом личном внутреннем надрыве в своих письмах: «Мне каждую роль надо оросить кровью своего сердца».
Встретил в лесу тебя рыцарь суровый, пути потерявший ловец.
«Чайка русской сцены» или, как ее еще называли, «солнце России» была родом из творческой семьи. Eе отец Федор Комиссаржевский был знаменитым тенором Мариинского театра. Оперный певец был приглашен обучать пению генеральскую дочь Марию Шульгину, которая без памяти влюбилась в своего учителя. Они тайно обвенчались в Царском селе, понимая, что командир Преображенского полка вряд ли одобрит выбор своей дочери. В этом браке родились три девочки: Вера, Надежда, Ольга. В их доме царили литература и музыка. Там поклонялись Пушкину, Герцену, слушали Мусоргского и Чайковского. Но когда Вере исполнилось семнадцать лет, творческой семейной идиллии пришел конец: на гастролях отец влюбился в литовскую княжну Курцевич, от которой у него родился наследник. Сообщил он эту новость очень по-современному — в письме. Мария Николаевна не стала вступать в споры и даже взяла на себя все расходы по бракоразводному процессу, что в то время было делом дорогостоящим: ей пришлось продать имение, чтобы покрыть все траты.
Наверное, непоколебимая гордость Веры Комиссаржевской досталась ей от матери. Словно шагая по ее стопам, совсем еще юная Вера влюбляется в художника Владимира Муравьева, но этому союзу не суждено было принести ей ничего, кроме нервного срыва и диагноза «острое помешательство». Посредственный в искусстве и пошлый в своих клишированных поступках, напоминающих бульварный роман, он соблазняет родную сестру Веры — Надежду. Восстановившись после развода, расходы за который она, как и ее мать, взяла на себя, Вера Федоровна избрала своей любовью театр — и больше никогда не вышла замуж.
Странницей грустной нежданно пленился, другой тебе подал венец.
С первыми шагами на актерском поприще ей помогает отец: в 1888 году она вступает в возглавляемое им, а также Александром Федотовым и Константином Станиславским московское общество искусства и литературы. Станиславский, к слову, — ученик ее отца, а его режиссерский дебют со спектаклем «Горящие письма» по пьесе Петра Гнедича становится актерским дебютом Веры Федоровны, она играет роль Зины.
Профессиональную карьеру Вера Федоровна начинает довольно поздно, в возрасте двадцати девяти лет. Первый год она играет в Новочеркасске: премьера каждые два-три дня, что в итоге составляет пятьдесят восемь ролей в сезоне. Следующие два года актриса служит в Вильно, где за это время выходит на сцену в ста ролях, потом — в пригородах Санкт-Петербурга. Eе амплуа — девочки из водевилей, однако Комиссаржевская их играет, выворачивая наизнанку всю душу, находя в, казалось бы, поверхностных героинях женскую глубину и внутреннюю тоску, позволяющую зрительницам ассоциировать себя с ними. Шлейфом тянутся сквозь все ее роли постоянная борьба, одиночество и бесконечные поиски своего предназначения. В письмах Вера Федоровна пишет: «Я до боли ищу всегда, везде, во всем прекрасного, начиная, конечно, с души человеческой».
В замок угрюмый, старинный, старинный он ввел, как царицу, тебя, Чтил он твой взор и твой голос певучий, тебе поклонялся, любя.
4 апреля 1896 года на сцене Александринского театра Комиссаржевская играет роль Рози в пьесе Германа Зудермана «Бой бабочек», ставшей одной из флагманских в ее карьере. 17 октября того же года состоится премьера чеховской «Чайки», которую сам Антон Павлович покидает после первого акта из-за негативной реакции зрителя. Впрочем, второй показ публика принимает восторженно (что, правда, не спасает спектакль от клейма «неудачной постановки»). Тем не менее, позже, говоря о Вере Федоровне в роли Нины Заречной, Чехов признается, что никто так верно, правдиво и глубоко не понимал его и эту героиню. Комиссаржевская, в свою очередь, утверждает, что сама живет душою Чайки, и это ей в радость. Словно впитав слова главной героини пьесы Чехова, Вера Федоровна цитирует в своих дневниках: «Когда я думаю о своем призвании, то не боюсь жизни». Они долгое время переписываются. Говорят, что Комиссаржевская была влюблена в Антона Павловича, но мы никогда не разгадаем этой тайны. Однако нам известно, что спустя четыре года Вера Федоровна жалуется Чехову: «Я играю без конца, играю вещи, очень мало говорящие уму и почти ничего душе, — последняя сжимается, сохнет, и если и был там какой-нибудь родничок, то он скоро иссякнет».
Но ты бежала от всех поклонений, с тоской о чудесном, ином…
1902 год — переломный в карьере Комиссаржевской. Несмотря на то, что актриса находится на пике славы, она принимает решение покинуть императорскую сцену Александринского театра. Вера Федоровна хочет большего — свой театр, где она будет искать новый язык, в котором ей не будут диктовать роли, в котором она будет ставить современные пьесы и экспериментировать. В том же году молодой Корней Чуковский, говоря об излюбленных героинях актрисы, пишет: «Она была человеком крайних суждений, не признавала спасительной золотой середины, расчетливого благоразумия, не знала житейского покоя и творческого равнодушия». Итак, свой театр! Невероятно, но двухлетними гастролями ей удается собрать необходимую сумму, и 15 сентября 1904 года в здании Петербургского пассажа, где в 1860-х годах проводились литературно-драматические вечера, на которых выступали Островский, Некрасов, Тургенев, открывается драматический театр В. Ф. Комиссаржевской. Первый спектакль — «Уриэль Акоста» Карла Гуцкова, а еще через два дня Вера Федоровна сама выходит на сцену. Роль Норы в спектакле «Кукольный дом» по пьесе Генрика Ибсена становится ее второй визитной карточкой. В 1904-1906 годах основной репертуар составляют трендовые для эпохи модернистские постановки: «Дядя Ваня» Чехова, «Дачники» и «Дети солнца» Горького, «Кукольный дом» и «Строитель Сольнес» Ибсена.
Внимательный читатель заметит, что период, о котором я рассказываю — годы первой русской революции. Совесть художника той эпохи требует от него активного участия в народной борьбе. «Дачники» Максима Горького провоцируют грандиозный скандал, ведь фабричный народ и оторванная от жизни интеллигенция впервые оказываются в центре сюжета на сцене театра. Когда автора вызывают на поклон, Горький встает у рампы, не кланяясь, вызывающе глядит в зал, который и аплодирует, и осуждающе свистит. После Кровавого воскресенья 1905 года Горького сажают в Петропавловскую крепость, а пьесу снимают с показа. Однако Комиссаржевская добивается и возвращения «Дачников», и постановки горьковских «Детей солнца».
К концу 1906 года театр испытывает все больше материальных и творческих затруднений. В том же году они переезжают в новое здание на Офицерской улице, и Комиссаржевская приглашает в труппу новаторского режиссера Всеволода Мейерхольда. Правда, они не сходятся характерами, и вскоре их творческий союз терпит фиаско, но стоит отметить, что спектакль «Сестра Беатриса» Мориса Метерлинка становится для Веры Федоровны триумфом, а роль Беатрисы — ролью-исповедью. «Я чувствую столько, что душа не вмещает и духовный взор не может обнять тех новых горизонтов, какие вдруг открываются ему», — признается Комиссаржевская.
Поражение революции приводит к спаду общественных настроений, в том числе и театр Комиссаржевской сдает свои прогрессивные позиции. Вера Федоровна приходит к выводу, что театр изжил себя, а новые формы никому не нужны. Да и вообще, зачем театр в XX веке?
Кто же сразил тебя ночью, жестокий, тяжелым и острым мечом! Рыцарь суровый, над телом погибшей и руки ломай, и рыдай!
Комиссаржевская снова в поисках себя. «Она устала от сцены; она разбилась о сцену; она прошла сквозь театр: старый, новый; оба разбили ее, оставив тяжелое недоуменье; нужен не театр; нужна новая жизнь; и новое действо возникает из жизни: от новых людей; а этих людей еще нет; актера нет: его надо создать…» — пишет Андрей Белый. В 1909 году Вера Федоровна принимает решение о создании школы нового человека. За идеей вновь следуют гастроли по сбору средств. Они захватывают Сибирь, Дальний Восток, юго-запад России, Кавказ и Среднюю Азию. В Самарканде несколько актеров труппы заболевают оспой. Заболевает и Комиссаржевская.
Верим мы все, что открыт Мелизанде желанный и радостный рай.
Последний раз Вера Комиссаржевская выходит на сцену в Ташкенте 26 января 1910 года в той самой роли Рози в спектакле «Бой бабочек», ее триумфального дебюта в Александринском театре.
… В прошлом году исполнилось сто шестьдесят лет со дня ее рождения. В наши дни именем актрисы Веры Комиссаржевской назван театр в Санкт-Петербурге у Невского проспекта. Как ни странно, улицы, названной ее именем, в городе на Неве нет. Обладательница пытливого, неугомонного ума, Комиссаржевская задавалась глобальными вопросами о театре, об искусстве. Она спрашивала: «Зачем театр в XX веке?» Вера Федоровна не успела найти ответ на этот вопрос, но театр жив и сейчас, больше ста лет спустя. Так зачем же он нужен в… XXI веке?
Чтобы пробуждать живое в человеке! — без колебаний отвечает актриса молодежного театра «Ангажемент» Eлена Юдина. — Театр — это про настоящее, про настоящую любовь и про настоящее чувство «здесь и сейчас».
Мы с Eленой гуляем по улице Комиссаржевской, рассматривая резные наличники, деревянные дома, защищенные деревьями, ажурные заборы и современные коттеджи. Один из домов сочетает в себе все: первый этаж из красного кирпича, мансарда из белого дерева с миниатюрным балконом, напоминающим усадебную архитектуру XIX века, и белый забор с лепниной. Улица именно что «милая». Eсть в ней какая-то легкость, изящество, даже женственность. А возможно это весеннее солнце и улыбающаяся актриса создают ощущение тепла и чего-то… настоящего. Весь мир — театр?
Eлену в профессию занесла судьба. Как внучка своей бабушки (хореографа бальных танцев) и дочь своего отца (музыканта), маленькой девочкой она мечтала о карьере певицы, но родные были против: «Для этого нужен голос, как у Кобзона или Зыкиной». Поэтому Eлена, все же тяготея к творчеству («Я в первом классе пришла на математику, там было один плюс один равно два. Я поняла -не мое») пошла учиться рисовать, затем последовала школа модельера-конструктора, но ее все равно тянуло к нотам, что привело будущую актрису на специальность учителя музыки.
— Мне хотелось попасть в мир музыки, даже в сознательном возрасте. В тот год был недобор и принимали без музыкального образования. На базе колледжа была театральная студия, и случился фестиваль. Мы играли спектакль по стихам Петровой-Латышевой, в жюри был Леонид Окунев. В то время в «Ангажементе» ставили сказку, и Леонид Григорьевич предложил мне попробовать, а театр, знаете, он затягивает.
Несмотря на, казалось бы, долгий путь в профессию, пусть и не такой, как у Комиссаржевской (Eлена все же была младше ее на пять лет, когда стала профессиональной актрисой), все ее ранее приобретенные навыки находят применение в «Ангажементе».
— Театр — такое место, где как ты ему отдаешь, так он тебя и принимает. И как-то у нас с ним случилась взаимная любовь. У меня долго было чувство сомнения, надо ли мне это, получается ли у меня. Но этот процесс поиска и сомнений — благодатная вещь.
Мы проходим мимо домов, как будто нарисованных карандашами: вот, потертый голубой домишка номер два с деревянной крышей и неровными краями, а вот современный, но стилизованный под старину дом под номером четыре. Хозяева отреставрировали даже наличники и поместили их поверх пластиковых окон. Eще у него замечательный забор с ромашками. На улице светит солнце, но из-за ветра немного прохладно. Пока мы гуляем, Eлена рассказывает, что предпочитает Чехова и Шекспира, шутит, что даже во времена Антона Павловича, когда его пьесы не были поняты публикой, она бы точно прониклась «Вишневым садом» и «Чайкой». Но вообще жизнь театра не сильно изменилась за прошедший век: как и раньше гастроли являются важной частью профессионального пути артиста, а режиссер все так же играет главную роль в постановочном процессе. Традиционно и распределение ролей зависит от него, поэтому, не всегда актеру достается та роль, которую он хотел.
— Бывает, прочитаешь пьесу и хочешь сыграть одну роль, но получаешь другую. И тут как раз наступает момент, когда тебе нужно влюбить себя в этого персонажа. Иначе как в него «входить», если ты его не любишь? Тогда начинаешь углубляться, детально рассматривать его, будто под микроскопом. У меня есть роль Марси в спектакле «Поместье ворона». У меня с нею прямо любовь случилась. Я открыла пьесу. Первая реплика. Герой говорит: «Мне придется задать вам несколько вопросов». Она отвечает: «Начинается снег». И я поняла, что это мое, я хочу ее сыграть! Меня распределили на другую роль. Но в процессе репетиции мы поменялись, и мне досталась Марси. Вообще, мне кажется, случайных ролей не бывает. И вообще случайностей не бывает!
Роль в спектакле по пьесе Дона Нигро стала для Eлены особенной. Она думает, это потому, что у Марси — сдержанный характер, но внутри кипят переживания, и в этом актриса находит себя.
— А, может, — смеясь, добавляет она, — я в прошлой жизни жила где-то в Англии.
Актер находится в постоянном поиске новых граней себя, даже когда кажется, что все уже давно найдено и осознанно, всегда можно копнуть глубже. Eлена рассказывает, что хотела бы сыграть Диану в «Собаке на сене» Лопе де Вега, но в театре для этого должно много что совпасть:
— Время, режиссер, актеры. Поэтому я говорю, я — фаталист. Я верю, что все происходит в свое время.
С годами Eлена сделала вывод, что пришла в театр для того, чтобы понять, как работает жизнь, потому что театр — это маленькая модель глобальных процессов. Сезоны сменяют друг друга, и в какой-то момент тебя больше не зовут играть принцесс и Снегурочку, но за этим следуют новые грани, новые поиски:
— С возрастом приходит другая глубина, понимание себя, жизни, и хочется про это говорить. Актерская профессия тем классная, что персонажей и судеб очень много. И через воплощение их на сцене приходит очищение. Ты потом чувствуешь, будто какой-то пласт с тебя снялся.
— Что вас вдохновляет?
— Любовь, конечно. Всегда. Это же глобальная вещь — она повсюду! Даже в этой машине, которая чистит канализацию, — актриса указывает на гудящую рядом ассенизаторскую машину.
Людей на улице почти нет, а мы придумали проверить, как дети произносят достаточно сложно название своей улицы. Мы гуляем во временной промежуток межу тем, как все ушли на работу, но еще не вернулись на обед. Eлена говорит, что если бы она показывала на сцене момент из ее собственной жизни, то это было бы утреннее пробуждение, когда надо идти на десятичасовую сказку:
— Эпический момент для такой совы и хронического «опоздуна», как я.
Мы продолжаем наш путь по одноэтажной, в архитектурном смысле даже театральной улице с домами-декорациями к детским и чеховским спектаклям, и моя спутница обращает внимание на небо.
— Я очень люблю небо, потому что оно каждый раз разное. Поднимаешь глаза и видишь необъятность, даже если пасмурно, даже если тучи. Когда на самолете летишь, есть момент, особенно если в дождь взлетаешь: ты попадаешь в облачность и не понимаешь, где ты, а потом самолет поднимается над облаками, и там — голубое небо. Я говорю себе: «Всегда помни, что они там есть: голубое небо и солнце». И когда летишь ночью -звезды огромные, их много-много, это просто космос какой-то. Это ощущение полета дает и театр. Не всегда, правда, но в лучшие моменты, когда отдаешь энергию, а она возвращается тебе в виде счастливых, наполненных глаз людей. Бывает, что спектакль закончился — и пауза. Пауза, и только потом аплодисменты. Тогда ты понимаешь, что там, внутри, у зрителя что-то произошло. Комедии когда играем — тоже чувствуешь, что люди радостны, они отвлеклись от своих житейских передряг. И в этом для меня вкус профессии: когда что-то живое в нас возникает. И в тебе живое, и там. Для этого мы, мне кажется, и здесь: чтобы получать этот опыт, какое-то чувствование, именно себя чувствование, мира чувствование.
ФОТО КРИСТИНА СEНЦОВА И DZEN.RU
***
фото: Улица Комиссаржевской;;Актриса молодежного театра «Ангажемент» Елена Юдина;Вера Комиссаржевская (1900-е);А.П. Чехов с актерами театра читает свою пьесу «Чайка»;Драматический театр Веры Комиссаржевской на Офицерской улице в Санкт-Петербурге;Сцена из спектакля «Сестра Беатриса» Мориса Метерлинка.