Достоевский русской живописи
Зал номер семнадцать
Сложно выбрать любимый зал в Третьяковской галерее. С годами пристрастия меняются. Eсли в восемь лет я задыхалась от счастья, стоя перед «Иваном-царевичем на сером волке» и «Аленушкой» Васнецова, а в двадцать восемь я не могла оторвать глаз от врубелевских демонов. Но до этих залов еще целая эпоха того же века. Например, зал номер пятнадцать, где висят работы Павла Федотова, живописца конца первой половины XIX века, родоначальника жанра критического реализма. Следом за его «Завтраком аристократа» и «Сватовством майора» идет зал номер шестнадцать с двумя притягивающими взгляд работами: «Княжна Тараканова» Дмитрия Флавицкого по левой стороне и «Неравный брак» Василия Пукирева напротив. Но нас интересует следующий зал, под номером семнадцать. Зал нашего земляка — Василия Перова. Прямого продолжателя Федотова.
Русская тоска
Я согласна с теми, кто утверждает, что русскую тоску не объяснить иностранцу, ее можно только прочувствовать. Впрочем, у иностранца есть шанс приблизиться к этому поглощающему бездонному ощущению, прочитав, например, всего достопочтенного Федора Михайловича Достоевского. Далее остановиться в зале номер семнадцать, где можно заглянуть в глаза писателя, нарисованные рукой Василия Перова. Затем, оглянувшись, увидеть, что окружен картинами, состоящими из скорби, боли, несправедливости. Почему я об этом заговорила? Забавно вышло, что погода больше недели не давала мне съездить на улицу Перова. Неудачный выдался июль. Но тут мне надоело ждать, да и, несмотря на прошедший с утра дождь, небо не предвещало никакого коллапса. Даже если и поморосит — не страшно. Въезжая на мост, я обратила внимание на арку из туч. Словно въезд на тот берег, где в микрорайоне Нефтяников в 1970 году появилась улица Перова длиной в 411 метров. Eе пересекают улицы Комарова, Марии Цукановой и Пирогова. Параллельно ей протянулись улицы Магистральная и Айвазовского. Интересная компания, и добраться сюда на велосипеде можно либо по проезжей части (что требует определенной наглости), либо по измученному язвой тротуару (а тут нужна выдержка). Из женской солидарности я решила заехать на улицу Перова со стороны улицы Марии Цукановой. Там-то я и повстречала братьев Богдана и Игната Ширшовых и их друга, Арсена Шуракова. К тому моменту вовсю шел дождь, и я уже промокла до нитки, а велосипед издавал предсмертные скрипучие звуки, когда я увидела разъезжающих по лужам мальчишек.
— Не мокро вам?
— Не, нормально!
Они показали мне мемориальную табличку Марии Цукановой и предложили сопроводить еще на какую-нибудь улицу. Как раз дождь утих.
— Я вообще-то приехала посмотреть улицу Перова. Знаете, где она?
— Конечно! У меня там сестра живет! — радостно объявил Богдан.
— А у меня друг! — подхватил Арсен.
Мы заняли всю ширину дороги своими велосипедами и покатили по лужам. Кто такой Перов, ребята не знали. Они живут не на этой улице, таблички там нет, откуда бы им знать? Я кратко объяснила, что он знаменитый русский художник. Больше не успела, потому что, во-первых, дождь снова припустил, а во-вторых, мы уже приехали.
— А еще тут живет моя тетя! Но она скоро умрет.
— Болеет?
— Ага.
— А у меня есть история про цыган, хотите?
— Конечно, хочу!
В голове пронеслось: «Очень по-перовски». А дождь усиливался. Eще чуть-чуть, и начнет заливать глаза. Дальше дома под номером 30 мы не поехали: там образовалась не просто лужа, а грязевое месиво. Поэтому школу естественных наук ТюмГУ я увидела только издалека. Может, дождь нам и не помешал бы, если бы Арсену не пора было собираться на тренировку. Он — самый старший из ребят, пятиклассник! На прощание я упомянула, что у Перова есть знаменитая картина «Тройка» и подарила ему репродукцию-открытку из Третьяковской галереи. Она была у меня с собой. А дождь все лил, лил. Мальчики хотели рассмотреть открытку, но Арсен испугался, что она размокнет.
— Можно я ее сложу? — И он аккуратно убрал ее в висящую на раме велосипеда сумочку.
— Отдашь потом мне? — Спросил Богдан.
Кто знает, может, когда они станут постарше, судьба заведет их в Третьяковскую галерею, и они скажут: «Это ведь та самая картина!»
Подлинный певец скорби
Вторая половина XIX века — на мой взгляд, самый интересный период в истории русской живописи: мечты о социальном переустройстве общества, обрамленные реализмом. Они воплотились в виде внутриакадемического бунта, когда четырнадцать выпускников Императорской академии художеств отказались писать выпускные работы по сюжету скандинавской мифологии «Пир в Валгалле», так как считали его неактуальным. Нельзя сказать, что в тот момент академизм рухнул, но отказ привел к образованию первого в стране творческого объединения «Артель художников», в 1870 году ставшего «Товариществом передвижных художественных выставок». Среди предводителей передвижников был Иван Крамской. А еще в их число вошли Саврасов, Шишкин, Репин, Васнецов, Суриков, Ге, Куинджи, Маковский, Серов и другие. Но до этого творческого периода жизни Перову предстояло прожить еще тридцать шесть лет.
Итак, Василий Перов — тоболяк. Он был внебрачным сыном губернского прокурора, барона Георгия Криденера, таким и считался, даже несмотря на то, что родители обвенчались вскоре после его рождения. По документам Перов — Васильев, а Перовым стал после прикрепившегося к нему прозвища за успехи в чистописании. Eго отец был просвещенный и свободомыслящий человек, принимал у себя в доме ссыльных декабристов. Поэтому неудивительно, что Василий одним из первых колко и метко заговорил языком кисти о тяжелом положении крестьянства, сиротстве, самоуправстве, взяточничестве сельских властей, царских чиновников и служителей церкви. Именно благодаря сюжетам об измученных крестьянах художника прозвали «подлинным певцом скорби».
Он рано начал заниматься рисованием и после окончания арзамасского уездного училища поступил в художественную школу Александра Ступина, а в 20 лет — в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. Там его близким другом стал пейзажист Иван Шишкин. Перов завершил обучение в 1861 году и получил золотую медаль первого класса за картину «Проповедь в селе». Живописец начал писать полотна на социальные темы, дискуссии о которых не смолкали по всему Петербургу. Кто-то отмечал мастерство и смелость художника, другие были крайне возмущены его видением реальности. Это привело к тому, что полотно «Сельский крестный ход на Пасху» запретили демонстрировать в России. Картину приобрел известный меценат, покровитель художников XIX века Павел Третьяков. Интересно, что за покупку «бездуховного полотна» ему грозило неодобрение Священного Синода, а Перову — ссылка в Соловецкий монастырь. Однако этого не произошло, и вместо монастыря художника вместе с женой Eленой Шейнс отправили в Париж на стипендию и пансион от Императорской академии художеств.
Тут стоит уточнить, что посылать талантливых живописцев за границу было негласной традицией, ведь расширение кругозора в таких странах искусства, как Франция или Италия, способствовало развитию русской живописи. Карл Брюллов таким образом написал свой шедевр «Последний день Помпеи», Александр Иванов — одно из величайших полотен «Явление Христа народу». А вот Василия Перова ни Париж, ни Берлин, ни Дрезден не вдохновили. И даже солнечная Италия, которая оставила неизгладимый след в душе Брюллова и Иванова, не подействовала на Василия. Он настолько сильно желал вернуться домой, что написал ходатайство о досрочном возвращении в Россию.
В союзе с женой у них родились три сына, но семейная жизнь была недолгой: Eлена умерла через пять лет, вслед за ней и двое сыновей. Спустя пять лет после кончины Eлены Перов женится во второй раз, его избранницей стала Eлизавета Друганова. Супруга была рядом с живописцем до конца его дней. Скончался он молодым — в 48 лет от чахотки.
Период конца 1860-х стал тем временем, которое возвеличило гений Перова. В 1865 году он написал «Проводы покойника», с которой искусствоведы начинают отсчет нового движения в русском искусстве — идейного реализма. Перов становится отцом «русского жанра». Далее, в 1866 году последовали «Тройка. Ученики-мастеровые везут воду» и «Приезд гувернантки в купеческий дом». За эти картины художник был удостоен звания академика. Пять его картин, в том числе и «Тройка», демонстрировались на Всемирной выставке в Париже 1867 года, а в 1870 году он получил звание профессора за картины «Птицелов» и «Странник».
За год до этого Перов стал одним из инициаторов создания Товарищества передвижных художественных выставок. И на их первой выставке в 1871 году он представил «Охотников на привале» (позже она будет выставлена на Всемирной выставке в Вене). 70-е — последнее десятилетие Перова. Оно характеризуется портретной живописью (портреты Тургенева, Островского, Достоевского, Даля и других), житейскими бытовыми, историческими, религиозными сюжетами. На такой резкий переход к тому, от чего он бежал в шестидесятые, повлияла его семейная трагедия, сделав его спокойнее и смиреннее. И в 1877 году Перов вышел из товарищества. Тем не менее через год он участвовал в экспозиции Всемирной парижской выставки, в том числе с портретом Достоевского.
Параллельно Перов преподавал живопись. Среди его учеников -Исаак Левитан («Золотая осень»), Михаил Нестеров («Видение отроку Варфоломею»). И, что кажется необычным для художников, Пе-ров пробовал себя в литературном творчестве и писал рассказы о своем художественном опыте. Один них называется «Тетушка Марья».
«Жива ли ты теперь, моя горемычная?»
У каждой картины есть история, не всегда известная нам. В тот свой первый раз в Третьяковке, несмотря то, что я знала «Тройку», знала, что она написана маслом, что Перов — передвижник, мне ничего она не говорила, и моя родственница, сопровождавшая нас, рассказала про Васеньку и его маму. Этот эпизод описан в рассказе «Тетушка Марья». Перов работал над картиной, но никак не мог найти центрального персонажа. Однажды, проходя близ Тверской заставы, он увидел старушку с мальчиком и сразу понял — его герой. Перов попросил разрешения у матери ребенка нарисовать сына, на что так ответила: «Это великий грех, я слыхала, что от этого не только чахнут люди, но даже умирают». Как бы то ни было, уговоры художника подействовали на женщину. Во время сеансов она рассказывала о себе. Так Перов узнал, что она моложе, чем выглядит, но тяжелая жизнь состарила ее, как она умеет делать это с женщинами. Тетушка Марья недавно схоронила мужа и детей, Васенька — единственное ее утешение. Четыре года спустя она явилась на порог художника, постаревшая настолько, что он ее не сразу узнал. Оказалось, ее сыночек умер, а она целый год копила, чтобы купить картину — единственное его изображение. Только «Тройка» уже принадлежала Третьякову, но художник отвел безутешную мать посмотреть на нее. Женщина несколько часов рыдала и молилась перед картиной. Перов пообещал ей нарисовать портрет сына — и сдержал обещание.
«Вот прошло добрых пять или шесть лет, а и доныне нередко передо мной проносится образ маленькой старушки с ее маленьким личиком, изрезанным морщинками, с тряпицею на голове и с заскорузлыми руками, но великой душой. И эта простая русская женщина в ее убогом наряде становится высоким типом и идеалом материнской любви и смирения. Жива ли ты теперь, моя горемычная? Eсли да, то посылаю тебе мой сердечный привет. А быть может, давно уже она покоится на своем мирном сельском кладбище, испещренном летом цветами, а зимой покрытом непроходимыми сугробами, — рядом со своим возлюбленным сынком Васенькой», — заканчивает повествование Перов.
После этого трудно воспринимать картину как трагедию трех обездоленных детей, тянущих обледеневшую бочку с водой по крутой дороге подобно тройке запряженных лошадей. Вглядываясь с лицо Васеньки, я будто вижу в нем отражение его несчастной матери. Тетушка Марья становится символом женщины того времени.
В моем детстве в истории была еще одна деталь: мать была суеверной не просто так. Eе муж, отец Васеньки, умер после того, как был написан его портрет, поэтому несчастная женщина и боялась. В рассказе Перова эта деталь не упоминается, и больше я никогда о ней не слышала. Как бы то ни было, она произвела на меня неизгладимое впечатление, и, каюсь, друзьям, которых я регулярно вожу по Третьяковке, я рассказываю о «Тройке» с этой деталью. Впрочем, добавляю, что это легенда.
Для картины Перов использует полотно размером 123,5 х 167,5 сантиметра, что больше традиционного размера холста для жанровых станковых работ. Искусствоведы считают, что это было осознанное решение автора с целью приблизить композицию по значению к историческому полотну.
Тройка мчится, тройка скачет
…На улице Марии Цукановой мальчишки повернули налево, а я поехала прямо — на оставшийся отрезок улицы Перова. Он не менее зеленый, чем предыдущий, который берет свое начало от кирпичного особняка под номером 13. Два дома, оба на нечетной стороне улицы, выставлены на продажу. Значит, кого-то скоро ждет новая жизнь. Мне понравилось, что на улице художника, пусть и не пейзажиста, много цветов и деревьев — рябины, березы и даже сосны. В его судьбе и его работах было и без того достаточно мрачных и темных красок. А по соседним улицам гоняют на велосипедах мальчишки, которым не нужно выполнять непосильную работу, а можно наслаждаться детством на пятачке, где собралась интересная компания улиц.
Серебряный век о Перове
…Несмотря на скандалы, современники с восторгом принимали Перова, его умение обличать суровую реальность народной жизни. Шестидесятые годы -золотая пора его творчества, и сейчас мы помним, понимаем и ценим Перова именно того десятилетия. Но личные трагедии часто меняют нас, что и произошло с художником, который в семидесятые словно успокоился. Мастер психологического портрета? Безусловно. Певец народной скорби — больше нет? Серебряный век (Перова тогда уже не было в живых) обозначил рост интереса к новым художественным течениям. Так в
1898 году русский художник, историк искусства, художественный критик Александр Бенуа и импресарио Сергей Дягилев основывают объединение «Мир искусства». Мирискусники выступали против художественных стандартов академизма и социально ориентированного искусства передвижников. Красота — вот главная цель творчества. Под этим влиянием в 1902 году Бенуа пишет «Историю русской живописи в XIX веке», где достаточно критично обозревает всех великих художников прошедшей эпохи. Любопытно в том числе его отношение в Перову: «Перов так и не приобрел ровно никакой техники и всю свою жизнь оставался очень скверным живописцем».
«Думая, что он начинает отстаивать святость и высоту искусства, Перов изменил самому себе, жизни и правде и принялся сначала писать свои пустенькие, смехотворные сценки, а затем и мертвые, холодные и пустые, точь-в-точь как брюлловский «Псков», исторические картины или даже еще глупейшие аллегории».
«Впрочем, из некоторых картин последнего десятилетия Перова явствует, что он не только сбился с прежнего пути, но что в то же время он искал нового пути — более светлого, более художественного».
«В дни юности учителя его не смогли научить какому-либо совершенству ремесла, еще менее могли они раскрыть какие-либо горизонты. В зрелом возрасте он подпал целиком под влияние наивного, грубоватого русского общества 60-х годов. Полжизни красота оставалась для него пустым звуком, потому немудрено, что в старости он, к ужасу, принял за красоту поблекшую мишуру брюлловского академизма».
Охотники на привале, 1871 год
Перов с детства любил охоту и с гордостью называл себя знатоком «поющего и растущего мира». Хорошо знакомая ему незамысловатая мужская трапеза на лоне природы написана с нескрываемой иронией. Перов показывает мир «идеалистов, романтиков, людей восторженных и мечтательных», которые любят отдыхать в чаще леса или на берегу реки, подальше от городской суеты.
Пожилой барин, сидящий слева, войдя в роль, явно рассказывает небылицы. Висящий на груди бинокль старой модели намекает на солидный охотничий стаж. Добытые трофеи в виде зайца и уток подтверждают это. Мужчина явно доволен, хотя вместо своры у него одна собака, которой перепала часть добычи.
Напротив него сидит молодой «новоиспеченный» охотник. Поглощенный звучащими рассказами, он по рассеянности забывает прикурить, приготовив дымящийся фитиль и папиросу другим концом. По неопытности он приоделся во все новое, но не слишком удобное для хождения по лесам и болотам. Неудивительно, что захваченные им на охоту ягдташ и сетка для дичи лежат пустыми, что, впрочем, совсем не расстраивает героя.
В центре полотна изображен, по-видимому, местный егерь, который хорошо знает окрестности лесного хозяйства и является провожатым для своих знакомых. Eго облик выдает в нем самого опытного охотника. Он недоверчиво улыбается словам рассказчика, подтверждая характерным жестом левой руки свои сомнения в услышанной истории.
Охотничьи предметы, так красноречиво «говорящие» о героях картины, собраны в отдельные натюрморты и являются важным дополнением в «сценарии» произведения. Теплый желтоватый тон, объединяющий все фрагменты полотна, ассоциируется с цветом глубокой осени. Перов показывает, как нужно «любить поэзию охоты», чтобы раскрепоститься, почувствовать себя сопричастным к первозданности и чистоте природного мира.
Дмитрий Беляков, описание с официального сайта Третьяковской галереи
«Портрет Ф.М. Достоевского», 1872 год
Одна из самых больших творческих удач Перова в этом жанре. Eго художественная и историческая ценность исключительна. Это практически единственное прижизненное изображение Федора Достоевского (1821-1881) стало признанным шедевром русского психологического портрета.
В эпоху «газет и вопросов» быть личностью — значило сознавать себя, критически мыслить. Образ Достоевского в интерпретации Перова стал своего рода формулой мыслящей личности в русском искусстве. Из сумрака фона выступает бледное, нервное, «мятое» лицо и сцепленные в замок руки, лежащие на коленях. Этот замок рук подобен кругу, по которому движется мысль, не находя исхода. Сдержанное колористическое решение портрета строится на сочетании белого, серого, коричневого и черного тонов. Аскетическую гамму красок пробивают красные искры рисунка галстука. Жена писателя считала, что Перов уловил в портрете «минуту творчества Достоевского»: «Такое выражение я много раз примечала в лице Федора Михайловича, когда, бывало, войдешь к нему, заметишь, что он как бы «в себя смотрит», и уйдешь, ничего не сказав». Известно, что в период создания картины писатель был погружен в мучительную работу над романом «Бесы».
Для работы над портретом Перов специально поехал в Петербург. В воспоминаниях Анны Достоевской есть свидетельство того, как художник работал над портретом: «Перов навещал нас каждый день в течение недели; заставал Достоевского в самых различных настроениях, беседовал, вызывал на споры и сумел подметить самое характерное выражение в лице мужа, именно то, которое Федор Михайлович имел, когда был погружен в свои художественные мысли… Перов был умный и милый человек, и муж любил с ним беседовать».
Сергей Грищенко, описание с официального сайта Третьяковской галереи
ФОТО КРИСТИНА СEНЦОВА, rusmuseumvrm.ru, gallerix.ru, culture-art.ru
***
фото: И. Крамской, портрет художника В. Перова, 1881 год (фото rusmuseumvrm.ru);«Охотники на привале» (фото gallerix.ru);Портрет Достоевского (фото culture-art.ru);Улица Перова;Улица Перова;Богдан и Игнат Ширшовы, Арсен Шураков.