Семнадцать мгновений Нового Уренгоя
Иногда мне кажется, что Уренгой был всегда. Правда, память то и дело вытаскивает то одну историческую «зарубку», то другую. И только что казавшаяся стройной конструкция начинает расплываться, тонуть в противоречивых подробностях. Наверное, так случается потому, что время человека и время города движутся по-разному. То, что для человека — век, то для города -всего лишь мгновение. А может быть, и наоборот… Впрочем, не станем углубляться в особенности релятивистской теории — не такие уж мы физики. Просто спросим свою собственную память. И она — бесконечная и бескрайняя — сама соберет горстку фактов в некую вполне логичную и достоверную историю. Словом, это частная история, рассказанная человеком, которому повезло оказаться там, куда привело его Время, подарившее эти встречи. Иногда на самом деле. Иногда через текст, написанный кем-то другим. Или через пережитое другими.
Встреча первая
С одной стороны, она и не могла состояться в то время, в 1948 году. Во-первых, я не знал и не мог знать о грандиозных планах — проложить вдоль полярного круга дорогу, хотя о самом этом круге некоторое представление у меня было. Поскольку склад ума я имел романтический и в десять лет пробовал читать толстенные книги о путешествиях — Пржевальского, Козлова и Роборовского. Их книги — подробные отчеты, даже с картами этих путешествий, не знаю каким образом оказались в библиотеке сельского райкома партии, в которую я был записан (как и в три другие в районном центре Бродокалмак). Словом, наша встреча с Уренгоем была предопределена, но несколько отложена. Лет на двадцать. Хотя точка на карте, где обозначена фактория Уренгой, уже была поставлена, и оставалось только ждать. Тех, кто знал о фактории Уренгой, можно было на пальцах пересчитать. Фактория сохранила это имя, чтобы еще через четверть века передать его растущему городу с уточнением — Новый.
«- А вот и Уренгой, — показал я летевшему со мной мотористу на домики, из которых вился дымок.
Покружившись, самолет сел на реку у крутого берега. Неожиданный наш прилет поднял на ноги все малочисленное население фактории.
«Ну и город!» — подумал я, окинув взглядом четыре домика без заборов и пристроек. Домишки стояли на высоком яру, обдуваемые всеми ветрами…»
(Александр Побожий «Мертвая дорога. Записки изыскателя»).
Населенным пунктом Уренгой назвать еще нельзя было — просто фактория на оленьих маршрутах. Но это, насколько мне известно, первое в литературе и публицистике печатное упоминание этого названия.
Александр Побожий, инженер-изыскатель, прокладывал трассы железных дорог на Дальнем Востоке и в Западной Сибири. В том числе и трассу Салехард — Игарка. В дальнейшем по его следам шли другие экспедиции. Они высоко оценили трассу, которую выбрал он.
Встреча вторая
В 1961 году отряд геофизиков, которым руководил Юрий Копелев, оттолкнулся от следов Александра Побожия, впервые прошел (пролетел, проплыл — таким сложным был его летний маршрут), от Ярудея до реки Пур. Отряд испытывал новый безвзрывной магнито-теллурический метод исследования земной коры. И, как написал Копелев в своем отчете, «отряд обнаружил три перспективные точки. Впоследствии там были открыты три газовых месторождения-гиганта. Одна из точек, теперь мы это можем сказать, оказалась там, где сейчас центр города Новый Уренгой. Об этом мне рассказывал сам 90-летний геофизик.
А 60 лет назад в своей докладной на имя начальника Главтюменьгеологии он предлагал немедленно начать разведочное бурение. Но в силу ряда причин с этим предложением не согласились. Это было начало 60-х годов, время открытий, время первых нефтяных фонтанов в Приобье, начало эксплуатации первого из них — Шаимского. Думаю, что Копелев был огорчен, но, рассказывая об этом, он был совершенно спокоен.
Встреча третья
Eще один геофизик, начальник отряда, прошел трассу Копелева, но в обратном направлении. И, как говорил Владимир Лаврентьевич Цыбенко, «с нашими мирными взрывами». Пространство, через которое шел его сейсмоотряд, еще не получило своего знаменитого на весь мир имени. Да и, честно говоря, оно вообще не имело никакого имени. Ну пространство и пространство. Лесотундра, Приполярье.
И отметим, что прошло уже пятнадцать лет с момента нашей первой встречи — по уренгойскому летоисчислению. Цыбенко, высадившись со своим сейсмоотрядом в Уренгое, еще том, старом, на правом берегу Пура, увидел картину, мало отличавшуюся от той, какую описал в своей книге Александр Побожий.
— Нас было семь человек, включая мою жену и двухлетнего сына, -рассказывал Владимир Лаврентьевич. — А в Уренгое жило восемь человек. Таким образом население Уренгоя сразу удвоилось. У отряда была пара потрепанных в геологических экспедициях вагончиков и один трактор. Трактор днем работал на профиле, вечером ехал в поселок, доставляя дрова и продукты, потом возвращался на профиль, который все удлинялся и удлинялся. Профиль прямой, выехав на него уже в сумерках, тракторист ставил двигатель на постоянный газ, и ему удавалось даже поспать до начала работы.
В результате сейсмическая партия Цыбенко оконтурила большое перспективное пятно, которое и назвали — по местности — Уренгойским месторождением. Но это случилось уже в 1966 году, когда газовый фонтан небывалой мощности возвестил о рождении самого большого газового месторождения планеты.
Но до того Уренгоя, который назовут Новым, еще было нескоро.
Встреча четвертая, она же первая личная
Не могу написать ни город — о нем еще не говорили, — даже поселок, и тот появится только через четыре года. Видимо, отряд работал на геологов. В общем, шел 1969 год, в точку на излучине реки Eво-Яха я попал по служебной надобности. Заканчивалось студенческое строительное лето. И члены областного штаба ССО (и я в их числе — заведующий отделом учащейся молодежи газеты «Тюменский комсомолец») отправлялись в разные точки, чтобы «демобилизация», как пошутил один из членов штаба, прошла нормально. В Надымской зоне ССО все так и шло. Вертолет высадил меня недалеко от лагеря, обещая вернуться через два-три часа.
Конец шестидесятых — это были пиковые годы для ССО, работавших в Тюмени. Стройки начинались всюду, рабочей силы не хватало, и целые территории едва ли не дрались за право принять у себя студенческий отряд, порой даже не определив фронт работ и не получив финансирования. Но близилась осень, отряды сворачивались. Здешний отряд уже улетел, наш вертолет должен был забрать оставшихся.
И вот мы сидим с ребятами в опустевшей штабной палатке. И тут мой взгляд зацепился за какой-то вроде бы бумажный рулон. Я развернул тот лист тонкого картона, а на картоне пейзаж акварелью. Тот самый пейзаж, что я только что разглядывал, когда шел по лагерю.
Мне объяснили, что в отряде был художник, видимо, его работа. И я могу взять картон себе… С тех пор больше полувека этот совершенно узнаваемый пейзаж — созданная природой излучина Eыо-Яхи — украшает мой дом. Иными словами, документ. Вот он, на этой странице.
Встреча пятая
Где-то в первой половине декабря 1973 года позвонил в редакцию «Тюменского комсомольца» первый секретарь Надымского горкома ВЛКСМ Николай Дубина и осторожно так дал понять, что в конце года планируется десант на новую точку… Отдел комсомольской жизни в молодежной газете — это все сразу: промышленность, строительство, сельское хозяйство и еще внутрисоюзная работа… В отделе нас четверо. Словом, Валера Тюрин, тебе лететь. Не застрянь там до Нового года…
Мы, конечно, предполагали, что состоится нечто связанное с Уренгоем, где, как успели прожужжать уши всему миру, открыто месторождение-гигант. Предполагали, что состоится завоз строительных материалов и техники для будущего города…
Валерка улетел и успел вернуться к Новому году. Но вот с такими глазами: «Ребята, я в кабине грузовика жил неделю!
В первом номере нашей газеты, который вышел 14 января 1974 года, стоял репортаж Тюрина «Бросок на Уренгой».
(Желающие могут познакомиться с текстом в зале периодики областной библиотеки. А мы ограничимся несколькими фрагментами этого эпохального — не побоимся такого слова — репортажа. Первого репортажа из точки, которую вскоре назовут «Новый Уренгой».
…Это был не совсем обычный рейс, и таким его сделали два обстоятельства. Уже было известно, что там, куда колонна держит путь, со временем вырастет город, столица газового Севера. …Но сейчас предстояло пробить зимник, который станет единственной артерией, связывающей газовый гигант с Большой землей.
…Тундра сразу дала о себе знать. И хотя ножи бульдозеров расчищали путь, колонна прибыла на место только в воскресенье к вечеру, преодолев три речки и множество препятствий. Eдва ли с километр стрелка спидометра удерживается у цифры двадцать. А дальше стоп — жди, будет расчищен достаточный участок пути, пока подтянется хвост колонны, где идет столовая, цистерны с водой, громоздкие балки и походный сварочный агрегат. «Связка» — альпинистский способ передвижения, но его с успехом применили на трассе. Проехал тяжелый участок -оглянись, вдруг потребуется помощь идущему сзади. Это стало законом.
Но если бы колонна состояла не из таких машин, как «Урал», дорога отняла бы куда больше времени, чем четверо суток. Бывало, что «Урал» пройдет, а трактор Т-100М застрянет, и его вытаскивают двойной тягой.
И вот воскресенье. Бульдозеры расчищают площадку под вагончики.
Весь вечер Слинкин, Дьяченко и геодезисты колдовали над планом вагон-городка: вот здесь столовая, здесь — вагончик дирекции, а здесь — жилой балок, радиостанция. В понедельник началась разгрузка машин. И тут двое парней, видимо, прослышав о прибытии колонны, прибежали на лыжах с ближней буровой: «Где тут у вас отдел кадров?»
Слинкин, представитель ССУ-8, которому предстояло строить город, уже знал, что через месяц отбоя не будет от желающих, как это было в Надыме совсем недавно».
Встреча шестая
1974 год, 18 июня, полдень. Хотя какой там полдень! Солнце вообще не уходит за горизонт. Вертолет с группой гипов (главных инженеров проекта, каждый по своему направлению) совершает перелет Сургут — Уренгой. Цель: примерить на местности предполагаемое строительство ЛЭП-500 и ОРУ (открытого распредустройства) для разработки уренгойского месторождения и города. Представитель института «Фундаментпроект» Коробов на будущей площадке города исследует поведение мерзлоты. С каким удовольствием пассажиры нашего вертолета повторяют это слово: «город». Хотя на базе, которая появилась полгода назад, всего несколько бараков, население — человек сто. И даже аэродром, где мы приземлились, — всего лишь вертолетная площадка института «Фундаментпроект»… Я видел один из проектов будущего города между двумя реками, на красивом и открытом всем ветрам поднятии. По этому проекту дорога, поток автомашин, обогнут жилые кварталы, в сердце которых (по плану) останется нетронутое «парковое» пятно… чтобы уроки других, быстро-быстро построенных городов, были учтены, чтобы человеческая рука сдержала сокрушающее наступление тяжелой техники, чтобы город стал не только цехом добычи газа, но и городом.
Встреча седьмая
Помните не то стишок, не то детскую считалку: «Начинается земля от Московского Кремля»? Вот так моя очередная встреча с Новым Уренгоем началась в прямом смысле от Кремля. Я, корреспондент тюменского радио, был командирован на XVIII съезд комсомола. Все делегаты и я с ними жили в гостинице «Россия». Окно моего номера выходило на Кремль.
Я передал в Тюмень очередной репортаж и собираюсь на съезд снова. И вдруг слышу: снизу какая-то музыка и барабанная дробь. Молодые люди в стройотрядовской форме возлагают цветы к Кремлевской стене. Вылетаю из гостиницы.
— Я командир отряда «Московский комсомолец» Айрапетян Лева. А это наш ударный отряд, который в составе Всесоюзного отряда завтра прямо со съезда уезжает строить город Новый Уренгой!
Надо ли говорить, что с этой минуты я не отставал от отряда.
Ударный отряд — это и героическое комсомольское, которое как бы олицетворял Левон Айрапетян, командир московского отряда. И нежный голос Володи Хлебникова: склонившись над гитарой, он словно выпевал свою мечту о романтической встрече с неведомым Севером.
Там, где багульник на сопках цветет,
Сосны вонзаются в небо.
Кажется мне, что давно уже ждет
Край, где ни разу я не был.
…И командирский голос бывшего старшины-пограничника Павла Баряева, с комсомольской путевкой прибывшего в Надым и уже закаленный Севером. В нем реальность сочеталась с некоей миссией, опять-таки сформулированной в песне, которую он привез с собою на съезд и к которой сводилось наше с ним интервью:
Не каждому дано так щедро жить —
Друзьям на память города дарить…
Радиоочерк о нем так и назывался — «Подари на память город».
…Был и еще один голос, а имя я позабыл за полвека. Он сочинил песню отряда, и когда запевал ее в автобусе, еще в Москве, то все отзывались (эти строчки не забудешь, и мы еще их вспомним):
Будем строить Уренгой,
Чтоб сравнился с Москвой
Чтоб проспекты были в нем
Словно степи за Днепром.
Как они притирались друг к другу: отряд к городу и город к отряду, составленному из посланцев едва ли не десятка других городов. Помню, как Айрапетян вел своих москвичей перебирать картошку в овощехранилище, а Баряев принципиально отказывался: «Я этой картошки на-перебирался в Надыме. Пусть перебирают те, кто должен это делать».
Да, пусть их готовность к подвигу с необходимостью перебирать картошку в овощехранилище не всегда совпадали. Так же расходилась с жизнью цековская установка: женатых в отряд не брать или требовать расписку с обещанием раньше, чем через год, не вызывать жену в Новый Уренгой. Но года не прошло, а в отряде — очередь в столовую — на комсомольскую свадьбу, так это тогда называлось. Конфликты со строительным руководством тоже были нередки — начальникам не всегда нравились решения отрядного руководства, и наоборот. Вот вам картинка: начальник строительного управления смотрит на медленно вращающиеся катушки репортерского магнитофона и не торопится ответить на мой вопрос: как бы вы сформулировали ваши отношения с отрядом, его появление и жизнь в Новом Уренгое? И наконец после неимоверно длинной паузы произносит: «Ну… это… трудное счастье!»
Читающий эти строки, несомненно, заметит, что автор, излагая знакомые ему фрагменты истории Нового Уренгоя, все время сбивается на «себя любимого». Но ведь весь наш цикл этого времени рассматривает и рассказывает истории новых городов, где не только Уренгой — Новый, но и все другие новые, укладываются в формулу «ИСТОРИЯ КАК ЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ». Для любого человека, живущего по часам собственной, не слишком продолжительной жизни, история и есть частный случай, просто совпадение.
Встреча восьмая
Прошел год, в середине апреля позвонил Юра Калещук из журнала «Смена». Сказал, что журнал собрал для отряда и для Нового Уренгоя библиотеку. Она уже отправлена. Слетаешь?
Я успел как раз. Нет, не к торжественному открытию (оно, мне помнится, было в мае). Книги прибыли и уже выгружены в небольшой домик, где предполагается библиотека. Груда книжных пачек на полу. Библиотекарей пока не назначили. Смотреть на как бы беспризорные пачки было мне как-то не по себе. Ну я так я. Начал их разбирать, изучать этикетки. Пострадавшие при перелете пачки освобождал от упаковки, ставил аккуратными стопками. «Любимое занятие — рыться в книгах», -это еще Маркс о себе говорил. Я тоже знал за собой этот недостаток, за который меня всегда выделяли библиотекари. Словом, к полуночи я навел некоторый порядок и сел, раскрыв книгу из поврежденной пачки. Хотите верьте, хотите нет — это был «Дон Кихот» Сервантеса. Красота. Но тут пришли и новые хозяева библиотеки. Они одобрили мою инициативу (или самоуправство?) и предложили выбрать какую-нибудь из книг в подарок. Я показал им Сервантеса. Все остались довольны.
Потом я отправился ночевать и по привычке, оставшейся с детства, стал читать, раскрыв том наудачу — все-таки знакомый сюжет. Остановила мой бег по страницам одна фраза. «Для всякого поцелуя нужны, как минимум, две головы», — рассуждает Санчо Панса, сидя в судейском кресле.
«Очень кстати мне этот совет», — подумал я, вспомнив о разговоре, который мне предстоял.
Окончание следует.
Фото предоставлены пресс-службой администрации города Новый Уренгой. Авторы фото: Борис Великов и Андрей Мальцев.
***
фото: