Ошибку никогда не поздно исправить
Сергей Георгиевич Лазо, чьим именем в Тюмени была названа улица, в истории Гражданской войны в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке стал известен не столько организаторскими способностями и героическими действиями, сколько своей мученической смертью.
Путь в революцию
Eго, не называя по имени, прославил в 1924 году в поэме «Владимир Ильич Ленин» поэт Владимир Маяковский:
В паровозных топках
сжигали нас японцы,
Рот заливали
свинцом и оловом…
Лазо родился в 1894 году в Бессарабии, в селе Пятры, неподалеку от города Оргеева. Eго родители происходили из старинной молдавской дворянской семьи с передовыми демократическими традициями. Отец в 1887 году в период репрессий царского правительства против революционно настроенных студентов был исключен из Петербургского университета и переехал на жительство в Бессарабию. Мать с высшим агрономическим образованием много времени уделяла просвещению местных крестьян. В их доме была большая библиотека, которой свободно пользовались и дети. Общаясь с деревенскими ребятишками, наблюдая тяжелое положение трудящихся молдаван в отсталой, угнетенной окраине России, юный Лазо не мог не видеть нищеты, неравенства, несправедливости. Все это оставило, конечно, свой след в его сознании.
Весной 1903 года девятилетнего Сережу привезли из деревни в Кишинев для поступления в мужскую гимназию. Под впечатлением революционных событий 1905 года в нем росло стремление быть похожим на тех, кто, не страшась тюрем и виселиц, посвятил свою жизнь борьбе за справедливость. Eго воображение занимал «атаман Адский». Так именовал себя предводитель вооруженных разбойников, державших в страхе помещиков и купцов на Кишиневско-Оргеевском тракте. Под этим именем скрывался Григорий Котовский, будущий герой Гражданской войны на юге России.
В 1912 году Лазо окончил с отличием гимназию и стал студентом Петербургского технологического института, считавшегося «рассадником революционных настроений». Неудивительно участие Сергея в нелегальных студенческих сходках. В начале 1914 года из-за болезни матери ему пришлось перевестись в Московский университет на физико-математический факультет. Но когда началась война России с Германией, Австро-Венгрией и Турцией, его зачислили в пехотное училище. При выпуске прапорщика Лазо аттестовали как «офицера-демократа, оппозиционно настроенного к политическому режиму». Поэтому его отправили в Сибирь, в город Красноярск, командиром взвода 15-го Сибирского стрелкового полка. Солдаты сразу почувствовали, что он не похож на других офицеров: часто заводил с ними разговоры по душам и на острые темы. У него появились друзья из призванных в армию политических ссыльных. И когда в хмурое утро марта 1917 года Красноярск узнал об отречении от престола императора Николая II, прапорщика Лазо избрали в полковой революционный комитет и в Красноярский Совет рабочих и солдатских депутатов. В день первого заседания примкнувший к фракции партии левых социалистов-революционеров (эсеров) Лазо вывел из казармы к зданию совета солдат полка в боевом порядке, с оружием и красным знаменем. После свержения в октябре в Петрограде Временного правительства Лазо вошел в состав Всесибирского исполнительного комитета Советов Сибири — Центросибири. Командующий Иркутским военным округом сообщил в Петроград: «Большевики заняли солдатами казначейство, банки и все правительственные учреждения. Гарнизон в руках прапорщика Лазо».
Превратить Иркутск в центр сибирской контрреволюции по примеру Дона (Новочеркасск) и Кубани (Eкатеринодар) не удалось. 10 декабря в город из Красноярска прибыл красногвардейский отряд под командованием Лазо. Подавив в десятидневных уличных боестолкновениях мятеж дислоцированных в Иркутске юнкерских училищ, он остался здесь комендантом города, являясь одновременно членом военного комиссариата Центросибири. О своей работе в Иркутске Лазо писал матери 25 декабря 1917 года: «В эти дни, когда трещали пулеметы, шла винтовочная стрельба и слышалась артиллерийская канонада, разрушались дома и занимались пожары, у меня не было страха… Потому что мы, социалисты, понимаем: это открытая борьба за освобождение угнетаемого народа… Я лучше чем кто-либо понимаю причины тяжелой жизни в России, вижу первые достижения справедливости. И пусть еще упрекают Советы в происходящих бедствиях, но я убежден: Советы, они одни могут дать выход из положения. (подчеркнуто). Вопросы решаются не разговорами, а классовой борьбой. Новая жизнь строится по тем мечтам, из моего раннего детства.»
Лазо и Семенов
В революционном хаосе молодые и харизматичные офицеры создавали свои армии и захватывали власть. В огромном регионе к востоку от Байкала ключевыми фигурами в Гражданской войне, от которых многое зависело, были прапорщик Лазо и есаул Семенов.
Писатель Александр Фадеев, участвовавший вместе с Лазо в боевых операциях, писал: «Представьте себе молодого человека, лет двадцати трех, ростом выше на голову, с лицом поразительной интеллектуальной красоты. Овальное смуглое лицо, крылатые брови, волосы черные, густые, глаза темные, поблескивающие, вьющаяся бородка… голос у него был очень решительный, громкий, он чуть картавил приятной такой картавостью… В бою Лазо всегда умел найти неожиданные, смелые, стремительные ходы, но в то же время был расчетлив, распорядителен и абсолютно бесстрашен…»
Начальнику британского экспедиционного корпуса в Сибири Джону Уорду Семенов запомнился «человеком среднего роста с широкими четырехугольными плечами, огромной головой, объем которой еще больше увеличивался плоским монгольским лицом, откуда на вас глядят два блестящих глаза, скорее принадлежащих животному, чем человеку. Вся поза у него подозрительная, тревожная, решительная, похожая на тигра, готового прыгнуть, растерзать и разорвать».
Григорий Михайлович Семенов родился в 1890 году возле Читы в семье казака. Окончил Оренбургское казачье училище. В Первую мировую войну храбро воевал в 1-м Верхнеудинском казачьем полку. В семнадцатом году после Февральской революции, когда фронт стал распадаться, есаул вернулся в родные края комиссаром Временного правительства. Взялся формировать полк бурят-монгольской конницы. Говорил: «Хочу пробудить совесть русского солдата, для которого живым укором служили бы инородцы, сражающиеся за русское дело».
Инна Бардакова
Октябрьскую революцию Семенов не принял. 16 января 1918 года семеновцы заняли город Борзя, разогнали отряд Красной гвардии и местный Совет рабочих депутатов. Выходившая в Благовещенске газета «Народное слово» писала: «Здоровую свежую струю воздуха приносит атаман Семенов, идущий от поселка Маньчжурия по направлению к Чите, разоряя по пути гнезда большевизма».
Инна Бардакова
Для противодействия Семенову Центросибирь развернула Даурский фронт, командовать которым назначили Лазо. Так в непримиримой борьбе сошлись совершенно разные люди. После первых боев красные, усиленные отрядами из Томска, Омска и Тюмени, отбросили белых на станцию Даурия, а потом — за китайскую границу. Совсем одолеть Семенова Лазо тогда не смог. Эти и последующие события изложены в романе Константина Седых «Даурия» и показаны в одноименной экранизации 1971 года с участием братьев Соломиных — Юрия и Виталия.
В августе 1918 года Особый маньчжурский отряд Семенова взял Верхнеудинск (ныне Улан-Удэ). Через несколько дней выбил воинские части Лазо из Читы. Семенов, избранный атаманом Забайкальского казачьего войска, чувствовал себя уверенно, обретя могущественных покровителей — японские войска, высадившиеся на Дальнем Востоке. Следом за ними здесь появились англичане и американцы, союзники бывшей Российской империи по Антанте. В мае того же года на всей линии Транссиба от Волги до Байкала восстал Чехословацкий корпус, сформированный в России из сдавшихся в русский плен чехов и словаков — военнослужащих австро-венгерской армии. Удержать спешно созданный Забайкальский фронт Лазо не удалось. Отступая под напором чехов и семеновцев, он принял решение о переходе к партизанским методам борьбы. Тогда же он сошелся с Ольгой Грабенко, политработником Томского красногвардейского отряда, отправленного на Забайкальский фронт. Под влиянием Ольги Сергей вступил в РКП(б). На одном из железнодорожных разъездов лазовцы взорвали свой бронепоезд и, взяв с собой пулеметы, винтовки, гранаты и несколько ящиков с патронами, свернули в тайгу.
Партизаны затерянного мира
К октябрю 1918 года японцы заняли Владивосток. Постепенно оккупировали Приморье, Приамурье, Забайкалье. Белогвардейцы относились к японцам и другим интервентам, англичанам и американцам, двойственно. С одной стороны, ненавидя большевиков, были благодарны за помощь в борьбе против советской власти. С другой — испытывали острое национальное унижение.
18 ноября в Омске военные объявили возвратившегося в Россию из США через Японию и Маньчжурию адмирала Колчака Верховным правителем России. Японское и американское командование во Владивостоке, через который шли иностранные поставки оружия, боеприпасов и военного снаряжения для воюющих с красными войсками белых армий, обещали Колчаку не вмешиваться во внутреннюю политику. Присутствие своих войск и восставших против большевиков чехословаков объясняли необходимостью защиты мирного населения от бандитизма. Но в жестокости и бесчеловечности отличались все: интервенты, семеновцы и красные партизаны. Командующий партизанскими силами Приморья Лазо объяснял произвол отдельных отрядов стихийностью революции. Повторял: «Всего нужнее одолеть атамана Семенова, поэтому надо мириться с погромщиками и грабителями, они нам сейчас нужны».
Начальником штаба партизанских отрядов Лазо была эсерка-максималистка Лебедева-Кияшко, племянница бывшего военного губернатора Забайкальской области. «Она хорошо ладила с партизанами из уголовников, — вспоминал очевидец. — Не запрещала, а поощряла грабежи и погромы». Со своим сожителем Яковом Тряпицыным, бывшим прапорщиком, называвшим себя анархо-коммунистом, намеревались создать Дальневосточную советскую республику со столицей в Николаевске-на-Амуре. В феврале 1920 года их отряд захватил этот торговый город, сея кругом смерть и разрушения. Напуганные обыватели искали спасения у японцев — в Николаевске располагался небольшой японский гарнизон. Но партизаны перебили всех иностранных солдат, японского консула вместе с семьей и сожгли город. Когда Ленин после протестов японского правительства телеграфировал обезумевшему от крови Тряпицыну немедленно прекратить резню, то получил недвусмысленную ответную депешу: «Тебя самого, Ленин, поймаю — повешу!».
Инна Бардакова
Из-за николаевского инцидента у Советской России едва не начался несвоевременный тогда вооруженный конфликт с Японией. По приказу из Москвы Лазо пришлось тайно захватить штаб партизана Тряпицына и ликвидировать его вместе с любовницей Лебедевой-Кияшко, зверствовавшей не меньше своего друга.
Тем временем потерпевший военное поражение Колчак передал Семенову всю полноту власти на территории российской восточной окраины. Остатки колчаковских войск пробились в Забайкалье. Когда Семенова выбили из Читы, там обосновалось правительство созданного по инициативе Ленина -Троцкого буферного государства -Дальневосточной республики, чтобы избежать войны с Японией. Скрывавшийся во Владивостоке под чужим именем Лазо готовил восстание против генерала Сергея Розанова, назначенного Колчаком начальником Приамурского края. Не надеясь на солдат своего гарнизона, Розанов рассчитывал использовать для подавления вспыхнувшего 31 января 1920 года восстания юнкеров пехотного училища, находящегося на острове Русском (район крепости Владивосток). Тогда безоружный Лазо ночью пробрался в казарму училища и обратился к будущим офицерам: «За кого вы, русские люди, молодежь русская? Вот я к вам пришел один, невооруженный: вы можете взять меня заложником… убить можете. Этот чудесный русский город Владивосток -последний на вашем пути отступления… Дальше — чужая страна… Чужая земля… И солнце чужое…
Мы русскую душу не продавали… Мы ее, в отличие от адмирала Колчака, генерала Розанова, атаманов Семенова и Калмыкова, не меняли на заморские пушки и пулеметы… Мы не наемниками чехами, а сами защищаем нашу землю от иноземного нашествия.»
Такое страстное выступление Лазо привело к отказу офицеров и юнкеров училища участвовать в подавлении восстания. На рассвете в город вошли партизанские отряды. Генерала Розанова и остатки его армии погрузили на корабли и отправили в Японию. Власть во Владивостоке перешла к Приморской областной земской управе. При ней образовали военный совет, который возглавил Лазо. Американский экспедиционный корпус покинул Дальний Восток. Оставались японцы, которые поспешили взять Владивосток под свой контроль.
Похищение и расправа
В ночь с 4 на 5 апреля 1920 года японские войска окружили все правительственные здания, ворвались в помещения военного совета и задержали Сергея Лазо, Всеволода Симбирцева, дядю будущего писателя Фадеева и Алексея Луцкого, бывшего офицера военной разведки царского Генштаба, служившего после 1917 года в Иркутской ЧК. На машине увезли в неизвестном направлении.
Считалось, что японцы сожгли их в топке паровоза еще живыми. Такое обвинение подтверждалось ленинской характеристикой японского империализма как агрессивно-разбойничьего: «Здесь соединение всех методов царизма, всех новейших усовершенствований техники с чисто азиатской системой пыток, с неслыханным зверством».
Жена Лазо узнала о жуткой смерти мужа и его товарищей спустя время, уже в Москве, куда ее с трехлетней дочерью вывезли после ухода японцев из Владивостока в октябре 1922 года и утверждения в Приморье советской власти.
Ссылаясь на рассказы очевидцев и исторические материалы, она, будучи доцентом кафедры марксизма-ленинизма Военной академии имени М. В. Фрунзе, изложила обстоятельства жизни и трагической гибели Лазо в книге, изданной в 1965 году. В ней утверждалось, что «японцы привезли в мешках Лазо, Симбирцева и Луцкого, захваченных ими во Владивостоке, на станцию Муравьево-Амурская (ныне станция Лазо) в распоряжение отряда Бочкарева, подчинявшегося атаману Семенову. Бочкаревцы подняли мешки в будку паровоза N EЛ-620. Якобы с Лазо сняли мешок, чтобы сжечь живым, но он оказал сопротивление палачам. От ударов рукоятками револьверов он потерял сознание, и его, полуживого, втолкнули в огонь паровозной топки. Других пленников сожгли в мешках, предварительно застрелив».
По ее книге «Сергей Лазо» в 1967 году к 50-летию Октябрьской революции на киностудии «Молдовафильм» сняли одноименный художественный фильм. Авторами сценария стали Георге Маларчук и Андрей Тарковский (!). В этом качестве он в титрах фильма режиссера Александра Гордона не указан, видимо, потому что играл «белогвардейского офицера Бочкарева». Роль главного героя Сергея Лазо исполнил актер Регимантас Адомайтис, получивший популярность после фильма «Никто не хотел умирать» (1966), который рассказал о жестокой борьбе с литовскими националистами в первые послевоенные месяцы.
Паровоз с памятной доской, где значится, что в топке этого паровоза сожгли Лазо, Симбирцева и Луцкого, стоит в городе Уссурийске. (?) Сегодняшние историки отрицают версию сожжения Лазо живым, якобы перед сожжением всех троих семеновцы застрелили без участия японцев. Но коварное похищение иностранными военнослужащими законных представителей местного самоуправления, выдача их вооруженным непримиримым политическим противникам и последующий бессудный расстрел -само по себе преступление, так что нет нужды еще что-то выдумывать. Другое дело — знать героическую и трагическую историю нашего Отечества и людей, замученных и убитых за свои убеждения.
Атаман Семенов, удовлетворенный докладом Бочкарева о расправе со своим главным противником, после ухода в августе 1920 года японцев из Забайкалья перелетел в Даурию на двухмоторном аэроплане «Сальмсон» французского производства. Перевел туда штаб, охрану и часть золотого запаса (30 ящиков), похищенного из эвакуационного эшелона Колчака. Рассчитывал, как в восемнадцатом году, отсидеться за границей и занять достойное место в политике. Но японцы утратили к нему интерес. Атаман искал поддержки у других союзников, но англичане и американцы считали его преступником. В обмен на обещание покинуть Россию ему посулили денег. Он обосновался на севере Китая, оккупированного Японией, сотрудничая с японскими спецслужбами. Eго вернут в Россию после разгрома в 1945 году японской Квантунской армии. И повесят 30 августа 1946 года во внутренней тюрьме Министерства госбезопасности СССР.
Памятники Сергею Лазо установлены во Владивостоке и в городе Сучане, где вместе с рабочими Сучанских угольных рудников он наводил страх на семеновцев и интервентов всех мастей.
Помнили своего земляка, наряду с Котовским, в советской Молдавии: существовали музеи; село, где родился Лазо, район, колхозы и школы носили его имя (до проводимой в Молдове политики декоммунизации). Улицы многих городов названы именем Лазо.
Сохранить имя и улицу
Старинная деревня Парфенова, основанная в 1631 году, вошла с 1956-го в городскую черту Тюмени. В память об организованном здесь в 1929 году колхозе имени Менжинского (председатель ОГПУ СССР с 1926 по 1934 год) название сохранили для центральной улицы поселка.
От нее на северо-восток в сторону Тарманских болот шла Новогодняя улица. Уже на низменной болотистой части Новогодней отвели место для базы Полярно-Уральской экспедиции. Для временного размещения своих работников здесь сложили четыре двухэтажных деревянных дома. Согласно постановлению Тюменского горисполкома от 19 декабря 1958 года, эту односторонку назвали именем Лазо. Соседние: Волочаевская, Шишкова, Мамина-Сибиряка, Магаданская, Сосьвинская, Дружбы. Через два года геологов с их оборудованием и техникой перебазировали на север области. Коммунальные дома заселили другими жильцами. В 1962 году на свободном месте, ближе к улице Лазо, построили здание средней школы N 39, но ее адресом стала улица Шишкова, бывшая Полярников. Постепенно деревянные дома без капитальных фундаментов ветшали, их бросили новые хозяева на произвол судьбы, и они тихо разрушались. При строительстве двух девятиэтажек на улице Лазо остатки «деревяшек» сгребли через Новогоднюю улицу к одноименному переулку. Фрагменты деревянных этажных перекрытий, лестничных переходов и оконных переплетов, заваленных бытовым мусором, пожароопасны для всего жилого района. Здания, построенные на очищенной части улицы Лазо, почему-то адресно отнесли к улице Шишкова, 16 и 20. И осталась от недавнего прошлого улицы Лазо одинокая ель. Как памятник 26-летнему романтику революции. Во времена не столь давние при непонятном объединении городских поликлиник и школ 39-ю школу слили с 9-й на улице Павлова, 8. Получилось: общая 9-я «с углубленным изучением краеведения».
У входа в эту школу (на улице Шишкова, 5) меня встретил охранник Зинур Калиев, родственник Героев Советского Союза Анва-ра Калиева и Хамита Неатбакова, уроженцев Ярковского района. До выхода на пенсию он работал учителем истории и труда в школах NN 43 и 45 Тюмени. Знает, кто такой Сергей Лазо, и слыхал от старожилов Парфенова, что улица его имени начиналась когда-то от школы N 39.
Ошибки в уличной топонимике никогда не поздно исправить. Стоит только захотеть: школе вернуть первоначальный номер 39, а адрес исправить с Шишкова, 15 на Лазо, 1. В свободном уличном пространстве разбить с участием школьников и родителей сквер и назвать его Партизанским.
***
фото: Сергей Георгиевич Лазо (фото revo.kemrsl.ru);Открытие памятника Сергею Лазо, г. Владивосток, 12 августа 1945 г. (фото dem-2011);Улица Сергея Лазо в Тюмени.