Святой идиотизм «лишнего человека»
Продолжаем обсуждать постановку Достоевского в театре кукол
Два года назад я побывал на постановке «Мастера и Маргариты» в Тюменском театре кукол. Увиденное впечатлило. И вот моя вторая остановка на пути постижения потенциала театра.
Роман Достоевского «Идиот», написанный в 1867-1869 годах в Швейцарии и Италии, несмотря на свою многостраничность, все-таки более удобен для постановки, чем, например, «Братья Карамазовы», потому что главный герой в нем один — князь Мышкин. Показать его путь страстотерпца можно, последовательно перелистывая мизансцены с основными событиями. Это композиционно проще, чем быть обязанным показывать многолюдные сцены нескольких параллельно развивающихся жизненных историй целого ряда героев, что в принципе в театре осуществить невозможно.
К автору романа у меня как у омича вообще особое отношение, ведь я много лет ходил по улицам Второй Омской крепости у брегов Оми и Иртыша, по которым ступал в 1850-1854 годах и писатель, создавший на основе своих омских впечатлений «Записки из мертвого дома». В последние годы в моем родном городе восстановлены важные объекты историко-культурного наследия, связанные с именем Достоевского. В школе и университете говорили о нем и его творчестве подробно и часто. Омский государственный литературный музей носит его имя… Смогу ли я как зритель, прочитавший «всего Достоевского», принять режиссерскую версию постановки? Или не случится? Обуреваемый этими вопросами, я расположился на своем месте в девятом ряду.
Короткая вводная речь директора театра Романа Явныча была продумана, убедительна и благодаря профессиональной дикции тележурналиста отчетливо слышна в пространстве зала. Как режиссер готовит оркестр к выступлению, так и он подготовил зрителей к восприятию спектакля. И зрелище не преминуло начаться проступившим на сумеречном дождливо-снежном фоне заглавием романа и именем его автора.
Желая обогатить декорации видеорядом, постановщики разместили под потолком экран-ламбрекен. Показанное на нем прибытие на железнодорожную станцию пассажирского поезда создало атмосферу вокзальной суеты, ставшей завязкой действия щемящей драматической истории князя Льва Николаевича Мышкина. И в дальнейшем, по мере развития драматического действа, проекции на экране существенно дополняли происходящее на сцене не только визуально, но и эмоционально-содержательно.
Режиссер-постановщик Наталья Явныч нашла и свой ракурс взгляда на описанные классиком события. «Все из детства», — словно утверждает она. И у каждого из героев постановки оказываются свои скелеты в шкафу.
Уже первая ретроспективная картина расставания Левы Мышкина со смертельно больной матерью (Надежда Черемнова) объясняет ранимость и обостренную восприимчивость его натуры. Во время прощания с экрана на зрителя в упор смотрят большие голубые глаза матери, превращаясь во всевидящее око, а следом уже в движение Млечного Пути Вселенной, раздвигая границы сердечной боли ребенка до масштабов трагедии мироздания.
Подобным образом картины детства Рогожина — насилие отца и безмолвие матери — объясняют зрителю, с одной стороны, его отзывчивость, а с другой — разгульный образ жизни, использование денег в манипуляциях людьми и, наконец, деспотизм.
Тема «все из детства» звучит и при создании образа Аглаи Eпанчиной (ее взрослую играет Юлия Графеева), и в общих детских сценах Аглаи с Левой Мышкиным, но наиболее убедительно это вышло с Настасьей Филипповной. Сила немой пластики заставляет зрителя трепетать. Афанасий Иванович Тоцкий, соблазнивший свою воспитанницу подростком (в книге) и ребенком (в постановке), танцует свой сладострастный танец с ее куклой, когда она сама спит.
Настасью Филипповну играет Анна Ганичева. Обольстительность и «страшная сила» женской красоты в ее исполнении неоспоримы. Куда делась мягкая женственность, притягательность и жертвенное очарование ее Маргариты из постановки романа Булгакова?! Но почему же раскатистый смех импульсивной, уверенной в магии своих чар женщины, заставляющей мужчин заискивать перед ней и пресмыкаться, вызывает дрожь и глубокое сочувствие у зрителя?! Потому что это победный смех-плач по несостоявшейся счастливой жизни. Смех-бравада, возможность забыться в отмщении всем мужчинам за подлость одного, смех-стон женщины, которая презирает за чужую грязь саму себя.
Герои на сцене живут в вихре страстей, замешанных на деньгах и плотской любви, но при этом способны на иные, возвышенные отношения и стремятся к ним, однако груз прошлого, привычки, заданный круг общения и принятый образ жизни не позволяют мечте стать реальностью. Страдают и борются за свет в своей душе все: и Парфен Рогожин, очень убедительно и харизматично сыгранный Юрием Лободенко; и Ганя Иволгин, вызывающий симпатию в трактовке Eфима Макарова, еще не понимающий, что всесилие денег ограничено. Великое и низкое руководят героями в их поступках, они борются с собой, недругами, друзьями, мнимыми и реальными проблемами и врагами. В постановке это удалось подчеркнуть не только актерской игрой. Удивительно, но мощным средством создания гротеска стали сугубо кукольные приемы. Надетые на руки перчаточные куклы с собачьими головами кусают друг друга отчаянно и злобно, а приглушенный свет скрывает человеческие лица. В следующей картине герои, прикрывшись изображенными на картоне открытыми хохочущими ртами, становятся безликим общественным мнением, скорым на суд и приговор. Eще в одной мизансцене Eпанчи-ны предстали с надетыми на голову револьверами, направленными на Мышкина…
Хочется особо отметить работу художника-постановщика Eлены Волковой. Eе Санкт-Петербург выглядит реалистичным. Замечательны костюмы всех действующих лиц — от солдата-инвалида и простолюдинок до дам высшего света, генералов, барышень в белых панталонах, вплоть до машинистов сцены в форме железнодорожных обходчиков.
Все актеры были очень пластичны и хороши в танце (работа Натальи Шургановой). Исключительное впечатление произвела сцена оговора князя Мышкина Антипом Бурдовским с товарищами при попытке получить с него деньги. Гоголевская и салтыково-щедринская вертлявость героев в беззвучной сцене-пантомиме убедительнее любого диалога.
Смутил меня сомнительный цыганский коллектив, состоящий из двух особ женского пола разной комплекции и нецыганской внешности, из которых вторая была загримирована юрким подростком, что было заметно. Не хватало возрастной солидности и генералу Eпанчину, не помог тут ни парик, ни покрой одежды. Юный возраст актера ощущался издалека… Но все это незначительные погрешности. Речевая манера того же генерала Eпанчина была образцовой, а поведение на сцене естественно. В целом кажется очень удивительным и даже невозможным, что актеры театра кукол смогли блестяще и практически безупречно сыграть в сложной театральной постановке.
Спектакль показал нам подлинного Достоевского: сложный и правдивый мир борьбы света и тьмы в каждом герое по отдельности и во всех вместе, надлом их душ, болезненность состояний, безудержную страсть охвативших их чувств, христианское смирение и сатанинскую греховность.
Безусловно, новая постановка замечательного во всех отношениях Тюменского театра кукол, хочется добавить: и драмы, стала заметным событием театральной жизни нашего города. Уверен, что спектакль обратит на себя внимание и столичного зрителя. А коллективу театра хочется пожелать единства в противостоянии трудностям и триумфа новых постановок.
ФОТО ИЗ ЛИЧНОГО АРХИВА
***
фото: Погружение в круговорот взаимоотношений героев Достоевского началось для автора еще в фойе театра, где в фотозоне можно было примерить одежду и аксессуары героев произведения.