Семнадцать мгновений Нового Уренгоя
Начало в № 140.
Первую часть документального рассказа о Новом Уренгое мы закончили привычно: «Окончание следует…» Но что-то в этой банальной фразе меня не устраивало. Разве в истории молодого, бурно растущего города может быть в обозримом пространстве окончание? У нее может быть только продолжение. Вот оно. И надо думать, что таких продолжений будет немало. Независимо от того, кто окажется автором следующего…
Встреча девятая: 301-й боец ударного отряда
Звучит красиво. Но ведь с восемнадцатого съезда ВЛКСМ отправились строить приполярный город ровно 300 бойцов?
На праздновании первой годовщины я познакомился с человеком, который сказал, что он 301-й.
Я прилетел в Уренгой со своим магнитофоном, сделал несколько десятков интервью, которые вошли в радиофильм «Годовщина» (его сложила и озвучила режиссер Римма Лыкасова; фильм прозвучал в тюменском эфире в апреле 1979 года). Бойцы рассказывали о работе, о Севере и о… любви. Ведь в составе отряда были очень молодые люди. Так, Маша Гавриловская сказала, что о первой в отряде свадьбе сообщили по радио, десятую показали по центральному телевидению. А после тридцатой кое-кто говорил: «Что они, сюда жениться приехали?» Я вспомню об этом через много лет, когда меня пригласят в Новый Уренгой и я увижу множество молодых людей родившихся в Новом Уренгое.
А в первую годовщину мне рассказывали о Севере, стройке, морозах и ветрах. И что успели сделать за год. Называли новые профессии, которыми овладели за этот год. О брусовых домах для города и о строительстве общественного центра. А потом была встреча с человеком, которого называли «триста первым бойцом отряда».
— Меня называют бойцом ударного отряда, — сказал начальник комсомольско-молодежного строительного управления № 53 Валерий Трушин. — Да я и сам так считаю. Работаешь с отрядом — значит, ты тоже боец отряда. Когда заходит разговор о бойцах, я не говорю «они», я говорю «мы». Как строитель я привык мерить дела свои и дела управления теми домами, теми объектами, которые были построены за предыдущий год. Год, прошедший с момента создания управления, с момента приезда отряда. Этот год дал очень много и Новому Уренгою, и нам. Мы сделали строительно-монтажных работ более чем на пять миллионов рублей. Мы построили несколько жилых домов, магазин, овощехранилище. Мы построили библиотеку отряда. В этом году нам поручено строительство жилого поселка на компрессорной станции КС-01 «Ягенетта», мы должны ввести общежитие на 350 мест — первое пятиэтажное здание в городе.
После слов Трушина, словно подтверждая или подводя итоги первого года, в радиофильме звучит «Уренгойский вальс», который сочинил Володя Хлебников.
Уренгой, Уренгой, Уренгой,
Мы в заботах и планах с тобой.
Час за часом годы бегут —
У палаток дома растут…
Было трудно, чего там скрывать,
когда начали газ добывать.
Жили в тундре в палатке зимой
Нерушимою братской семьей.
Уренгой, Уренгой, Уренгой
Мы все в планах, заботах с тобой…
.Володя перебирает струны, ребята слушают, а кто-то даже подпевает. Ведь это песня о них, о каждом и обо всех вместе.
Уренгой, Уренгой, Уренгой…
Ну а город? А город такой
Город юности, наш Уренгой
Мы с тобою вместе живем,
а пока что поселком зовем.
Встреча десятая: Молозин, декабрь 1980 года
Как вам понравится: остров Новый Уренгой?
Преувеличение? Как сказать… Из энергетических сокровищ нашего края Уренгойское месторождение запрятано наилучшим образом. Посмотрите на карту — ни слева, ни справа, ни сверху, ни снизу не подберешься. Примерно так рассуждали те, кто в середине семидесятых пробивал сюда зимник из Надыма. И понимали, что какое-то время он станет единственной транспортной артерией для строителей, для газодобытчиков и для жителей будущего города.
Транспортный вопрос не очень долго оставался без ответа.
…В конце апреля 1976 года от станции Ульт-Ягун между Сургутом и Нижневартовском бригада монтеров пути Виктора Молозина уложила первый километр новой железной дороги. Шестьсот километров, новые станции — Когалымская, Ноябрьская, Ханымей, Пурпе, Пякупур, Тарко-Сале… 24 000 звеньев рельсошпальной решетки, составленные одно за другим, как говорится, «в лоб». Строилась эта «железка» почти пять лет.
И вот на календаре 29 декабря 1980 года, и молозинский путеукладчик шаг за шагом (каждый шаг — 25 метров) подступает к входным стрелкам станции Уренгой. На станции уже уложено железнодорожное полотно — вручную: путеукладчики прыгать не умеют. И вот траверса путеукладчика поднимает со сцепа очередное звено. «Майнуй!» — командует Молозин, и станция становится еще на 25 метров ближе. Осталось сто метров. .. Семьдесят пять… Пятьдесят…
И мы у ворот станции.
Представьте себе, как пересчитывали эти звенья живущие и работающие в приполярном Новом Уренгое. Хотя они просто работали, а не сидели в ожидании Молозина с его парнями. Но, чтобы было совсем понятно напряжение транспортных строителей, напомним о плановой экономике: в те часы, когда путеукладчик подходил к станции, заканчивались месяц, квартал и год, и сама десятая пятилетка, в планах которой записано сооружение нашей дороги.
Короткий митинг. Бригадир говорит о том, как начиналась, как росла эта дорога. И о том, что им выпало и начинать, и заканчивать укладку. А я вижу, как несколько мужчин в полушубках обступили первого начальника станции Уренгой. Это самые заинтересованные сегодня люди: те, кому надо, чтобы дорога уже работала. Все знают, что важные грузы для города, для газовиков — уже в вагонах едва ли не на всех станциях от самого Сургута. Они ждут только сигнала. И готовы хоть сейчас подать вагоны под разгрузку.
Встреча одиннадцатая: на пути к большой трубе
Как быстро меняется портретная галерея новых городов.
Поначалу, в эпоху гусеничных машин и зимников, главными героями были водители. Короли зимников и герои ледовых дорог. Потом в первый ряд выдвинулись строители. Они сформировали облик городов. Спасительные балки потеснили, а после убрали с глаз долой. Хотя в глубине души тепло вспоминали эти утлые жилища. Но наверняка охотно меняли их на волоколамские «бочки». А потом строили брусовые двухэтажные дома, без конца совершенствуя способы и темпы их сборки. Помнится, бригадир ударного отряда Павел Баряев с блеском выиграл состязание с бригадой плотников. Соперники все ускоряли темп, а Баряев все копался около своей груды бруса. Потом вдруг как выстрелил: его заготовки будто сами складывались в стену.
Наконец пришло время газовиков. Точнее, пришли сами газовики. Покорители Похромы, Пунги и Игрима. Герои Медвежьего. Закаленные Севером и обученные на первых газопроводах, что подавали газ на Урал. Валерий Захаренков — один из самых знаменитых операторов по подготовке газа, но сторонящийся всякой публичности. Он, казалось, лучше себя чувствовал, обслуживая трассу, а затем установку комплексной подготовки газа. Помню, как на УКПГ-2 уже в Уренгое мне пришлось разработать многоходовую операцию, чтобы заполучить интервью будущего Героя Социалистического Труда.
Это была уже другая эпоха. Эпоха строительства супергазопровода Уренгой — Помары — Ужгород. Кстати, в июле уже 1983 года, когда запускали в Уренгое «самую большую трубу», Захаренков так и не показался. Журналисты (а их только из Тюмени прилетел целый самолет) могли его слышать — по громкой связи. Возле здания объединения «Уренгойгаздобыча» собрали митинг по случаю запуска. Пришло полгорода, если не весь! А Захаренков находился на УКПГ-2, там, где включали. Начальник объединения Иван Никоненко говорит в микрофон (собравшимся все слышно через динамик): «Валерий Семенович, включайте!» Связь неважная, но понятно, что Захаренков отвечает утвердительно. В динамике что-то забулькало, собравшиеся захлопали.
Зато как были довольны бригадиры-трассовики Дидук, Можаров и другие! Они два или три года не вылезали из своих поселков.
Газопровод Уренгой — Помары — Ужгород не случайно назывался супергазопроводом: 4450 километров трубы с диаметром почти в полтора метра. Пока он строился, журналисты имели возможность побывать на разных его участках. Вспоминаю, как в феврале готовили дюкер для перехода через Обь у поселка Андра (Октябрьский район), расчищая снег и прорубив во льду траншею. Была у меня и командировка в Ужгород (трубопровод строили частями). Этот участок шел через горы, и я видел, как трубоукладчик с подвешенной трубой почти висит на склоне, а его на тросах (чтоб не свалился) удерживают два трактора. Начальник потока рассказывает о сложностях. Кто-то из тюменских корреспондентов замечает: а у нас в Тюмени укладывают по полтора километра трубы в сутки… На что начальник потока отвечает довольно язвительно: «Ну, может, тогда вы нам подскажете, как увеличить скорость укладки?»
Встреча двенадцатая: снова Цыбенко
Eсть состояние, через которое прошли, наверное, все северные города — момент, когда пионерный период позади, появляется ощущение пограничности: город на границе обитаемого мира, а дальше ничего. Спустя два десятка лет, прошедших с тех пор, как на уренгойской земле прогремели первые взрывы, положившие начало геологической истории города, я снова прилетел в Новый Уренгой, чтобы встретиться со знаменитым геофизиком Владимиром Цыбенко. У него к тому времени уже родился внук, и было внуку примерно столько же, сколько было сыну Андрею, когда они с мамой (женой Владимира Лаврентьевича, Тамарой) прибыли на факторию Уренгой, где работала сейсмопартия. «Была зима 1965 года, сплошные пурги, — вспоминал Цыбенко в интервью. — А вы знаете, что пурги как начнутся, так они не один день. Наши бедные балочки буквально расшатывало; в любую щель врывался ветер со снегом, полосы снега лежали на столе, на нарах… Порой тракторист не видел дороги, и необходимо было человеку идти впереди трактора, сгибаясь пополам под напором ветра. В центре этой площади, где мы начали работать, оказалась землянка, где жил один связист, эта землянка сохранилась до сих пор. Это был наш пункт, что ли, где мы всегда могли рассчитывать на тепло, перекусить, а самое главное — выпить крепкого полевого чая. И снова в путь, снова в работу».
Мы сидели в квартире Цыбенко, у стены — внушительный стеллаж с книгами, на полках рядом с профессиональной литературой по сейсморазведке — много художественной книг, например серые с красными буквами корешки собрания сочинений Александра Грина.
— Знаете, Уренгой — не просто какая-то маленькая, затерявшаяся на границе лесотундры и тундры фактория, о которой никто не знал, — продолжал Цыбенко. — Уренгой для меня — это прежде всего молодость. Это дело моей жизни, это мое первое самое большое открытие, равного которому не было в моей биографии геолога, в общем-то богатой на открытия.
На улицах Нового Уренгоя кипела жизнь. Работали магазины, во дворах играли дети. Оператор фокусирует камеру на высоком молодом мужчине, который везет за собой санки с ребенком. «Как зовут тебя, мальчик?» — «Никита». — «А фамилия?» — «Цыбенко», — мальчик смущенно улыбается. — «А дедушку твоего как зовут?» — «Вова!»
— Люди прокладывают новые дороги, строят новые города, чтобы в них жили наши дети, чтобы в них жили наши внуки, чтобы они ходили по этим дорогам, — сказал «дедушка Вова». — Вот в этом, наверное, заключается большое человеческое счастье.
Никита вырос, окончил Московский государственный университет экономики, статистики и информатики. Eму 42, живет в Москве.
Встреча тринадцатая: в редакцию пришло письмо
Как это бывает: открывается дверь, и прошлое входит без стука. В августе 1988 года в редакцию газеты «Тюменская правда» пришло письмо из Нового Уренгоя. Молодые строители ГРЭС, недавно ставшие северянами, интересовались прошлым этого края. Был в этом письме и вопрос о безымянных могилах, на которые ребята натыкаются в тайге.
Надо сказать, что в прессе советского времени к письмам трудящихся относились с особым вниманием. В редакциях были отделы писем. На письма полагалось отвечать. За них отчитывались и сдавали на хранение в архив. Словом, редактор газеты Виктор Горбачев «расписал» письмо мне, и вместе с фотографом Володей Шевелевым мы вылетели в Салехард.
Мы летали немного над бывшей 501-й стройкой, встретились с прежними заключенными, которые после ликвидации стройки остались жить на Севере. Конечно, это был первый срез впечатлений (я не предполагал, что почти двадцать лет стану заниматься «мертвой дорогой»). Мы побывали в местном архиве, где сохранились проектные документы дороги Салехард — Игарка. И в музее, где нам дали почитать письма Федора Почкина, официального фотографа стройки.
Пять очерков под общим названием «Мертвая дорога — легенды и факты» произвели впечатление. А потом меня встретил на улице Константин Иванович Миронов, бывший первый секретарь окружкома партии. Он уже вышел на пенсию и жил в Тюмени. Похвалил и добавил: «А знаешь ли ты, что у меня на прежней работе в сейфе есть одна интересная папочка? Вот бы тебе заглянуть.» Следующим утром я улетел в Салехард.
В старой папочке лежали финансовые отчеты строительства, которые отправлял «по инстанции» руководитель салехардского отделения Промбанка СССР… Лагерная экономика во всей красе и подробностях была отражена в этих документах. Возвратясь в редакцию, я написал еще один очерк. Забегая вперед, скажу, когда я опубликовал свою книгу «501-я» (тремя изданиями — в 2001, 2005, 2010 годах), эти нигде и никогда не публиковавшиеся отчеты «О работе строительства номер 501» заняли в ней 106 страниц.
Но за этой поездкой последовала другая, которая тоже началась с Нового Уренгоя.
Встреча четырнадцатая: на перекрестке дорог
Уренгой перестал быть пограничным городом. Он стал базой, как когда-то Сургут: куда бы ты ни направлялся, ты сначала летел утренним рейсом 102 в Сургут, затем шел от аэропорта метров 200 до зимника, останавливал там попутный грузовик. «Куда?» И ехал в Ноябрьск, Ханымей, Пякупур. Теперь такой перевалочной базой стал Новый Уренгой. Воротами Севера — в Сеяху, Харасавэй, на Ямбург. В новоуренгойском порту можно было встретить столичного писателя или сварщика из знаменитой бригады. Это был перекресток, где сходились, а вернее, откуда расходились трассы многих командировок.
В июне 1989 года он стал стартовой точкой для пешей экспедиции, которую организовал Саша Eлизаров, руководитель музея тюменского комсомола. Меня пригласили участвовать. Июнь — время северной весны: река Таз вышла из берегов и затопила аэропорт в Красноселькупе. Поэтому мы летели самолетом до Нового Уренгоя, потом вертолетом в Красноселькупа, затем на реку Блудную, а оттуда пешком через остатки трассы и брошенные по трассе лагеря до реки Турухан.
Встреча пятнадцатая: у победы много родителей
В 2001 году Ямало-Ненецкий округ готовился отметить знаменательное событие — 10-триллионный кубометр природного газа, извлеченного из недр. Торжественные мероприятия, посвященные этому событию, проходили не только в столице округа, в трудовых коллективах Ямала, но и в Тюмени, в представительстве округа. «Главный праздник» был назначен на 14 декабря, и в представительстве задумали напомнить прессе (а через нее — и всем жителям области) историю этого «великого геологического открытия» и последовавшего за ним «большого освоения». Устроили несколько встреч, на которые пригласили ветеранов Севера. Конечно, из тех, кто писал первые страницы газовой истории, мало кто уже пришел лично. Был Алтунин -бывший начальник «Главтюменьгазпрома», когда-то открывавший митинг по случаю завершения строительства газопровода Уренгой — Помары — Ужгород. Пришел Козлов, партийный секретарь в Надыме и Новом Уренгое, с которым мы когда-то спорили по поводу железной дороги, которая разрезала пополам Новый Уренгой (тогда же и выяснилось, что именно Алтунин к этому делу руку приложил). Увы, большинство из приглашенных представителей прессы никогда не видели газового фонтана, не пылили на вездеходе по тысячекилометровому зимнику. Это не хвастовство, это удача: мне просто повезло застать на этой земле, на этих буровых и на зимниках тех, кто стал легендой. Мне повезло, что меня надоумили хранить архивы и блокноты.
Встреча шестнадцатая
Пришел год 2025, юбилейный, пятидесятый для Нового Уренгоя, и город позвал меня к себе. Я не только увидел, я убедился в столичности этого города, который называют газовой столицей. Помните отрядную песню: «Будем строить Уренгой, чтоб сравнился он с Москвой»? Оставим эти гиперболы авторам. А вот «чтоб проспекты были в нем.» Я помню, как он выглядел, я распознал эту магистраль, полоски ржавых рельсов, которые словно рассекали город подобием полярного круга. Улица Ленинградская широка, как страна моя родная. Я увидел массу других, чисто столичных штучек, как, например (держитесь за стол, чтоб не упасть) -международный конкурс бального танца.
Широта и щедрость. Бывшая фактория не отказывается от своего прошлого. В городе подчеркивают наследственность, родство с историей края. Нас повезли в академию талантов, где юные граждане Нового Уренгоя осваивают опыт, который помогал северным народам сохраниться и сохранить самобытность. В академии дети изучают, например, обработку материалов (даже металлов), как это делали здесь в незапамятные времена. Об особенной способности различать множество оттенков цвета я не раз слышал от художников, не только представителей коренных народов, но и столичных искусствоведов. А еще в городе есть ненецкий чум, в нем ресторан, где подают и строганину, и северный деликатес — морошку. После можно прокатиться на нарте, запряженной оленями.
Среди современных кварталов вас остановит легкая конструкция, сваренная из металлических уголков метр на метр на метр. Это тот самый неуловимый, восстановленный человеческой рукой образ кубометра газа — главная тут единица измерения. Среди экспонатов местного музея вам покажут на стенде следы подводного сражения, которое разыгралось в годы Великой Отечественной войны, когда в ямальские воды попытался прорваться и стать хозяином на Северном морском пути крейсер «Адмирал граф Шпее», так называемый «карманный линкор», и судовой колокол, и остатки штурвала одного из местных суденышек, которые встали на пути пирата, — эти предметы подняли с океанского дна местные водолазы.
Я понимаю всю скромность своих познаний о сегодняшнем Новом Уренгое, но город мне понравился, и надеюсь, что апрельская встреча со старым знакомцем — нет, со старым другом! — еще не последняя.
Встреча семнадцатая
Позади шестнадцать встреч, о которых мы хотели бы вспоминать, если речь зайдет о Новом Уренгое. Но в заголовке ясно написано: семнадцать. Что мы хотим предложить в качестве завершающей этот рассказ семнадцатой встречи? Этот газетный очерк, посвященный Новому Уренгою, — тоже встреча. События, лица людей сходятся на площади воспоминаний — все сразу и каждое в отдельности. Семнадцатая встреча, семнадцатое уренгойское мгновение — перед вами, на этой газетной странице, и вы, читатель, — свидетель и участник этой встречи. Газетную страницу можно сложить. А если потребуется или захочется, снова стать участником этой встречи. Газетный лист по сути та же машина времени, только бумажная.
Фото пресс-центра администрации Нового Уренгоя и из личного архива
***
фото: