Живы все, пока помнят живые
Не берусь судить, правы или нет те, кто издавал приказы считать всех пленных изменниками. Жестокая, кровопролитная война, победа в ней, возможно, и является тем моментом, когда цель оправдывает средства.
Но в канун 65-летия Победы мы должны отметить, что из миллионов солдат, попавших в плен, настоящих патриотов было куда больше. В плену выжили немногие, выдержали пытки холодом, голодом, тяжелой работой, ранами и болезнями и вернулись на Родину, зачастую отказавшись от соблазнов западной жизни.
Настало время отдать должное мужеству, мучениям и страданиям «запрещенных солдат», в большинстве своем погибших на чужбине.
В одном из томов «Запрещенных солдат» я наткнулся на фамилию Симонов из деревни Песьяны Сладковского района, которой уж давно нет на карте. Неперспективная.
Порой книжны е сведения и реальная жизнь тесно соприкасаются. У Станиченской водокачки хороший заплыв для деревянных лодок, прогал в камыше проломан широко, чисто. Старик долго смотрел на редакционный «уазик», на подъехавших людей, не спеша, но ловко отталкивался шестом, поднимая со дна озерный ил. Разговорились, он услышал мою фамилию, воскликнул:
— Так мы же с твоим отцом в одном окопе сидели!
Моему отцу повезло: он с несколькими бойцами получил приказ отвести задержанных немецких диверсантов в особый отдел, расположенный в тылу. А полк пошел вперед, пошел, как оказалось, в. окружение. Возвращающихся конвоиров остановили: «Назад!»
— А мы в окружении сначала думали, что это наши идут, потом разобрались — немцы. Пулеметчик застрочил, мотоциклы перевернулись. А у нас — по три патрона на винтовку, — стал рассказывать о коротком военном пути Николай Лукьянович. — Меня немец из-под сосны за ногу вытянул и в колонну.
В книге об этом — скупая справка: «. рядовой маршевой роты. Попал в плен 17 сентября 1941 года под городом Новгород-Северский Черниговской области».
Случай! Мог бы, как мой отец, и не попасть в плен. Но всему свое место и свое время. Кто не был в подобных ситуациях, судить другого не может. Идти в колонне Симонов мог с трудом — колено повреждено. Отставших немцы пристреливали. Среди пленных было немало сладковчан. И Симонов с благодарностью называл товарищей, которые не бросили, с которыми вместе делил потом тяготы неволи, да я вот не всех тогда запомнил, а теперь не спросить.
— Меня Кобзев на плечах тащил.
Кобзева я знал. И отец упоминал, и сам призывником за водой в его дом бегал. Дом — напротив военкомата (ул. Димитрова, 8) и сейчас стоит, правда, постаревший. Мастеровой мужик был, дотошный. У него наждак от ветряка крутился. Плен перенес и своей смертью умер.
… И бежать собирались, и расстрелы видели, и голодом сидели. Освобождены были американскими войсками в городе Дуйсе, где работали на шахтах. Не любили бы Родину, не вернулись бы домой! Американцы предлагали остаться. Для русского человека и голодного снежные зимы дороже теплого заграничного взморья.
Фильтрацию, прежде отказавшись от американских предложений, Николай Лукьянович прошел 24 сентября 1945 года в городе Бресте. Работал в колхозе им. Ворошилова, жил в Пелевино, на Маслянке. В восемьдесят с лишним лет не унывал и любил общение с природой: сетешки ставил, лодкой управлял, ночевал на озере. Светлая память таким людям не только в канун Победы. Жизнелюбию учит прожитая ими жизнь и стойкости до сих пор.
А недавно в редакцию зашел черноусый, подтянутый мужчина и представился: «Алексеев».
Оказалось, собирает сведения об отце — Матвее Васильевиче Алексееве, жившем в Новоандреевке, а призванном на фронт из деревни Новоказанка. Сын отслужил в морской пехоте водителем, оставался на сверхсрочную во внутренних уже войсках. И вот военный отставник ищет теперь следы умершего отца. Мы по молодости лет, по легкомыслию не фиксируем услышанное ни на бумаге, ни в памяти.
— Отец песню любил петь: «Кто в Ленинград пробирался болотами.» Пел и плакал.
На Ладоге, во время ледовой разведки, попал в плен раненым Матвей Васильевич Алексеев, 1922 года рождения. Ксерокопию «белого» военного билета сын в архиве находил. На обеих ногах взрывом были оторваны пальцы и полстопы. Памятник, положенный бесплатно ветерану, на его могиле не стоит.
— Я и не прошу. Сам обиходил. А отец перед смертью наказывал: «Камень на могилку мою не ставь, давить будет. Не хочу». Хорошо, что пленных реабилитировали, в ветеранских правах восстановили — это главное. Они ж тоже воевали.
Последний лагерь Матвея Васильевича был в Нойбрандербурге. А до того — Украина, Литва, Латвия, Германия, наконец. Вместе с отходящим фронтом передвигали лагеря с военнопленными на запад.
— Освободили какие-то в погонах! Погон мы не знали, не было их до 1943 года. Нашими танкистами оказались!
На пересыльном пункте сформировали из бывших военнопленных специальную команду, и погнали они на Белоруссию гурты трофейного скота. Только в 1946 году вернулся Матвей Алексеев в родной район. На пенсию он ушел с должности заместителя главного бухгалтера совхоза «Новоандреевский».
… Почему совместный проект назван «Охота за тенью»? Потому, думается, что он в первую очередь является охотой за исчезнувшим прошлым. Я звонил большинству глав сельских администраций, и они отвечали, что бывших военнопленных в поселениях уже нет. Но что-то, же остается. Дома, березки в палисадниках, посаженные их руками, какие-то человеческие связи.
— Я два раза убегал, оба раза овчарки находили по следу. Изгрызали. Лекарств не было, собственной мочой раны дезинфицировал, — рассказывал в Задонке Тихон Емельянович Корявченков.
Есть еще в распадающейся деревне старожилы, помнят его. Был он человеком немногословным, серьезным и долгие годы работал сторожем на ферме. Странно, ненавидеть бы собак, а он их любил. Овчарка у него была, все команды хозяина понимала. На ферму вечерами идут вдвоем, как дружки, — он и собака.
После фильтрации Тихон еще повоевать успел, награды получил. А потом десяток лет. в советских лагерях отсидел. Я уже помню, как он в деревню вернулся — не в тюремной фуфайке, а в шинели с петлицами, выменял, наверное, где-то. Своя просто не могла бы столько сохраниться.
Сколько раз заходил на кладбище, а могилки Тихона так и не видел. Должно быть, не числится он в ветеранах, не получил достойного памятника от государства за свою непростую жизнь как фронтовик.
***
фото: Дом Тихона Емельяновича Корявченкова в деревне Задонка.