Никто никого не забыл
Знаете ли вы, когда на самом деле начался поиск пропавших на фронтах Великой Отечественной? Сразу же после войны. И была тому самая простая, самая естественная причина.
У погибших, у пропавших без вести дома остались семьи, дети. Надо было продолжать жить, растить детей, а если повезет, то и учить.
За погибших, за пропавших полагались пенсии. Небольшие, но все же. Пенсии назначали, если был на руках документ, похоронка. Стандартный листок: «ваш муж в бою за социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, погиб.» Или, в крайнем случае, пропал без вести.
Не всегда такие листки приходили. Особенно, если полк или батальон был разбит, штаб погиб и некому было составить скорбную бумагу с подписью и печатью.
Но кончилась война. Может, военное министерство обеспокоилось необходимостью отчитаться: куда мужей и отцов подевали? Может, осиротелые семьи стали обивать пороги военкоматов с теми же вопросами? Я не знаю. Но вот перелистывая электронные страницы объединенной базы данных «Мемориал» Центрального архива министерства обороны, стал натыкаться на списки, составленные военкоматами.
Вот такой текст, отправленный в мае 1947 года из Ишима в Управление по учету погибшего и пропавшего без вести рядового и сержантского состава: «… при этом направляю именной список безвозвратных потерь рядового и сержантского состава за период Отечественной войны по Ишимскому райвоенкомату на предмет получения извещений», — пишет райвоенком. Насколько можно судить, в семьях погибших прикладывали к своим заявлениям о выдаче похоронных извещений фронтовые треугольнички, открытки, иной раз — даже обрывок конверта, истертый от частого перечитывания.
В именном списке N 39276-с (секретно!) — 66 фамилий, столбиком. И в каждой строке скупые подробности — когда призван, когда получены последние письма или другие сведения, с какого времени считается пропавшим, имя и адрес родных. И еще вот такая деталь, видимо, в соответствии с каким-нибудь неизвестным нам циркуляром. Если от солдата перестали поступать письма, например, «с июня 1943 года», то он автоматически считался «пропавшим без вести с августа того же года». Так определялся срок жизни человека на войне.
Из 66 в списке двое значатся убитыми, и еще один, о котором сообщается, что был «ранен под г. Львов».
Остальные — пропавшие без вести, 95 процентов.
Это Байкотов Николай, 1919, младший лейтенант. Пропал без вести с 27 ноября 1941г.
Это Гультяев Константин, 1922, д. Мизоново, призван Ишимским РВК в октябре 1941г., пропал без вести в июне 1943 (военкомат уточняет: с августа).
Это Сугоненко Федор, год рожд. неизв., д. Ермолаевка Ишимского р., пропал без вести (примечание: писем не было).
И так один за другим. И тут же скромные, домашние бумаги, как факт, что этот человек был на нашей земле, что именем Родины был послан в бой и Родиной же потерян. Вот одно из таких свидетельств на этой странице — остаток письма, которое курсант политшколы Федор Шульц успел отправить в Ишим своей матери Домне Ефимовне, на улицу Широкую, 6.
А Мария, дочь Селиванова Михаила Ильича, представила в военкомат в качестве документа (а военкомат переправил в Управление по учету) письмо, которое прислал в деревню Черемшанку сослуживец отца. Мне хочется привести его целиком. И вы, я надеюсь, поймете, почему.
Письмо потерлось на сгибах, левое поле подклеено папиросной бумагой. Видимо, читано-перечитано, и в разных инстанциях его показывали, разворачивали и снова складывали.
«Привет с фронта! Семье Селиванова М.И. Добрый день, счастливая минута, здравствуйте, Мария Михайловна и ваш братишка Иван Мих., а также и вашей Мамаше, всем по низкому поклону.
Маруся, я был очень рад, что вы меня не забываете и задаете в ответном письме по нескольку вопросов про вашего любимого и (неразбочиво) отца М.И. Я вам уже писал по вашему вопросу, я еще раз отвечу.
Ваш Отец при исполнении боевых задач был раненый в правую часть грудной клетки, и его отправили в госпиталь. Но он не выдержал такого раненья и погиб. Его схоронили в Белоруссии у деревни Моржино между двух деревьев.
Маруся, я говорил в штабе, чтобы вам выслали похоронную на получение пенсии, мне сказали, что вышлем им по почте.
И вот пока все. Маруся, если будут у вас какие вопросы, то пишите, я вам отвечу.
С приветом к вам Бадьин. 20.01.44 года».
Какая грустная и в то же время трогательная история в этом письме. Мне почему-то представляется, что этот Бадьин, молодой красноармеец, служил в одном, видимо, взводе с сорокалетним сибиряком Михаилом Селивановым, что из деревни Черемшанки. Может, Михаил Ильич показывал этому парню фотокарточку дочери, которой было лет двадцать или около того. А когда старший из бойцов погиб, его молодой товарищ сообщил в Черемшанку о том, что случилось. Маруся ответила, и он написал снова. Может, девушка понравилась, может, в тяжелых боях его согревала мысль о сибирячке? Что было дальше? Дальше были еще почти полтора года войны — Белоруссия, Прибалтика, Восточная Пруссия. Уцелел ли Бадьин, наведался ли он в Черемшанку — кто знает? Может, и Маруся, в девичестве Селиванова, еще жива?
Так хотелось бы, чтобы эта история закончилась счастливо.
***
фото: