Бабочка но штанге
Последняя сказка
Начало в NN123-148.
— Кто?
— Неколебимые сторонники… Почему они впадают в грех гордыни и заявляют, будто высшие истины известны им одним? Ведь Творец знал, что делает, когда вкладывал в человеческие головы множество религий. Видимо, Он считал, что у разных племен — разные пути познания…
— А он? То есть отец Борис…
— Он сказал, что я самоуверенный невежда, если пытаюсь по-своему излагать непостижимые планы Создателя… А я… Ну, ладно. Нас быстренько растащили, мы помирились… Кстати, в споре святой отец упомянул твою персону…
— Мою?.. Меня? С чего это он?
— Сказал: теперь понятно, у кого черпают подобные взгляды некие школяры, вроде Клима Ермилкина…
— Да откуда он знает, что я здесь бываю?
— Думаю, от Шарнирчика. Они часто беседуют, уединившись в какой-нибудь кладовке… Борис пытается выяснить, есть ли у Шарнирчика живая душа, и, если есть, приобщить его к человеческим духовным понятиям…
— Не выяснил еще?
— Не знаю… А вот Бернар д’Эспаньят наверняка сказал бы, что душа у Шарнира есть. Недаром эта ржавая шпана так любит общаться с Футурумом.
— А Футурум-то здесь при чем?
— При том… Д’Эспаньят открыл так называемое «нелокальное квантовое спутывание» и…
— Подожди. Какое спутывание? Я сам спутался-запутался…
— Клим, — устало сказал Ян. -Ты не требуй от меня больше, чем я знаю. Я же полный чайник в этих вопросах. Я повторяю то, что запомнил в разговорах с ребятами из «Прорвы»… «Нелокальное квантовое спутывание», такое вот физическое понятие. Послужило основой всяких идей, на которых строятся квантовые компьютеры. Футурум — детище одной из таких идей, наиболее свежих. Похоже, что одушевленное…
— Куда я попал! — сказал я с веселым испугом. — Мама, я хочу домой…
Ян спохватился:
— Правильно, тащи маме сирень. Надо ее поскорее в воду…
— Конечно, сирень, а не маму, — уточнил я. И заспешил домой в обнимку с тяжелым букетом…
Мама обрадовалась ужасно! Разобрала сиреневый сноп на несколько частей, начала расставлять банки с зацветающими ветками по столам и подоконникам. Но при этом все время беспокойно оглядывалась. Я понял наконец — почему. В прихожую и кухню доносилось попискивание и хныканье. Из-за двери туалета. Понятно, что за дверью сидела Лерка.
— Что с ней? Живот схватило?
— Ничего у нее не схватило! Просто дурь в голове! Ушла туда, защелкнула замок, а открыть не может.
Замок в нашем туалете был дурацкий. Иногда его заедало так, что приходилось поворачивать защелку плоскогубцами — они там специально лежали на полочке. Но Лерка орудовать плоскогубцами не умела, это ведь не то, что ябедничать на меня родителям.
— Мама, да отопри ты ее!
— Я не знаю, где ключик! Сунула в кухонный ящик, а сейчас его там нет! Есть еще один, у папы в связке, надо ждать…
Ждать папу можно было до полуночи. И я подумал о ключике Арамиса. Может, попробовать?
Я не верил, что этот ключик и вправду может открыть любую дверь. Сказка компьютерного Кота в сапогах, да и только. И к тому же волшебство таких ключей надо испытывать где-нибудь в заколдованых замках или в каморке папы Карло. А тут — дверь обычного туалета! Ключик может
и обидеться, чего доброго… Но что делать-то? Лерка, хотя и вредина, но все-таки сестра…
Я покачал плоский ключик на цепочке, примерил к щелке-скважине. Он влез в нее лишь наполовину. Фиг он что откроет… Однако я попытался повернуть. И ключик повернулся! И дверь отошла!
Лерка, не надеясь на скорое освобождение, продолжала сидеть на унитазе. Видимо, решила, что, если уж нельзя выйти, надо «продолжить удовольствие». Она взвизгнула, натянула на колени подол.
— Балда, — сказал я. — Будто не видал я тебя без штанов… — и пошел в свою комнату. Мама шагнула следом.
— Чем ты ее отпер?
Я помахал ключиком:
— Подарили сувенирчик. Он случайно подошел к замку…
Вроде бы и правда, и… никаких драматических подробностей. В самом деле, не рассказывать же маме о поединке с Арамисом. Она или решит, что я свихнулся, или (что еще хуже) поверит и ударится в панику: «Ты опять хочешь для меня инфаркта?!»
А я не хотел. Поэтому второе испытание ключика провел незаметно. Осторожно вышел в коридор, мягко затворил за собой входную дверь, подергал — заперлась ли? Потом попытался вставить ключик в скважину. Казалось бы, это глупо: ключик плоский, а скважина — для круглого ключа. Пластинчатый кончик с проволочным волоском вошел в нее лишь чуть-чуть. Но все же я повернул ключик. Без всякой надежды повернул. Но услышал, как язычок замка втянулся в гнездо. Я надавил дверь плечом. Ура, открыто!..
— Что это ты гуляешь туда-сюда? — беспокойно спросила мама.
Я сказал, что выбросил в мусоропровод черновики своего сочинения. Врать, конечно, нехорошо, но…
На самом деле черновиков я не писал. Сочинения всегда катал сразу начисто, потому что «язык у мальчика подвешен» (по словам мамы Риты).
На этот раз надо было к понедельнику (который завтра!) написать что-то вроде рассказа — «Как я собираюсь провести лето». Конечно, это издевательство: задавать домашние сочинения, если до каникул несколько дней! Баба-клара так и выразился, когда наша «русалка» Эльза Даниловна преподнесла нам такое задание.
— В чем вы, Юшкин, усмотрели издевательство? — спросила пожилая и очень воспитанная Эльза Даниловна. — Я полагала, что мое задание не выходит за рамки программы.
Бабаклара сказал, что выходит. За рамки. Принято задавать тему не «Как я проведу…», а «Как я провел лето». В начале учебного года.
— Не следует быть пленниками традиций, — сообщила Эльза Даниловна. — Нужно уметь смотреть в будущее.
— А если я еще не знаю, как проведу лето? — сумрачно вопросил Гаврила Гречихин, то есть Крупа.
— Можете дать волю фантазии…
— Можно написать, что полечу на Марс? — сказал Крупа с глупой подначкой.
— Счастливого пути, — кивнула Эльза Даниловна. — Только не допускайте такого количества ошибок, как в прошлом сочинении. Это может снизить ваш годовой балл. А снижать его, по правде говоря, уже некуда…
Бабаклара, однако, продолжил дискуссию:
— Писать о своих планах в таких сочинениях опасно. Можно сглазить задуманное…
— Вы в плену предрассудков, Юшкин… Впрочем, если угодно, можете выбрать иную тему. На свое усмотрение…
Думаете, Бабаклара испугался? Он сказал, что напишет про свое восприятие образа Пилата в ро-
мане Булгакова «Мастер и Маргарита». Эльза Даниловна с удовольствием покивала. А я подумал, что надо как-нибудь побеседовать с Бабакларой о Пилате…
Остальные менять тему не стали. Я тоже. Подумаешь, набросать пару страничек о будущей поездке в Крым!.. Но с этим «подумаешь» я проволынил несколько дней, и вдруг оказалась, что сдавать сочинение — завтра! Ой-ёй… Вот схвачу «пару» и будет полновесный трояк по русскому за год. А мне хватает трояка по математике…
Поэтому я заставил себя не думать больше о ключике и сел к столу. Сочинил несколько абзацев о том, как шуршат по асфальту шины, как летит назад зелень на обочинах, как мелькают поселки и придорожные таверны. И каким синим окажется впереди море, и как здорово будет гулять по замечательному белому городу Севастополю, о котором я столько слышал от родившегося там отца…
Через час я сунулся к маме на кухню.
— Вот, почитай…
Мама прочитала внимательно (корректор же!). Сказала, что написано стилистически грамотно, в меру эмоционально, и вставила две пропущенные запятые…
— Уф, гора с плеч… Мама я сбегаю к Чибису. Надо обсудить кое-что…
— Обсуди… И помоги Максиму с сочинением, если он затянул это дело так же, как ты…
— Уж он-то не затянул! Тетушка постоянно у него над душой. Бдит…
С тетушкой Чибиса, Агнессой Константиновной, я был уже знаком. Она оказалась вовсе не такая, какой я представлял ее со слов Чибиса. Не сухопарая английская дама с поджатыми губами, а рыхлая веселая тетка с косматой прической латунного цвета, мясистым носом и толстыми веснушчатыми руками. В ее общении с Чибисом (а заодно и со мной) был постоянный жизнерадостный напор.
— Судари мои! Если вы думаете, что пылесосить ковер будет старая тетя Ага, то это глубокое заблуждение. А истина здесь та, что ненаглядный Максимчик не высунет носа из дома, пока ковер не станет образцом первозданной чистоты… А у Клима альтернатива — помочь несчастному ребенку или наблюдать со стороны, как он отделывает ковер выбивалкой, представляя, что поступает так со своей вредной теткой…
И мы тащили на двор тяжеленный ковер, а тетушка Агнесса усаживалась в кресло и читала в подлиннике «Посмертные записки Пикквикского клуба».
Или:
— Другие дети могут бездельничать сколько угодно, а Максим сейчас отправится на рынок, потому что в доме нет ни капусты, ни свеклы для борща и винегрета… (Кстати, ты не забыл, как пишется слово «винегрет»? Если забыл, спроси Клима, у него мама корректор…). На рынке Максим не будет высматривать столики с недопитыми пивными банками, а поспешит вернуться домой. А дома наш ненаглядный Максим возьмется за учебник истории (по которой у него две тройки). В учебнике этом полная чушь, однако, знать его необходимо, чтобы не огорчить приезжающую маму третьей «исторической» оценкой. И лишь исполнив эти непомерные для детского организма труды, он может свистать из дома, чтобы кормить беспородного пуделя и заниматься всякой эзотерикой в подозрительном заведении с твердым знаком на вывеске…
Продолжение следует.