Сквозь памяти туман…
Пьеса Александра Вампилова «Прошлым летом в Чулимске» вернулась в репертуар тюменского драмтеатра.
Более двадцати лет назад ее поставил Евгений Плавинский. Теперь режиссером-постановщиком выступил актер Владимир Орел, игравший в спектакле Плавинского.
«Прошлым летом в Чулимске» — третья режиссерская проба Орла. В 2003 году он поставил дилогию Вампилова «Провинциальные анекдоты», в 2006 году — «Старомодную комедию» Арбузова.
Эти пьесы обманчиво простые. Кажется, что к ним не надо искать ключ, они сами открываются. Бери и ставь, как драматург написал. Владимир Орел взял и поставил.
Разумеется, столкнулся с трудностями перевода текста на сцену, но сумел обойтись без лишней выдумки. Как режиссер он очень скромен, не выпячивает себя, концентрирует внимание на актерах.
Что происходит в Чулимске? Обычная жизнь. Воля автора проявилась лишь в том, что он спрессовал эту жизнь в одни сутки, свел воедино судьбоносные события: несколько объяснений в любви, три сватовства, два покушения на убийство, изнасилование, материнское проклятие. Но все это как будто не главное, присыпано пылью. Люди пьют, едят, разговаривают, а в это время рушатся их судьбы.
Параллель с Чеховым не случайна, Вампилов следует сюжетной схеме «Чайки»: «… три женских роли, шесть мужских, … пять пудов любви».
Роли в спектакле сыграны мастерски. А вот любви нет. Некого любить и некому.
Странно, почему так получилось. Ведь все до ужаса правдиво.
На сцене почти полная иллюзия реальности. Узнаваемые характеры, узнаваемые взаимоотношения. Типы и архетипы. Деликатная психологическая игра изумляет не меньше, чем ажурная резьба на деревянном доме, выполненная в соответствии с авторской ремаркой.
Спектакль навевает приятные воспоминания. Что бы ни происходило на сцене, какие бы страсти ни кипели, сохраняется ощущение надежного, спокойного мира. В столовой подают жидкий чай в граненом стакане, простоквашу и котлеты. Есть папиросы «Беломор», а сигарет не завезли. Не давит со всех сторон развращающая роскошь, нет переизбытка продуктов и развлечений.
Если аптекарша Кашкина сожительствует со следователем Шамановым, общественность укажет им на мораль. Если девушка Валентина пошла на танцы с хулиганом Пашкой, она должна понимать, что это угроза ее девической чести. Если буфетчица Хороших прижила ребенка без мужа, то она будет маяться и виниться до старости, а сына ее назовут крапивником.
Хорошая была жизнь! Упорядоченная. Убийство — исключительный случай.
Вопреки событиям публика верит, продолжает верить в уютное прошлое. В самые острые моменты внимание переключается на умилительную картинку: цветастый наряд Кашкиной, «плюшевый» выходной костюм Пашки, старый мотоцикл Помигалова.
Сквозь ностальгический флер происходящее видится далеким, туманным. Иногда оно приближается, бьет в глаза чрезмерной натуралистичностью. Пашка подстрелил двух рябчиков и принес их Валентине: связка из двух чучелок производит комичное впечатление. Валентина после свидания с Пашкой — воплощение поруганной невинности: завитые кудри красиво растрепаны, плечи оголены. Шаманов, обрисованный в пьесе как человек, небрежный в одежде, одет в джинсы и современную куртку, к тому же слишком теплую, не по погоде.
Натурализм сыграл с постановщиками злую шутку: раз уж рябчики «как настоящие», цветы «как настоящие», а котлеты и вовсе настоящие, то почему, например, нет заявленной текстом яичницы? Счетовод Мечеткин заказал яичницу, а ему не принесли.
Однако подобные детали не нарушают общего настроя. Спектакль при всей его психологической достоверности и гиперреалистичности убаюкивает и усыпляет. Будто бы перед тобой крутят старый советский фильм, качественно сделанный, но не имеющий отношения к сегодняшнему дню.
То, что переживают герои, не отзывается в сердце. Они похожи на людей, смутно похожих на кого-то еще. Вместо конкретных судеб — размытые стереотипы. Нет, это не картонные персонажи из телесериала, это именно герои «хорошего кино». Или, быть может, герои «старого доброго театра».
***
фото: вверху — Сергей Белозерских в роли Помигалова;сцены из спектакля;сцены из спектакля