Репортаж с операционного
В дежурный день у приемного отделения медсанчасти «Нефтяник» вытягивается длинная вереница ярко-желтых машин.
От них к больничному входу вслед за врачами понуро плетутся люди. Кто-то в деловом костюме и галстуке (привезли прямо из офиса), другие — в куртках, торопливо накинутых поверх домашней одежды. Есть и те, кто несет в руках предусмотрительно собранный пакет. В нем — сменная обувь, халат, полотенце, зубная щетка и паста, еще что-то брякает. Оказывается, чайная ложка в стакане.
— Просто я не первый раз сюда, — объясняет старушка, задвигая ногой свой брякающий пакетик под кушетку. — Наверное, положат…
Сидящие рядом вздрагивают — как «положат»? Им ложиться нельзя: дома — недоваренный борщ; вечером ребенка из садика забирать; на работе — важная встреча, перенести которую не представляется возможным…
— Давайте, съездите домой — борщ доварите. Вам следующую скорую на который час заказать? — устало шутит доктор.
… Кстати, если ты все-таки плетешься (пусть и совсем понуро) вслед за врачами, значит, тебе еще повезло. Тех, кому повезло меньше, вывозят из желтых машин на каталках. Идти сами они уже не могут.
— Острая боль, — врачи скорой помощи передают исписанные бланки с жалобами пациентов на стойку регистрации приемного отделения.
Вместе с бланками передают и тебя. Попрощаться с людьми в синих костюмах не успеваешь. Они быстро возвращаются в машину — надо ехать по другому адресу, где еще одна «острая боль».
От стойки каждые несколько минут называют чьи-нибудь имена. Медицинский конвейер (поток пациентов внушительный) работает исправно. Людям вручают градусники, провожают в небольшой бокс ожидания, обещают:
— Доктор к вам сейчас подойдет.
В боксе на вновь прибывших смотрят с интересом (какая-никакая возможность отвлечься от собственной боли). Пытаются отгадать диагноз — по мимике, походке, движениям…
— У вас, наверное, тоже живот, — констатирует белокурая женщина.
Рассказывает, что она здесь уже пару часов — сдала анализы, получила помощь. Ей сказали, что скоро отпустят домой — веского повода ложиться в больницу нет.
— Как это — «можно уже идти»? — возмущается другая женщина.
Она, напротив, уверена, что нуждается в госпитализации:
— А вдруг я сейчас выйду на улицу и упаду?
— Не упадете, давление у вас нормализовалось, анализы хорошие. Кардиолога вам посетить, конечно, не мешает, но это уже в плановом порядке. Ничего экстренного у вас, к счастью, нет. Опасаться нечего, — в который раз объясняет доктор.
Женщина обиженно скрещивает руки на груди, упрямо смотрит на врачей. Правда, через несколько минут спохватывается, что за стенами больницы у нее осталась масса неотложных дел (ей напомнили об этом по мобильному телефону). И недавняя пациентка быстро освобождает кушетку, пока доктора не передумали. Пустует кушетка недолго…
Пустые кровати в палатах хирургического отделения N 1 медсанчасти «Нефтяник» — тоже редкость. Тем более, в дежурный день. Но для тебя обязательно находится свободная — вопреки мысленным мольбам: а может, мест нет, и отправят обратно?
«Аборигены» — кто поступил в больницу двумя-тремя днями раньше — к таким страхам относятся скептически.
— Подумаешь, лапароскопия, — выглядывает из-за спинки кровати молодая женщина. — Не страшно. Зато диагноз точный поставят.
Позже она призналась, что впервые услышала это слово от докторов всего лишь пару дней назад. И тогда точно так же распереживалась. А сейчас ей просто захотелось поддержать новенькую. И у нее получилось.
Лапароскопия — небольшая, но операция, добавляют врачи.
… А потом — как в кино. Это когда героя с капельницей в руке на большой скорости везут по больничному коридору в операционную. А перед его глазами мелькают яркие продолговатые лампы на потолке.
Нет, капельницы и больших скоростей не было, но лампы мелькали совсем по-киношному. Вот если бы только не странные разговоры санитарок во время транспортировки:
— … Я где-то читала, что настоящий мед должен горчить.
— Да ну! Это все от сорта зависит. Я вот сладкий беру.
— Не знаю, мне с Алтая всегда с горчинкой привозят…
В результате сходятся на том, что у меда должен быть вкус… меда. Тогда и замечаю, как одна из санитарок хитро подмигивает другой и кивает в мою сторону: мол, наша-то хоть немного успокоилась, уже не о лапароскопии думает, о меде.
В операционной хирурги и анестезиологи подхватывают начатую профессиональную игру. Только говорят уже не о меде, а о… картошке, которую нужно скоро сажать, а по осени еще и собирать.
Беседу перемежают медицинскими терминами, названиями каких-то лекарств. За непринужденным (это только на первый взгляд) разговором готовят оборудование, ищут вену на сгибе моего локтя, устанавливают капельницу…
— Когда проснетесь, не пугайтесь, трубки в горле — это чтобы дышать легче было, — предупреждают.
— А если лапароскопия что-то покажет, сразу будете резать? — спрашиваю.
— Нет, сначала разбудим вас, спросим, а потом резать начнем, — отвечает хирург. Лицо его закрыто маской, но у глаз появляются смешливые морщинки.
От медсестер, которые забежали в операционную впереди врачей, я слышала, что у хирурга за сегодняшний день это далеко не первая и еще не последняя операция. Вот интересно, часто ему приходится отвечать на подобные вопросы?.. Об этом я подумала уже сквозь сон.
… Обещанные трубки, и правда, были. Доктор убрал их, когда я доказала, что окончательно проснулась — крепко пожала его руку и попыталась приподнять голову.
— А который час? — спросила — только для того, чтобы услышать свой голос.
— Почти полночь, — подошла ко мне медсестра.
— Время какое-то нехорошее… — Почему это? — искренне удивилась девушка. — Нам не до суеверий, нам работать надо.
Хотя кое-какие предрассудки у медиков все-таки есть. Давешние санитарки аккуратно разворачивают каталку — ехать можно только головой вперед. И следят за тем, чтобы пациент не натягивал простыню на лицо (от яркого света продолговатых ламп) — нехорошо это, нельзя…
… Ночью в хирургическом отделении — так же, как днем. С той только разницей, что по коридорам не ходят пациенты. Зато медсестрам и санитаркам приходится побегать — с уколами, градусниками, ледяными «грелками»… Над каждой кроватью есть специальная кнопочка. Нажмет на нее больной, и на медсестринском посту раздастся призывная трель.
— Что у вас болит? — шепотом спрашивает у пациентки медсестра.
— Когда уберут эту дурацкую трубку? — плаксиво спрашивает прооперированная женщина.
— Какая же она дурацкая? Она вам жизнь спасает, — обижается медсестра за «трубку» — дренаж, который тянется из операционного шва к небольшому стерильному мешочку. Туда стекает ненужная жидкость из раны, предохраняет от воспаления.
Не сказать, что женщина этого всего не знает. Наверное, просто захотелось кому-то пожаловаться, отвлечься — ночью боль ощущается особенно сильно. Медсестры это понимают, поэтому на капризных пациентов не обижаются. А под утро засыпают прямо на диванчиках в холле… Но ненадолго — до утреннего обхода.
В палаты врачи заходят рано, когда нет еще и восьми. К этому времени они уже знают о состоянии всех пациентов — медсестры рассказали о ночных жалобах и температуре. Совещаются между собой, обсуждают дальнейшее лечение. А между делом успевают присесть на край каждой кровати и сказать что-нибудь ободряющее:
— Ну, теперь снова можете интересоваться жизнью. Идете на поправку — все хорошо!
А вот самим докторам, кажется, собственной жизнью интересоваться некогда. Из ординаторской друг за другом они выходят совсем поздно. Буфетчица давно развезла ужин по палатам, пациенты готовятся ко сну… А один из припозднившихся докторов, накинув куртку, озабоченно заглядывает в толстый журнал — читает, у кого какая была вечером температура. О чем-то задумавшись, почти доходит до лифта, спохватывается, что в докторской шапочке. Возвращается обратно, меняет на кепку…
А завтра с утра — обход. Не будет еще и восьми часов.
P. S. Если бы где-нибудь в другом месте с тобой попрощаются так, наверное, можно будет и обидеться. Но только не здесь.
— Не возвращайтесь к нам больше! — говорят вслед выписавшимся медсестры и врачи. И добавляют:
— И не болейте. Никогда.