Время, жизнь, город изменились до… узнаваемости
Отчетливо помню, как всей семьей поперхнулись оливье, когда вместо поздравления с новым 2000-м годом президент Борис Ельцин сказал: «Я ухожу…»
Ну, поперхнулись и продолжили праздновать дальше. Никто в ту новогоднюю ночь не хотел думать, чем стране и нашей семье, в частности, грозит Путин вместо Ельцина. На тот момент казалось, что хуже уже все равно не будет. Что и без этого пережили все что можно. Это я о родителях, конечно, не о себе — в свои 14 тогдашних лет я ничего особенного еще не пережила. А они: переезд из центральной части России в Сургут, где жили в железных вагончиках и в самые забористые морозы скалывали глыбы льда с углов «комнаты». Круглосуточную работу отца сварщиком. Мое рождение, в конце концов, в связи с которым моей старшей, двенадцатилетней сестре пришлось забросить кукол и практиковаться в пеленании на мне. У нее неплохо это получалось — мама устало улыбалась этому, когда приходила с очередных суток с базы…
В общем, все было, как у многих тогда. Поэтому, наверное, 2000-й год в Тюмени всем нам казался верхом современности: у нас появилась не новая, но иномарка; красивая, кажется, итальянская стенка в зале; современная (по тем временам) мягкая мебель. Да и в городе что-то начинали делать: за Дворцом культуры геологов строили площадь Памяти; на бульваре Юбилейный поставили «Арт-Палас» — неизвестно зачем, но выглядел он солидно; стали латать дороги.
Признаюсь, до недавнего времени я упорно думала, что было это буквально вчера (может, потому что люблю свои 14 и не хочу их отпускать? Улыбаюсь), пока не открыла подшивку «Тюменского курьера» за тот самый 2000-й год.
НАЧАЛО НОВОГО ИЛИ КОНЕЦ СТАРОГО?
Главный редактор «ТК» Рафаэль Гольдберг в своей колонке, открывающей первую полосу первого номера 2000-го года, дает понять, что было это все не только не вчера, но даже не в 21-м, а в 20-м веке. Чувствуется, что между строчками рассуждений о неожиданном (ожидаемом для Р.С.?) ельцинском «ухожу» редактор продолжает возможно начатый еще в 1999-м году спор с читателем о том, что 2000-й — это всего лишь конец старого века, а не начало нового, как думали многие.
Я, кстати, тоже так думала. Так что могу покраснеть и принять цитату из редакторской колонки следующего номера на свой счет: «Все, больше не спорю. Можете считать, что наступил не только двадцать первый век, но и даже двадцать второй. В конце концов, все это — не более чем условность».
Вот так и слышу, с какой ехидцей это сказано.
ГОЛОСА
Да, водится за мной такая особенность — слышать голоса тех людей, чьи материалы читаю в «Тюменском курьере». Интонация, тембр, громкость, любимые авторские слова и речевые обороты. Своих коллег узнаю и услышу на страницах газеты, если даже над текстом не будет «плашки» с их именем.
А вот среди авторов 2000-го года я, к сожалению, лично знаю не всех. Оттого еще громче и пронзительнее звучат с пожелтевших страниц знакомые голоса. Про голос редактора уже сказала — и через 13 лет он звучит все так же.
Но есть еще в 2000-м году знакомые мне голоса Александра Ива (он же — Иваненко), Инны Александровой (это Инна Горбунова в девичестве), Сергея Русанова (он, конечно же, больше фотографировал, но если писал, то очень громко и мелодично), Елены Романовой, Натальи Дворцовой.
Откровением стало для меня стопроцентное совпадение печатного голоса Владимира Рогачева с его настоящим. В его заметках и очерках он звучит точно так же, как звучал и в жизни: чуть насмешливо, то понижаясь, а то резко повышаясь. Помню, как от таких резких переключений громкости мы, первокурсники филологического факультета, подпрыгивали за своими партами, выпучив глаза. Лекции доцента Рогачева никогда не были лекциями в классическом их понимании. Это всегда был взрыв эмоций и новой информации. Собственно, как и его тексты. Очень жаль, что не застала Владимира Александровича в «Курьере» и в дальнейшей жизни.
МНОГО ВОЙНЫ
Увы, но военная тема — лейтмотив «ТК» 2000-го года. Информации о командировках тюменских милиционеров в Чечню, об их возвращении и невозвращении -практически в каждом номере. Серия репортажей из военного госпиталя в Екатеринбурге, куда корреспонденты «Курьера» ездили с машиной гуманитарной помощи, собранной тюменцами. Есть даже небольшое журналистское расследование о том, чем кормят тюменских солдат на чужбине.
Но самое заметное, страшное и шокирующее — это короткая заметка в номере за 16 мая о гибели в Грозном тюменского фотографа Александра Ефремова. Пишет его коллега Сергей Русанов.
Ни на одной выставке, ни на одной встрече, посвященной памяти Ефремова, я не испытывала таких сильных чувств. А газетная подшивка взяла и, словно машина времени, максимально приблизила меня к тому роковому дню. Это не бездушная статья из интернет-энциклопедии «Википедии», набранная неизвестно когда и кем. Чего уж там, даже альбом с работами Александра Ефремова, выпущенный уже после его гибели, не так передает всей боли случившегося, как небольшой текст, написанный немного сумбурно, отрывистыми фразами, потому что не до разглагольствования, потому что только сейчас встретили АН-26, который «принес Сашу, именовавшегося в полетном списке как «груз 200». Печальная и бесценная хроника тех дней.
А 90-Е ВСЕ ЕЩЕ СЛЫШНЫ
Вести с поля боя приходили из Чечни, но, судя по тесно забитой шестой колонке первой полосы (здесь традиционно ставят заметки на криминальную тему), нешуточная война разворачивалась и в самой Тюмени. Война с ОПГ -организованными преступными группировками — отголосок «лихих 90-х», которые, несмотря на смену цифр, все еще звучали. «Ялуторовская семерка», «вагайская банда», «десятка». Бесконечные судебные процессы.
Мне очень понравилась фраза федерального судьи Виктора Ведерникова, которую процитировал автор заметки Рафаэль Гольдберг. На просьбу подсудимых убрать с процесса прессу, он ответил: «Прессу запретить нельзя!»
Побольше бы таких судей. Сейчас, несмотря на постановление пленума Верховного суда о гласности, они все больше стараются оттереть журналистов от судебных процессов. Вроде и 90-е окончательно отгремели, и уголовных дел, в которых по 30 и больше томов, уже нет, но не любят многие нынешние служители Фемиды работать при свидетелях, и все тут.
МНОГОЕ ИЗМЕНИЛОСЬ, МНОГОЕ — НЕТ
Листаю подшивку дальше, дивлюсь: вроде и не Тюмень вовсе! Детские пособия выдают «натурой» — товарами народного потребления, за которыми родителям приходится выстаивать 15-часовые очереди. За долги отключают телефонную связь в больницах, социальных учреждениях, грозятся даже «отрезать» от телефонной линии скорую помощь. По центральной улице днем едет… одна машина! И та — «копейка». У телефонов-автоматов толпятся люди, еще не знают, как правильно пользоваться новшеством — телефонными карточками с персональным кодом.
Но неузнавание — это лишь первое впечатление. А по сути, все -точно так же, как и сегодня. Снег, который коммунальные службы не всегда успевают убирать, чем горожане премного возмущены; сосульки, которые опасно маячат над головой; ремонт дорог и дворов, который можно делать хоть каждый год — все равно мало будет; жара; дожди; подготовка к школе; выпускные балы. И так до бесконечности, только с небольшими поправками на современность.
Если честно, еще не решила для себя окончательно — радоваться такому постоянству или огорчаться. Но. Давайте, все-таки, радоваться! А там посмотрим.
***
фото: Люди еще в недоумении — как пользоваться новыми карточками для таксофона?;Весенний снегопад 2000-го;Владимир Рогачев — в 2000-м «Курьеру» исполнилось семь.