Для ограниченного круга лиц…
Есть темы, которые даже в первом приближении не претендуют на то, чтобы вызвать интерес широких читательских масс.
Ну, например, творческая составляющая журналистского труда. Кому она интересна, кроме самих журналистов? Да и в наших, довольно пестрых рядах, тоже не каждый десятый просыпается ночью, чтобы в заботливо подложенном под подушку блокнотике нарисовать какие-то каракули, а утром их мучительно разгадывать. Кто сегодня ломает голову над архитектоникой очерка? Да и помнят ли широкие журналистские массы, что такое собственно очерк, репортаж или его величество Фельетон?
Вот так автор уже собрался было посыпать голову пеплом сгоревших подшивок. Но вдруг вспомнилась встреча со студентами-журналистами Иллинойсского университета. Сначала умудренные и седовласые их профессора долго рассказывали, чему они обучают будущих претендентов на премию Пулитцера — и экономике, и бухгалтерии и прочим вещам. Российские коллеги устало внимали. Пока один из нас не уронил, как бы в пространство, простой вопросик: а собственно умению хорошо писать учат в Иллинойсе? Профессора как бы заткнулись, зато их студенты оживились, а в конце встречи пошли пожимать руку удачно встрявшему российскому коллеге. Видимо, тени Джозефа Пулитцера, Бенджамина Франклина, Эрнеста Хемингуэя и многих других еще бродят по университетским аудиториям.
Но — сколь велико стремление к хорошему письму в журналистских рядах России и на сколь велики и сами эти ряды? Есть вопрос. Может, унялся бы автор, на недавнем фестивале «Вся Рос-сия-2014» мучивший своих знаменитых коллег вопросом: что должны читать молодые журналисты, чтобы стать журналистами зрелыми?
Можно, конечно, почитать лекции студентам. Но журналиста воспитывают не только сами журналисты и вузовские профессора. Еще больше их воспитывают и обучают, как в положительном, так и отрицательном смысле, и читатели. Своим несопротивлением, своим глотанием всего, что напишут и как напишут. Может, и читателям стоит напомнить о других временах и других журналистах. Которые были властителями дум. За публикациями которых у киосков выстраивались очереди.
Вот такое длинное вступление получилось. Не знаю, убедил ли я читателя, что ему судьба отечественной журналистики и журналистики мировой не должна быть безразлична. Впрочем, см. заголовок: «для ограниченного круга лиц». А там пусть решает сам читатель. Мы же включаем диктофон на воспроизведение. Беседуем с секретарем Союза журналистов России Надеждой Ажгихиной, начинавшей свою творческую карьеру в знаменитом «Алом парусе» выдающейся в те времена газеты «Комсомольская правда».
Честно говоря, я думал: назовет Надежда Ажгихина десяток выдающихся журналистских фамилий и займется своими делами, а я стану искать новую жертву. Но на мой первый вопрос Ажгихина ответила вопросом:
— Хороших журналистов?
— А кого-то интересуют плохие? И посыпались имена, издания, отдельные публикации и целые циклы. Надежда Ильинична говорила о журналистах «Литературной газеты» эпохи перестройки и перед перестройкой. Эту позднее назвали «мрачным временем застоя», но на уровне журналистики она почему-то не сказалась. Почему?
— Энергетику и пучок света буквально излучают эти статьи, несмотря на то, что во многих из них говорится о трагических событиях, о коррупции, о зле. Потому что они имеют очень серьезную базу веры в добро, в победу добра над злом, которой сейчас журналистике не хватает. Видно, что это работа, которая требует серьезной подготовки. Поэтому она остается надолго, она не умирает вместе с бумагой. Это Аркадий Ваксберг, Юрий Щекочихин, Ольга Чайковская, Евгений Богат, Анатолий Рубинов, Юрий Рост. Я говорю о тех, кто занимался расследованиями. Они создали новую форму в журналистике. Мне кажется, Юрий Рост — очень интересный пример того, как в условиях еще слабой технической подготовки можно было сочетать фотографию и слово. Сегодня у Роста есть единственный последователь — Виктория Ивлева. Она начинала как фотограф. А сейчас и пишет, и фотографирует. У нее гениальный проект в «Новой газете» — серия публикаций по бывшим республикам СССР, ныне странам, и по тем регионам Российской Федерации, которые меньше всего упоминаются в прессе. Поразительная работа, совершенно выбивающаяся из общего унылого фона информации газетной. Стоит обязательно почитать Инну Павловну Руденко. Лидию Графову, которая продолжает работать и сейчас. Этот человек из традиций прошлого переходит в традицию современной журналистики. Потому что она обращается к самому главному -к человеческому страданию, к недопустимости этого страдания, к необходимости его изжить из нашей жизни. Я бы посоветовала почитать Павла Гутионтова. Он воспитал несколько поколений известных журналистов, редакторов, даже политических деятелей, потому что он руководил «Алым парусом». Посмотрите выпуски «Алого паруса», где печатались и Булат Окуджава, и Борис Слуцкий, и молодые тогда поэты Хлебников, Чернов. Я еще не назвала Соловейчика Симона Львовича. Нам было у кого учиться.
— К сожалению, имена, которые так много говорят журналистам старшего поколения, для молодых — только набор звуков. Раскроем скобки?
— «Светотени», есть такая книжка Юрия Роста. «Улица, по которой иду каждый день» — книжка очерков Инны Павловны Руденко. Ее очерк «Долг», написанный во время жестокой цензуры, о солдате, раненном в Афганистане, где шла необъявленная война. Раненые, совершенно заброшенные, никакой поддержки они не получали. Этот текст совершенно изменил отношение к ним. Сейчас у афганцев есть льготы, но эти льготы начались с того, что был опубликован в «Комсомольской правде» очерк Руденко. У Щекочихина — очерк «Лев прыгнул». С него в 1988 году началась в России расследовательская журналистика. В этом очерке впервые была упомянута мафия. Из Ваксберга — очерк «Баня». О том, как на юге России в городе Н все вопросы решались в бане. И «Завтрак на траве» — о самообороне и о человеческом достоинстве. Из Щекочихина я бы еще посоветовала статью «На качелях» — о том, как в Таганроге жестоким владельцем сада был убит мальчик, который добивался справедливости. Мне кажется, это вообще метафора эпохи перестройки, романтический порыв к справедливости, который не получил поддержки. Провидческая статья. В каком-то смысле судьба Юры — она как судьба этого мальчика. Как он писал, он и отдал жизнь за правду.
(От автора. Ах, какой простой казалась мне моя идея. Собрать сто журналистских фамилий и -делай хрестоматию. Оказалось, что самое интересное — комментарий, который делает мой собеседник, чем он мотивирует свой выбор -сходными убеждениями, вкусом, любовью. Какой огромной и яркой оказалась почти отъехавшая от нас в прошлое журналистская планета, ну, не планета — континент. Он еще совсем рядом. Протяни руку, хотя бы с помощью Интернета. Возьми, учись, расти.)
Так мы говорили, и звучали имена отечественных столпов журналистики из еще не покинувшего нас советского периода. Потом Надежда Ажгихина называла профессионалов, сделавших себе имя и в западном, и в восточном полушариях. Говорила о Джоне Николсе, вашингтонском корреспонденте старейшего (ему скоро 150 лет) в Америке журнала «The Nation». Издающийся на дешевой газетной бумаге, журнал жестко критикует американскую политику, и « его внимательно читают в Белом доме», уточняет Ажгихина. А сам Николс написал книгу с красноречивым названием «Жизнь и смерть американской журналистики».
— Он пишет о процессах, которые влияют на журналистику всего мира: усиление монополий, ухудшение контента, замена его развлечением, исчезновение трудоемких форм журналистики, выдавливание квалифицированных профессионалов в конце концов приводят к девальвации журналистского труда. Отечественная пресса -часть всеобщего журналистского процесса, — говорит секретарь СЖ.
… Оставленные мне на полосе две колонки уже закончились, а я еще не написал то, что Надежда Ажгихина говорила о Кьере Валентино и Андреасе Рокелли, итальянских журналистах; об Александре Бовине и Федоре Лукьянове, наших международниках; не упомянул названную ею книгу «В одной газете» с военными очерками Константина Симонова и Василия Гроссмана, которым ни офицерские погоны, ни сама эпоха не помешали выполнять журналистский долг так, как они его понимали.
Впрочем, разговор еще не окончен. Впереди у нас встречи с великими мастерами пера, интересными, я надеюсь, не только для ограниченного круга лиц.