Задать вопрос любой ценой
«Чего Путину вопрос не задала?!» — этот вопрос о вопросе — с небольшими вариациями — преследует меня с тех пор, как вернулась с пресс-конференции президента России.
Спрашивают те, кто знал, что я туда собираюсь ехать. И те, кто не знал, но увидел по телевизору, что там была. Примечательно: большинство интересующихся, почему «Путину вопрос не задала», совершенно не интересуются, а какой вопрос-то у меня был. Eсли берусь рассказывать, скучают, смотрят по сторонам, сворачивают разговор и быстренько резюмируют: «Вот ему и надо было это сказать, зато бы крупным планом показали!» … — Слышали, что в этом году запретили плакаты больше, чем формата А3? — спросила у меня перед началом пресс-конференции корреспондентка из Алтайского края. — И правильно, я считаю! В прошлые годы притаскивали огромные транспаранты, из-за которых и президента-то с задних рядов не было видно. Ну, и операторам с фотографами работать невозможно.
О плакатах, и правда, предупреждали несколько раз: в информационных письмах, которые рассылали аккредитованным журналистам. И по громкоговорителю уже непосредственно в московском центре международной торговли, где проходила встреча журналистов с Владимиром Путиным. Eще пресс-секретарь президента Дмитрий Песков лично попросил присутствующих задавать вопросы как можно лаконичнее, чтобы и коллегам дать возможность обратиться к главе государства. Среди первых Дмитрий Сергеевич, кстати, дал слово корреспондентке, которая была вовсе без плаката. А вопросов через пять-шесть «плакатники» просто-таки «взорвали» аудиторию: кричали, вскакивали с мест, перекрывали своими А3-ми листами лица тех, кто говорил в микрофон. Дошло до того, что Владимир Путин попросил журналистов дать-таки ему возможность отвечать на те вопросы, которые задают. В конце концов, ведь за ответами президента все и собрались…
Хотя у меня в какой-то момент создалось впечатление, что самоцелью многих было просто задать вопрос. И даже не важно, что ответят. Например, совершенно не представляю, что ожидали услышать в ответ на свою практически обвинительную речь о причинах авиакатастрофы 2010 года под Смоленском представители польского телевидения, одни из самых горячих махальщиков флагами. С ними мне довелось сидеть рядом. Думается, им просто надо было сказать это в прямом эфире и все. Практически сразу после ответа Владимира Путина (пересказывать его не имеет смысла, он есть в записи) поляки покинули зал. Хотя бы больше никто не толкался локтями и не наступал, вскакивая со стульев, мне на ноги. На их место перебралась журналистка, у которой был вопрос на тему армии: на ее плакате нарисована мишень, пронзенная стрелой.
— Вы погромче крикните, а то вас не слышно, — посоветовали ей с соседних рядов.
— Да я не умею так громко, — совсем расстроилась после нескольких неудачных попыток перекричать коллег женщина.
Раньше так начинали кричать только к концу мероприятия — когда понимали, что уже мало кому удастся задать вопрос, говорят те, кто ежегодно бывает на президентской пресс-конференции. Сейчас шуметь стали практически сразу. Быть может, причина тому — рекордное количество журналистов, собравшихся в центре торговли — более 1600. Мест в зале, где выступал Владимир Владимирович, всем не хватило — организаторы просили не успевших занять стулья пройти в пресс-центр. Там, дескать, тоже все будет видно и слышно. Но людям надо, чтобы и их было слышно — так что в пресс-центр не захотел никто. Стояли за операторами.
— Меня из-за оператора сначала вообще было не видно, а потом он ушел, и я хотя бы смогла поднять свой плакат, — рассказала мне на обратном пути в аэропорт корреспондентка из Чебоксар. — Правда, так и не спросили, а кричать я не стала — нехорошо как-то.
Мне потом сказали, что если вопрос животрепещущий, то вроде все дозволенные средства добиться ответа — хороши. Вероятно, такое мнение имеет место быть. Только хорошо ли считать, что твой вопрос более животрепещущий, чем вопрос того, кого ты стараешься перекричать, даже не прислушавшись: а что, все-таки, отвечает глава государства?