X

  • 17 Май
  • 2024 года
  • № 52
  • 5551

Когда струна звенит в тумане

Персональная выставка заслуженного художника России Александра Павлова в Государственном Русском музее длилась три месяца. Хотя по изначальным самым смелым предположениям живописца могла продлиться максимум дней сорок. Не отпускала северная столица.

— А все началось с праздника — открытия выставки, — рассказывает Александр Павлов. — Оно было ошеломляющим: многочисленные гости, речи, поздравления друзей, официальных лиц. И цветы от зрителей — это для Питера святое. Чтобы забрать их домой, пришлось заказывать дополнительное такси.

Я прожил в Петербурге практически всю зиму, пока работала экспозиция. Это первая зима за много лет, проведенная не в Тюмени. Странное ощущение, когда за окном на протяжении нескольких месяцев — Санкт-Петербург — прекрасный город, но нам, сибирякам, без снега непривычный.

. Впрочем, сибирскую зиму художник Павлов в Петербург привез с собой на картинах. А еще — весну, лето, осень; леса, поля, ручьи, деревеньки, любимые городские пейзажи; восходы, закаты, дожди, туманы. Полотна заняли пять залов Мраморного дворца Русского музея. Всего для экспозиции было отобрано 168 работ.

Галя Безбородова

— Александр Николаевич, кто был куратором экспозиции?

— Заведующий отделом фонда живописи второй половины XIX века-начала XXI века, доктор искусствоведения Владимир Алексеевич Леняшин. Он уже знал мои работы по двум моим первым выставкам в Санкт-Петербурге. Русский музей отслеживал мое дальнейшее творчество, а оно было активным — выставки: отечественные, зарубежные. Да и картины, приобретенные Русским музеем в свою коллекцию, оказались востребованными. Они экспонировались на престижных выставках Русского музея в России и за рубежом.

— Работа Русского музея отличается от того, к чему мы привыкли в Тюмени?

— Изначально для выставки было отобрано значительно больше произведений, чем можно разместить в залах. Мною за 10 лет после первой выставки в Русском музее было написано много новых интересных картин, которые, конечно, хотелось показать. Надо было сделать окончательный выбор, это трудно сделать самому, потому что каждая работа родная. Когда все картины распаковали и расставили, было принято решение выделить для выставки еще пятый Красный зал. И работа пошла, как в хорошем симфоническом оркестре: когда получается совместное звучание, но при этом каждый инструмент ведет собственное соло.

Что интересно: организаторы предложили показать как бы интимную сторону живописи — с чего начинается художник. То, чего обычно не показывают. Речь об этюдах, для которых был выделен специальный камерный зал. Какие-то из этюдов были написаны в конце 60-х годов, какие-то в 80-х и — вплоть до сегодняшнего времени. Этюд — это ведь первый контакт художника с миром. А я всегда очень просто к ним относился: я их люблю и поэтому пишу, и не придавал особого значения их ценности. В Русском музее отметили, что каждый из моих этюдов — маленькое законченное произведение, миниатюра, которую публике надо обязательно показывать.

Галя Безбородова

— То есть, разногласий не возникло?

— Ни малейших. Когда мне предложили еще что-то выбрать из работ, не вошедших в экспозицию, я уже ничего не смог предложить. Остались хорошие работы, но они не вписывались в видеоряд экспозиции. Так что, увидеть их можно было только в альбоме-каталоге картин, который к выставке выпустил Русский музей. В него вошли 153 иллюстрации с моих картин.

— Альбом внушительный.

— Поскольку я не в первый раз показываю свои картины в Санкт-Петербурге, у меня там уже есть своя аудитория, зрители. Они приглашали меня, ждали новой выставки в Русском музее. Связь с Питером, духовная связь не прекращалась. Шло время. У меня активно проходила творческая жизнь. И вот я вновь два года назад получаю приглашение на проведение выставки в Русском музее. Для художника выставляться в одном из крупнейших музеев мира — это, конечно, честь и ответственность. Это большой проект! Отобрать работы. Одеть картины в рамы, чтобы они соответствовали, вписались в исторические залы Дворца. Большая подготовка шла по изданию альбома-каталога.

На открытии выставки и потом, когда она уже работала, я увидел, что люди ее действительно ждали. Пришли те, кто меня уже знает, но было и много новых людей. Приходили по два-три раза, некоторые даже по шесть! Делились мыслями, задавали вопросы, писали и дарили стихи.

— Местные живописцы приходили? О чем спрашивали?

— Приходили! Ничего, видите, я живой! Eсли без шуток, то Русский музей сделал для меня копию Книги отзывов, в которой люди, в том числе и авторы разного уровня мастерства, писали то, о чем думали. Отзывы от авторов-любителей, от профессионалов.

А устных разговоров было еще больше. Например, пришел человек, который раньше занимался живописью, а потом бросил, жизненные обстоятельства, как он считал, заставили. Пришел, посмотрел и стал рассказывать мне о том, как он жалеет, что ушел от живописи. «Я был талантливым, — говорит. — Имел заказы. Потом все распалось. А теперь хочу снова писать. Это единственное, что мне дорого. Но у меня не получается. Как мне вернуться к себе?» Мы начинаем разговаривать, вместе искать ответ.

Eще заметил, что многие люди в зрелом возрасте начинают учиться живописи в разных студиях. Раньше я такое видел только за границей, а теперь — и у нас. Им интересно все, много спрашивали меня о секретах мастерства.

— А что, есть секреты?

— Я говорю, что есть! Вот приходит на выставку молодежь, увешенная фотоаппаратами, спрашивает, откуда я черпаю вдохновение, беру свою сюжеты — из интернета? Я подвожу их к этюду 1968 года. Тогда интернета не было. Я стоял в поле с этюдником и писал блестевшую на солнце лужу и подтаявший снег. Или вот — домик деревянный, похожий на старого одинокого человека. Кому-то это писать интересно, кому-то — нет. Интересно тому, кто это любит. Я писал для души. Я вообще всегда пишу этюды для себя, не для продажи. Вот и весь секрет.

— Кстати, в этот раз вы показывали не только проверенные временем работы, но и относительно новые. Среди них есть, мне кажется, то, что можно назвать новым витком вашего творчества. Например, полотна с туманами. Или работу «Весна — красна». Я когда ее впервые увидела, даже перепроверила, правда ли ее Павлов написал. Она неожиданная.

— Eсли всмотритесь в разные мои работы, то поймете, что удивившая вас «Весна — красна» не взялась ниоткуда. Меня об этом и другие люди спрашивали, тоже говорили, что неожиданная. А я показывал: вот смотрите, видите истоки этой картины? В этой работе, в той. Это как ребенок, который на первый взгляд на родителей не похож. Но вот он повернулся в профиль, и уже похож на маму.

Дело в том, что у меня нет любимой гаммы, колорита, графического стиля. Я каждый раз ищу свое прочтение, свою квинтэссенцию приемов, и работы получаются разными. Художники порой лукавят, говоря, что в этом нет лица автора. А лицо есть, но чтобы приобрести его, надо иметь запас мастерства и понимать, что главное и что ты хочешь сказать. Бывает, попадаешь на выставку разных авторов и сразу, издалека видишь, например, серо-фиолетовую работу и понимаешь, кто ее написал. Потому что этот художник всегда в такой гамме работает. Это его лицо. Но все его картины одинаковые — тон, цвет, напряжение. Скучно.

Что ж, каждому свое. В Петербурге искусствоведы отметили, что у меня необычный стиль творческого поиска. Я делаю находки, но на них не останавливаюсь. У вас, говорят, столько было открытых направлений! Это как у шахтера: идет он по штреку, раз — нашел ответвление. Жила! Дальше он не пойдет, будет разрабатывать эту жилу, пока она не иссякнет. А у вас по-другому.

Да, я хочу идти дальше, чтобы больше понять искусство и себя. Я жилу нашел, открыл, могу ее разрабатывать, писать много-много красивых работ, но все они будут одного плана. Поэтому я осознанно отказываюсь от найденного и ищу новое дыхание, вижу новые перспективы. Потому «Весна — красна» так не похожа на полотна с туманами, о которых вы говорите. Туманы — это тайна, загадка, другой мир, другой стиль работы — отказ от деталей, от контраста. Об этом хорошо сказал Владимир Алексеевич Леняшин: «Именно там «звенит струна в тумане», звучит для чистых сердец сокровенная музыка пейзажа». Чтобы услышать эту струну, надо весь оркестр погасить, чтобы он играл тишину, играл туман.

Галя Безбородова

— Скажите, вы подводите свои итоги таких больших выставок? Каков результат — можно сказать?

— Выставка проходила при поддержке правительства Тюменской области и депутатов Тюменской областной Думы.

Выставка в Русском музее это не только экзамен и праздник для художника, это большое явление в культурной жизни нашего региона, России. Она широко освещалась в СМИ — центральное, региональное телевидение, радио, газеты. Большим успехом можно считать приобретение шести моих картин в коллекцию Русского музея. Теперь уже 12 моих работ — в его фонде, хватит на маленькую выставку.

И еще один из главных результатов — это зрители, их было очень много. Не только петербуржцы, а люди из многих уголков нашей страны и зарубежья. Они приняли выставку всей душой, оставив мне в Книге отзывов более тысячи отзывов. «До слез тронуло творчество Павлова», «Хочется смотреть и смотреть. Восторг и восхищение!», «Спасибо за нашу Родину Вашими глазами».

И вот еще, наверное, результат. Когда никем не ангажированные люди приходят несколько раз, приводят родных и друзей, смотрят на твои работы, разговаривают с тобой о них — это ведь что-то значит? Наверное, для этого и творит художник, чтобы быть понятым и востребованным. Мне это необходимо: я должен знать, что мои картины — не просто холстина, которая одного меня гипнотизирует. Что это — нечто большее.

***
фото: Александр Павлов;Книга отзывов ;Один из залов экспозиции ;На открытии выставки.

Поделиться ссылкой:

Оставить комментарий

Размер шрифта

Пунктов

Интервал

Пунктов

Кернинг

Стиль шрифта

Изображения

Цвета сайта