Люлька как символ освобождения женщины
Только ленивый тут не таксует. Одно это делает путешествие по Узбекистану чрезвычайно удобным и недорогим.
Однако в Ташкенте мы все же исхитряемся наматывать километры пешком. Причем не имея намерений прогуляться. В первое утро мы просто хотели дойти до метро, но совершенно случайно повернули не в ту сторону. Мы топали вдвоем по пустынной и широченной улице и удивлялись ее пустынности и широченности. А также отсутствию метро. Мне казалось, что я оказалась в Челябинске моего детства: ровные кварталы панельных пятиэтажек, просторные дворы, заросшие травой. Возможно, так и есть, и этот район действительно застраивали челябинцы (после землетрясения 1966 года Ташкент вся страна восстанавливала), а широкие улицы сделаны на перспективу, еще, правда, не наступившую. Мы миновали станцию техобслуживания со смешным плакатом «Газ не выпускать, штраф 50000 сум» и парк со старыми каруселями, прежде чем Штурман Фрося в моем лице признала поражение и согласилась остановить тачку, чтобы спросить, где же, в конце концов, метро. Водитель махнул рукой в ту сторону, откуда мы пришли. Два километра туда, два обратно. Итого четыре…
Или как мы в последний вечер поехали на кладбище. Понимали, что кладбище — не совсем то место, которое посещают вечером, но я уперлась: если сегодня не увидим его хотя бы краешком глаза, то когда? Первое ташкентское кладбище, известное также как Боткинское, тоже по-своему достопримечательность. Там есть исторические, прямо очень старые, захоронения. И могилы очень известных людей тоже. К примеру, там похоронена дочь Eсенина. Внезапно я вспомнила, что кто-то из моих дальних родственников жил в Ташкенте и, по-моему, там и умер. Пустяки, что я не помню ни фамилии, ни имени его. Мы останавливаем таксиста и просим отвезти нас на кладбище, втайне надеясь, что он нас отговорит. А он спокойненько согласился. И по дороге даже порывался остановиться у цветочного ларька.
Подъехали мы к кладбищу уже в темноте, но ворота были открыты. И даже центральная аллея немного освещена. Почти сразу мы увидели некрополь команды «Пахтакор» и памятник работы скульптора Кливанцова. 11 августа 1979 года футбольная команда «Пахтакор» почти в полном составе погибла в авиакатастрофе. Правда, в пантеоне на Боткинском кладбище похоронены не все 17 пахтакорцев; кое-кто по просьбе родных погребен в других местах. Мы немного постояли у памятника, он хороший. И там более-менее светло. В глубине центральной аллеи — храм. Я подумала, там можно спросить, где же старая часть кладбища. Служитель, к которому я обратилась, сделал испуганное лицо, указал куда- то влево и добавил: только не ходите туда, там небезопасно.
И муж мне сказал: не ходи. Но я все-таки сделала пару шагов (ну или пару десятков) в указанную сторону. Обнаружила нагромождение покосившихся могильных плит, как будто выпирающих из земли, поломанные ограды. И вдруг в небе над моей головой начали кружить и кричать вороны. Как будто я их потревожила. А я никого не тревожила. Я ведь тихо. Но все равно стало как-то жутковато, и я подумала: я же не знаю, что имел в виду тот служитель. В чем опасность. Сняла на видео вопли ворон, и мы пошли на выход.
Возможно, наша проблема в отсутствии четкого плана действий. В основном мы собирались посмотреть памятник кузнецу Шамахмудову (потому что его история сама по себе удивительна) и мемориал «Мужество» (потому что больше никаких значимых мест, связанных с землетрясением, не обнаружили). Ташкент город уютный, гостеприимный и со всех сторон приятный, но туристических аттракционов в нем не так чтобы много. Это вам не Самарканд.
Ну, поехали на метро к Шамахмудову. На станции Ойбек, где надо было пересесть на другую линию, мы опять совершенно случайно повернули не туда и вышли на поверхность. Погода хорошая, солнце светит. До парка Бабура, где стоит памятник, тут совсем недалеко. Пара километров всего.
.Ох, как я устала топать эти два километра! Жарко! А может, у меня температура? Акклиматизация! Я еле-еле переставляю ноги и изо всех сил (но молча) ругаю мужа, что он несется сломя голову. Небольшую передышку я получила в банке, куда мы заглянули поменять деньги. Там кондиционер, операционистки в белых рубашечках. У нас даже паспорта не спросили. Хотя мы предлагали.
Свободный обмен валюты в стране удачно ввели за четыре месяца до нашего приезда: президент Шавкат Мирзиёев подписал указ о либерализации валютного рынка. С новым президентом связаны множество других позитивных преобразований и даже возвращение некоторых исторических названий. К примеру, парк Бабура, куда мы направляемся, теперь снова парк Дружбы.
Парк как тюменский старый горсад. Видно, что переименовать его переименовали, но пока не отремонтировали. Прямо у входа корейский садик (закрыт) и мемориал, посвященный депортации корейцев с Дальнего Востока в августе 1937 года. Eсли вы не застали тех времен и не кореец, то я в двух словах напомню, что перед войной корейцы массово бежали от японской оккупации в Приморье и вскорости составили там почти 30 процентов населения. Хотя корейцы ненавидели японцев и были лояльны советской власти, та усмотрела в них угрозу безопасности страны. И быстренько депортировала их в Среднюю Азию.
А еще говорят, для переселения были и экономические причины: якобы корейцы должны были наладить в Узбекистане рисоводство (прежде здесь рис не выращивали).
«От корейцев — ташкентцам, всегда щедро делившимся кровом и хлебом», — написано на памятнике. Всегда — это да. Спустя несколько лет после депортации корейцев Приморья Ташкент станет домом для сотен тысяч эвакуированных, в том числе для двухсот тысяч детей. Широко известна и очень показательна история семьи Шамахмудовых, усыновившей 15 сирот. Я все время путаюсь, во множественном числе или в единственном употреблять эту фамилию. Потому что официально Шамахмудов был один — бездетный пятидесятилетний ташкентский кузнец, а его жена, удостоенная звания «мать-героиня», носила фамилию Акрамова. Про детей я не знаю точно, дали ли приемные родители им новую фамилию; разве что тому двухлетнему малышу, чью национальность установить не удалось. Шамахмудовы назвали его Ногматом. Но на монументе они изображены все вместе — Шаахмед, жена Бахри и дети, большая семья.
Немного огорчили нас следы грязных ботинок на постаменте и осколки бутылочного стекла. А так памятник интересный. Трогательный. Eго торжественно открыли в 1982 году на площади у Дворца дружбы народов и считали памятником этой самой дружбе народов, пока она не отправилась на свалку истории. Дворец переименовали в «Истиклол» («Независимость»), а площадь — в «Бунёдкор» («Созидатель»). Памятник Шамахмудовым оказался не ко дворцу, его под покровом ночи демонтировали и перевезли на пустырь на окраине города, где он простоял девять лет, пока власть не сменилась и новый президент не распорядился вернуть Шамахмудовых в центр города*.
После парка мы вышли на улицу и очень быстро оказались в другом сквере, у памятника Алишеру Навои. Сквер недавно благоустроен, выложен брусчаткой. Вспомнив, что у нас вообще-то заслуженный отпуск, мы уселись на одну из скамеек и посидели минут пятнадцать на солнышке. Под действием его теплых лучей у меня в голове вдруг созрел план доехать до площади Космонавтов (Космонавтлар). Взмах рукой — около нас тормозит машина — через три минуты мы на месте.
Здесь Министерство внутренних дел Узбекистана (нам не интересно) и два занятных памятника. Бюст на высоком постаменте увековечил черты простого русского парня Володи Крысина, который стал первым узбекским космонавтом Владимиром Джанибековым (он взял фамилию жены). А за спиной Джанибекова — мемориал Покорителям Космоса с Циолковским, Королевым и Гагариным с одной стороны и знаменитым Улугбеком, математиком и астрономом, с другой. У Гагарина до блеска затерта кисть руки и причинное место.
Любопытно, это местные мужчины постарались? Гагарин со сверкающей на солнце ширинкой выглядит очень странно. Спускаемся в метро с твердым намерением ехать к монументу «Мужество». Но по дороге опять меняем план и выходим у базара Чорсу (один из старейших и известнейших базаров Средней Азии). Ой, нет, мы не этого хотели: тут слишком тесно, слишком громко. Вокруг центрального павильона с голубым куполом развернута уличная торговля всем и вся: на земле разложены старые журналы, носки, черные тапки с меховым помпоном, в каких тут половина женщин ходит (прямо по улице). Продавец шампуня орет как резаный: акция, акция!!! Я иду позади мужа и на всякий случай присматриваю за его рюкзаком, мне неуютно. На выходе покупаем лепешку — нон. Таксист в Самарканде пургу какую-то нес: мол, такие лепешки только в Узбекистане делают; сколько раз ни пытались испечь их в других местах — в Казахстане, в частности, — привозили и тандыр, и муку, и воду, — ничего не получается: воздух не тот. На что я возразила: по моему мнению, уйгуры пекут лепешки гораздо более вкусные. Надо же было сбить спесь с мужика! А то эти самаркандцы со своим Самаркандом уж слишком носятся.
Мы пожевали лепешку (и правда, уйгурские вкуснее), посмотрели, как стекаются к Джума-мечети ручейки мужчин (сегодня пятница), а потом все-таки заглянули на крытый рынок, где нас чуть не затошнило от смеси запахов и вида мяса. Да ведь мы с утра не ели! Через дорогу от рынка я углядела дымок и что народ там толпится и говорю: чую, там делают плов. И действительно. Мы поели вдвоем дешево и вкусно и пошли фотографировать большущий казан с пловом и все остальное, такое же колоритное. Один из работников этой столовки, видя, что нас интересует процесс приготовления плова, взял у мужа айфон… и куда-то ушел. Мы посмотрели ему вслед, а потом друг на друга. Довольные и сытые, мы не хотим волноваться из-за айфона. Тем более что работник вон он, уже бежит обратно: оказывается, он просто заснял на видео происходящее на кухне, спасибо ему.
Этот торговый ряд через дорогу от Чорсу-базара называется Кузнечным: здесь продают оцинкованные баки для воды, самовары, печки, сейфы и прочие металлоизделия. И рядом почему-то деревянные детские кроватки. Думаю, в Узбекистане это прибыльный бизнес, если учесть, что в каждой семье по 3-4 ребенка. Кроваток на рынке миллион. Все резные, снабженные полозьями для укачивания и круглыми отверстиями в днище. Вот эти-то отверстия нас и заинтересовали. Они напомнили мне отверстия для лица в массажном столе, и я спросила продавца, для чего они здесь. Продавец сказал: под горшок. А вот, смотрите, и горшок. И в матрасике такое же отверстие, и в простынке. Потому что узбекские дети памперсов не носят, гордо сказал продавец. От памперсов у них ноги делаются кривые, а кому такое понравится?
Но позвольте, возвращаюсь я к кроватке, как же заставить младенца писать настолько аккуратно, чтобы не пачкать все эти белопенные матрасики и кружевные простынки? А на это есть сумак, наставительно говорит продавец и показывает мне охапку пластмассовых трубочек, похожих на мерные ложечки для детского питания. Технология их использования мне до конца не открылась, младенца под рукой не оказалось, но продавец пояснил, что одним концом трубочки вкладываются в горшок, а другим — в младенца и что сумаки бывают разные, для мальчиков и для девочек. Кстати, сама колыбелька тоже имеет название — она называется бешик.
Потом уж я почитала в интернете публикации разных узбекских СМИ и узнала, что местные педиатры, оказывается, ведут кампанию по дискредитации бешиков. Мол, движение — жизнь, и любящая мать никогда не привяжет дитя к кроватке. А еще от многочасового лежания в одной позе у детей получаются плоские затылки.
Да, в былые времена такие люльки были жизненно необходимы: у женщин было по десятку детей, а она еще и с утра до вечера работала на хлопковом поле. Привязывая ребенка к люльке, мать могла надеяться, что он хотя бы выживет. Хотя и с деформированной головой. (Врачи признают, что непреднамеренная деформация костей черепа — так называемая бешиковая колыбельная деформация — вполне совместима с нормальной жизнедеятельностью). Хотя профессор Мамазоир Ходжамбердиев считает, что постоянное укачивание (бешик от любого движения ребенка начинает качаться) до добра не доведет. У ребенка как минимум повысится внутричерепное давление. Какие-то шотландские педиатры выяснили, что у 25 из каждых ста тысяч узбекских младенцев укачивание вызывает повреждения мозга.
Однако все эти аргументы довольно абстрактны, а ряды бешиков на рынке совсем наоборот. Конкретны. Узбекская колыбель в ходу уже несколько веков, говорят сторонники сохранения традиций. Они говорят, что бешик является ни много ни мало символом освобождения женщины! Ведь укладывая ребенка в люльку и убаюкивая свою совесть (и мать моя так делала, и бабка), она освобождает руки для других дел. Может запросто работать в поле или по дому.
Сев в такси, мы, впечатленные увиденным, снова заговорили о кроватках и горшках. Таксист вспомнил шутку узбекских кавээнщиков про иностранца, который купил сумак, курил его как трубку и еще друзьям набрал в подарок. Да ну, усомнилась я, кто же будет курить пластмассовую трубочку? Ну, охотно поясняет таксист, настоящий сумак должен быть из тутовника. Древесина тутовника очень плотная, тяжелая, не размокает. Таксист также отозвался пренебрежительно о «новых узбеках», дети которых растут в памперсах. А вот он вырос в такой люльке. И все его четверо детей выросли. Три девочки и мальчик. Я всю дорогу пыталась оценить его затылок на предмет наличия бешиковой колыбельной деформации, но подголовник водительского кресла мешал.
Кстати, в соседнем Таджикистане дети тоже растут в таких люльках с дырками. Я видела своими глазами. Хотя называются люльки по-другому — гавхора. И таджики тоже считают их своим уникальным изобретением. Только они точь-в-точь такие же, как узбекские бешики.
А история уже другая. Про Таджикистан.
* Но в парке Бабура памятник Дружбе народов простоял всего год, и уже 9 мая 2018 года был перевезен на историческое место. Имя Дружбы народов было также возвращено и площади, и дворцу.
ФОТО АВТОРА
***
фото: