Ева против КГБ
Тема народной борьбы с ОГПУ-НКВД-КГБ интересует меня. Ну почему, думаю я, на глазах у всех хватали людей, проводили массовые собрания по «чистке общества», клеймили и уничтожали родных и близких, а самое большее, на что решались граждане самой свободной страны, — бежать и скрываться? Почему?
Почему, например, многодетные матери, чьих мужей и отцов пачками забирало НКВД (только с 27 по 30 июля 1937 года было арестовано не менее тысячи человек), почему они не пришли с детьми к зданию на углу улиц Республики и Семакова и не встали у его окон с молчаливым протестом? Даже то страшное, что представляло собою в конце тридцатых наше государство, не посмело бы тронуть этих людей. Потому что боялось оно — и это достаточно подтверждают документы — единственного. Гласности. Даже выпускали специальные циркуляры — как ловчее врать в глаза ограбленным и обездоленным людям.
Почему никто не попытался хотя бы пропороть покрышку автомобиля, на котором оперативные уполномоченные выезжали на аресты?
А может быть, нельзя было бороться с этой машиной? Машиной уничтожения?
В архивном деле N 9916 хранятся удивительные документы, которые говорят, что борьба была возможна. Что бюрократическую машину, закрытую, защищенную, можно было преодолеть.
При помощи чего? При помощи бюрократизма же.
Итак, Павел Иванович Селихов, преподаватель физики рабфака при Тюменском пединституте, был арестован (21.11.1937), осужден (15.03.1938) и расстрелян (21.03.1938).
В вину Павлу Ивановичу можно было поставить лишь три безусловных факта.
Первый. Он происходил из семьи священника и был священником до 1920 года, когда сложил с себя сан.
Второй. Читая лекции рабфаковцам, он не разрешал их записывать (как уверяли обвинители: во вредительских целях).
Третий. Объясняя физическое явление деформации, П. И. Селихов позволял себе сослаться на дореволюционный хлеб, который был такого качества, что его можно было использовать как учебное пособие. «При нажатии большого пальца его поверхность возвращалась в прежнее положение». Словом, «тогда» хлеба было больше и не такой, как сейчас.
Виновным в контрреволюционной деятельности Павел Иванович Селихов себя не признал, но был расстрелян. Правда, его убийцы допустили одну ошибку, которая им впоследствии стоила многих нервов. Eго личное имущество, в том числе дом по улице Коммуны, 14 в Тюмени, не конфисковали.
«В главное управление концентрационных лагерей E. Р. Селиховой
Заявление
22 с половиной года я работала учительницей, а со дня объявления войны работала в госпитале, потом заболела. Теперь я нуждаюсь в молочном питании. Здесь, в Тюмени, по улице Коммуны N 14, у меня есть дом на 3 окна и флигель.
Флигель я хотела оставить за собой, а дом продать и купить корову. Дом по документам числится у меня за мужем Павлом Ивановичем Селиховым, который в 1937 году был взят работником Тюменского НКВД Мухиным и числился за следователем Беречиновым. С той поры я. о нем ничего не слыхала, и жив он или нет -я не знаю. Дом продать мне не разрешают, для этого нужна доверенность мужа или похоронная… Обращаюсь с просьбой выслать доверенность на продажу дома, а если мужа нет живого, то похоронную. Eсли ни то и ни другое нельзя получить, то не могу ли я получить от вас соответствующий документ, благодаря которому я могла бы ввестись в права наследства… Семья у нас пять человек, один сын на фронте… 29/VII-1943 г.»
Письмо, отправленное по совершенно фантастическому адресу в «главное управление концентрационных лагерей», тем не менее попало по назначению. 8 октября 1943 года начальнику Тюменского РО НКВД направляется указание: «Вызовите гр-ку Селихову EР. и согласно приказа N 00515 от 11Л/-39г. сообщите ей, что … Селехов (так в тексте) Павел Иванович осужден тройкой УНКВД на 10 лет лишения свободы и в настоящее время содержится в особо-режимных лагерях без*права переписки и свиданий».
На обороте документа пометка: «26.10.43 Селиховой объявлено. Нач. РО НКВД майор госбезопасности Мухин».
И еще одна выписка — из внутренней переписки между службами НКВД — «О конфискации же имущества, принадлежащего Селихову, решения Тройки нет».’
Получив устное «разъяснение», согласно совершенно секретному циркуляру N00515, Eлена Романовна Селихова смиряется. Но остались дети. И остались в том же нелепом положении. А может быть, они просто наивны и верят пропаганде «б самом справедливом обществе и его стерильно чистых вождях»? Верят и пишут:
«Николай Иванович!
Мы, ученицы г. Тюмени, школы N 1, VIII кл. «А»: Кохма;. Мария, Селихова Eвстолия и Чал-кова Изида желаем вступить в ряды ВЛКСМ. Но ввиду того, что отцы наши арестованы органами НКВД по неизвестной нам причине, мы не имеем возможности вступить в ряды комсомола. Желание быть комсомолками наше велико. Мы хотели стать политически грамотной и полезной молодежью.
Имеем ли мы право вступить в ряды ВЛКСМ? Мы очень просим вас ответить…»
Одна из трех — дочь Павла Ивановича Селихова. А Николай Иванович, которому адресовано письмо, это, конечно, Н.И. Eжов, нарком внутренних дел, генеральный комиссар государственной безопасности. Письмо в Москве было получено и переслано со всей бюрократической старательностью в Омск. И стали даже собирать справки о судьбе Селихова, Кохмана и Чалкова, но рухнул Eжов, были расстреляны его ставленники на местах, и видимо, Мария, Eвстолия и Изида так и не дождались высочайшего разрешения вступить в комсомол…
Без комсомола они, кажется, смогли обойтись. Но решить проблему с домом по улице Коммуны, 14 им, уже взрослым, замужним, было необходимо.
(Окончание следует).